откуда же быть в нас мечтам, представлениям? Только смутные думы, инстинкты, желания. Ничего не оставив другим поколениям, поколенья уходят, но просят внимания.
Обращённые в прошлое, где всё неизменчиво, продвигаясь вперёд, мы играем в старателей. Но внимание в прошлом, (там всё неизменчиво!). А в сегодняшнем слушаем речи предателей…
Ничего нам теперь не узнать –
Раз затеяны старые смуты.
То ли выпадет снова страдать,
То ли – воля от новой валюты?
Где, какого узрели врага?
Почему снова мир беспокоен?
То ли Путин свернёт всем рога?
То ли всех забодает биткоин?
Война всех била и кромсала,
Что трудно целое узнать.
Но раны мы не заживляли,
А продолжали растравлять.
И продолжаем. Вражьи страны
Живут, так мы не оживём.
Ведь растравив свои же раны,
Сойдём с ума, потом умрём…
Снова бьют! И снова невесомый,
Не могу понять я ничего.
Снова мир какой-то незнакомый,
Снова я – другое существо.
Жизнь в тяжёлых берцах на планете
Строит технологии, хай-тек,
Виртуальный бустер в интернете,
Нереальный долг всех ипотек.
Нет у показателей значений,
Бесполезна очередь к врачу.
Но от всех ударов и падений
Снова в невесомости лечу…
Ангел мой, бескрылый и крылатый,
Раненый и плакавший навзрыд.
Ангел мой, ни в чём не виноватый,
Никого, ни в чём не обвинит…
Что нам делать сейчас: изменять ли привычки
В соответствии с новым решеньем вождя?
Или снова идти в передел и отмычки
Да волыны готовить, подспорья не ждя?
Но столетьями чистят с успехом планету
Ганнибала сменяет другой Ганнибал,
Снова в Канны сзывают рекламы, газеты.
Там потоки валюты, там лютый обвал
Человеческих судеб, играющих в жмурки,
Где кричат ассистенты латентных ослов,
Зазывая всех к урнам. Но только придурки
Добровольно спешат. И не надо им слов.
Что нам делать теперь, залезать ли в подполье
И крепчайший оттуда достать самогон?
Ах, какое теперь растечётся раздолье,
После всех этих урн и согласья сторон?
Я забыл размер стихотворенья…
Что я вру! Не помнил никогда.
Просто пел. И это моё пенье
Украшало все мои года.
Просто пел! Но поздно или рано,
Находил легко волшебный строй,
Как не ищут клавишу баяна
Как смычок согласен со струной.
А сейчас какие оправданья?
Лишь рубцы израненной души
Заболят от чудного звучанья
Голоса поэзии в глуши…
Улетишь, улетела и снова вернёшься?
Всё стучишь в моей клетке грудной,
Птица красная, снова и снова ты рвёшься
И не хочешь остаться со мной.
Что нам делать в ночи? Или степью морозной
Сиротливо пройти до холма.
И смотреть, ожидая как Млечный и звёздный
Тоже взглянут на нас. Так с ума
Много раз я сходил. Как теперь возвратиться?
Остаётся одно нам с тобой,
Улететь в небеса, моя красная птица,
Раз не хочешь остаться со мной…
На стыке гор, на стыке впадин,
У не кочующих границ,
Плоды крупнее виноградин
Рельефней лепка разных лиц.
Здесь воля больше, чем свобода,
Здесь лёд и пламень во плоти,
Такая мощь в чертах природы,
Что Бог здесь замер на пути…
Родина! Мы едем за границу –
В многолюдный, солнечный, Китай,
Водку пить, работать, кушать пиццу,
Всякому отстёгивать на «чай».
Нашим детям будет незнакомо:
Челноки, баулы. Что ещё?
Потому и едем мы из дома,
Чтобы дома было хорошо.
Тяжела ли шапка Мономаха, и достиг ли цели Герострат?
Если руки задрожат от страха, семени скорее «Свят, свят, свят!»
Ночью собирается охрана в заведеньях разных ночевать.
Петухи, проснувшиеся рано, не дают охранникам поспать.
Хорошо, что двери закрывают, хорошо, что есть у них ключи.
Очень ритуально досыпают, зомби с наркоманами в ночи.
Полстраны из стали и бетона накрывает полихлорвинил.
Униформы, бутсы и жетоны… Кто, кого закрыл и защитил?
Пропускают в залы секьюрити, не проскочит мимо даже мент,
Дети знают слово «извините», это слово знает президент.
Напиши на полихлорвиниле яркие и сочные стихи…
В Африке есть чёрные гориллы, красные – в России петухи.
Мальчики, играющие в траве
Белый Пушкин по небу плывёт. Высоко плывёт над ковылями.
Вот он не вписался в поворот, и поплыл с другими облаками.
Мальчики и кони в ковылях, а над ними – лица, бакенбарды.
Плавно проплывают в облаках то ли Пушкин, то ли Леонардо.
Мальчики лежат в густой траве. А в траве зелёный человечек
Думает о странном существе, не кузнец – рифмованный кузнечик.
Кто рихтует эти существа, кто рисует странные портреты?
У коня большая голова… Кто бы дал советы и ответы…
Пушкин. Лукоморье. Умный кот. Ожиданье радостного фарса.
Пушкин не вписался в поворот. Будем ждать Чуковского и Хармса.
Будет там весёлый старичок надрывать животик свой от смеха,
И плясать жучок и паучок… Вот какая вышла здесь потеха!
Мы заложники времени этих вождей.
А зачем ложным людям часы?
Безымянное тело без всяких идей
У запретной лежит полосы….
Чем ты дышишь живой, безответный чувак,
И бормочешь о чём на часах?
Ты поставлен как самый последний дурак,
Там, где кнопки у всех в головах.
Там и «Выкл», и «Вкл» – там путь и расклад:
Подойдут и нажмут. И пойдёшь.
Ничего своего! Голосуешь и рад,
Что нажмут твою кнопку, как вошь…
Не гляди, не гляди на меня патриот,
Я не тот, кто тебя обучал,
Точно зная, что он эти кнопки нажмёт.
Ты не ври, что об этом не знал.
Говорят на дворе уже май,
В рубашонках бегут ребятишки.
Выходи, мой ровесник, встречай
Солнце мая, берись за делишки.
Что за сила пригнула тебя,
И закрыла от солнца и мая?
И сидишь, никого не любя,
И себя обмануть не желая…
Ну вставай же, себя обмани,
И скажи, что ты молод и весел,
Не храни в себе грусть, не храни.
Ах, зачем ты свой мир занавесил?
О точности и поэтах
Известно: всё
