Другие восьмистрочия - Алексей Борисович Черных

выть, оскорблять и бранить

Всех в этой пыльной таверне.

Где эти братья по разуму, где?

С кем допивать мне пиво?

Только талдычить о Караганде

Не стоит — и так тоскливо.

* * *

Самому себе скальпелем можно-де

Оперировать раны душевные,

Отделять напрочь опухоль ложного,

Резать глупости каждодневные.

Только как бы самолечением

Не создать рецидив/осложнение

И не пасть в глубину аберрации

От душевно-моральной кастрации.

* * *

Если жизнь своими тарифами

И невзгодами разнедужится,

Если думы запенятся рифмами

И идеи размытые вскружатся, —

Сочиняй, не похлопывай ушками,

Коль уж мысль биением взболтана.

Ведь у каждого третьего Пушкина

Быть должно своё истое Болдино.

* * *

Усталый мир затих без сил,

На много миль

Умолкли рощи, наступил

Сосновый штиль.

Застыли сосны и един-

ственный дубок,

Не шевельнутся ни хвоин-

ка, ни листок.

…Нам сказано: что было, то и будет,

Что делалось, то сделается вновь —

Нет нового под солнцем! Если ж люди

Укажут вам на что-то: вот-де новь! —

Не верьте им, всё ранее случалось

В седых веках, что были прежде нас.

Нет нового под солнцем? Что ж, осталось

Искать другие солнца в этот раз.

* * *

Ветер, делающий

Из стылого лета осень,

Словно ведающий,

Что наши души просят,

Словно знающий

Глубины непостоянства,

Отрезвляющий

После вчерашнего пьянства.

* * *

Порой не стоит каждый чих

И ворох мыслей разлихих

Вплетать в свой скороспелый стих,

Но коль изыдет,

Фонтан из рифм не заткнуть,

Тогда, теряя смысл и суть,

Прёт зарифмованная жуть

И не пресытит.

* * *

Снег, вальсирующий в свете фонаря,

Появляется и исчезает, словно

Он живёт и он очерчен ровно

Блеском лампы в небе января.

Словно бы за кругом света нет

Да и не бывает искр снега,

Кружащегося с извечной негой

Только там, где есть не тьма, но свет.

* * *

Да, не Ассоли мы, к нам не плывут

Алые паруса,

Нашему прЫнцу вполне подойдут

Белые — за глаза.

Пусть даже серые — только б приплыл

В лунную-лунную ночь.

Бог не Ассолями нас сотворил,

Пусть, но без прЫнцев невмочь.

* * *

Вечер стал тихим — когда не считать

Автомобильный гул.

Звёзды пропали — отправились спать?

Или ушли в отгул?

Сонные тучи отнюдь не мрачны,

Лик их слегка водянист.

Выхлоп машин не отравит весны —

Воздух надеждами чист.

* * *

По подмороженным троллеям,

Шипя и весело искря,

Троллейбус мчит, не сожалея

Дней уходящих января.

Весну не скорую пророча,

Из подворотен прёт февраль.

День стал длиннее, ночь — короче.

Но зимней ночи мне не жаль.

* * *

Стоит в ультрафиолете

Лучше рассмотреть

Спутавшую всё на свете

Тленной жизни сеть.

Зрение в иных частотах

Может подсказать,

Как на скользких поворотах

Жизни газовать.

* * *

Острым взглядом в никуда,

Поглощая вечность,

Смотрит суперерунда

В супербесконечность.

Но не так уж всё у нас

Суперерундово,

Ведь в начале каждый раз

Остаётся слово.

* * *

Трансформируем в позитив

Сушнячок и мигрень бесшабашную —

Тот естественный негатив,

Что в наличии после вчерашнего.

Минералка, ядрёный рассол

И на бледный рассвет медитация.

Новый год наступил: он пришёл —

Я живой. Выхожу из прострации…

* * *

Трудно насладиться до конца

Летним вечером и летней ночью.

Облаков едва заметных клочья,

Месяца взошедшего ленца.

Чистых звуков глубина и даль,

Лёгкий шелест чуть заметных сосен.

Август он такой, почти как осень,

Но не осень. И его мне жаль.

* * *

Добавим-ка мы градусу,

Чтоб было всё по-русски:

Еще пол-литра на душу

С веселенькой закуской,

С солёненьким огурчиком,

Грибочками хрустящими,

С девчонкою фигурчатой,

Компанией галдящею.

* * *

Когда бы знать, что завтра будет!

Когда бы постелить соломку

На место то, где волей судеб

Мы с вами грохнемся неловко!

Когда бы знать! Но не известно,

Где нас судьба исколошматит.

Стогов соломы повсеместных

На все падения не хватит.

* * *

Мы утром, вечером, и днём,

И ночью во грехе живём.

Ведь всё, что столь приятно нам,

Увы, относится к грехам.

Но если переоценить

Грехов краснеющую нить,

То можно каждый мелкий грех

Считать за подвиг и успех.

* * *

Подправлю я потом слова,

Пока же вывалю потоком

Тот ворох мыслей, что едва

Образовался кособоко,

Несвязно и отдельно от

Потуги здравого сужденья…

И этот ворох правка ждёт,

Он может стать стихотвореньем.

* * *

За три часа до октября

Сентябрьская гроза,

Озона запахи даря,

Разверзла небеса.

Посуетилась, полила

Дождём на белый свет

И, горемычная, ушла,

За беглым летом вслед.

* * *

Сегодня выпал первый снег,

Едва прикрыв листву увядшую

Ковром пушистым лёгких нег.

Он — чистый, её — падшую…

И побелевшая земля,

Отбросив прошлые терзания,

Взяла свой старт опять с нуля:

От чистоты — до увядания.

* * *

Господня воля может принуждать,

А может — совпадать с мечтой поэта

Глобальный труд на все века сверстать

И получить приятности при этом.

А может, впрочем, зрения лишить…

Но чтобы эта воля не послала,

То можно и, не видя текст, творить.

Гомеру ж слепота не помешала.

Скрой кристаллик любви средь запы́ленных книг,

Тлеть страницы начнут, вспыхнет шкаф на глазах,

Так найди ей иной неприметный тайник,

Скрой её среди звёзд в небесах.

А как будет и небо зарёй сожжено,

Скрой росинкой в сети паутинки лесной.

Если ж места ей в мире найти не дано,

Возврати её — будет со мной.

Зайку бросила хозяйка…

А. Барто

Всех заек на свете бросают хозяйки,

Хозяйки ведь быстро растут.

И что остаётся разлюбленным зайкам?

Сидят и хозяюшек ждут.

А вдруг они вспомнят, а вдруг не забыли,

Не разлюбили — а вдруг!

Надеются, ждут, покрываются пылью…

Теперь только пыль зайкин друг.

* * *

Покойся с миром, брат-неандерталец,

Увы, твой век был буен, но недолог.

Тебя найдут, и долу вздымет палец

Какой-то бородатый антрополог.

Воскликнет: «Ах, чудесная сохранность,

Какая