Бесплодно в стенах изнывает.
«Нет, полно, — вскричал он, — начну жить и я
Без радостей жизнь да не вянет.
Пускай замолчит моей грусти змея
И сердце мне грызть перестанет.
Бегу из монашеских душных я стен,
Как вор, проберуся на волю,
И больше, о нет, не сменяю на плен
Свободную, новую долю».
Суров инквизитор великий сидит,
Теснятся кругом кардиналы,
И юный преступник пред ними стоит,
Свершивший проступок немалый.
Он бегство затеял из монастыря
И пойман был с явной уликой,
Но с сердцем свободным, отвагой горя,
Стоит он, бесстрашный, великий.
Вот он пред собраньем ведет свою речь,
И судьи, смутяся, робеют,
И стража хватается гневно за меч,
И сам инквизитор бледнеет.
«Судить меня смеют, и кто же, рабы!
Прислужники римского папы
Надменно и дерзко решают судьбы
Того, кто попался им в лапы.
Ну что ж! Осудите меня на костер,
Хвалитеся мощью своею!
Но знайте, что мой не померкнется взор,
Что я не склоню свою шею!
И смерть моя новых борцов привлечет,
Сообщников дерзких, могучих;
Настанет и вашим несчастьям черед!
Над вами сбираются тучи!
Я слышал: в далеких германских лесах,
Где всё еще глухо и дико,
Поднялся один благородный монах,
Правдивою злобой великий.
Любовию к жизни в нем сердце горит!
Он юности ведает цену!
Блаженства небес он людям не сулит
Земному блаженству в замену!
А вы! Ваше время давно отошло!
Любви не вернете народа,
Да здравствует свет, разгоняющий зло!
Да здравствует наша свобода!
Прощайте! Бесстрашно на казнь я иду.
Над жизнью моею вы вольны,
Но речи от сердца сдержать не могу,
Пускай ею вы недовольны».
На сердце песни, на сердце слезы,
Душа страданьями полна.
В уме мечтанья, пустые грезы
И мрак отчаянья без дна.
Когда же сердце устанет биться,
Грудь наболевшая замрет,
Когда ж покоем мне насладиться
В сырой могиле придет черед?
В шумном вихре юности цветущей
Жизнь свою безумно я сжигал,
День за днем, стремительно бегущий,
Отдохнуть, очнуться не давал.
Жить как прежде больше не могу я,
Я брожу как охладелый труп,
Я томлюсь по ласке поцелуя,
Поцелуя милых женских губ.
Злобный гений, царь сомнений,
Ты опять ко мне пришел,
И, желаньем утомленный, потревоженный и сонный,
Я покой в тебе обрел.
Вечно жить среди мучений, среди тягостных сомнений —
Это сильных идеал.
Ничего не созидая, ненавидя, презирая
И блистая, как кристалл.
Назади мне слышны стоны, но свободный, обновленный,
Торжествующая пошлость, я давно тебя забыл;
И, познавши отрицанье, я живу, как царь созданья
Средь отвергнутых могил.
Много в жизни моей я трудов испытал,
Много вынес и тяжких мучений,
Но меня от отчаянья часто спасал
Благодатный, таинственный гений.
Я не раз в упоеньи великой борьбы
Побеждаем был вражеской силой
И не раз под напором жестокой судьбы
Находился у края могилы.
Но отчаянья не было в сердце моем,
И надежда мне силы давала.
И я бодро стремился на битву с врагом,
На борьбу против злого начала.
А теперь я, наскучив тяжелой борьбой,
Безмятежно свой век доживаю,
Но меня тяготит мой позорный покой,
И по битве я часто вздыхаю.
Чудный гений надежды давно отлетел,
Отлетели и светлые грезы,
И осталися трусости жалкой в удел
Малодушно-холодные слезы.
Я всю жизнь отдаю для великой борьбы,
Для борьбы против мрака насилья и тьмы.
Но увы! Окружают меня лишь рабы,
Недоступные светлым идеям умы.
Они или холодной насмешкой своей,
Или трусостью рабской смущают меня,
И живу я во мраке не видя лучей
Благодатного, ясного, светлого дня.
Но меня не смутить, я пробьюся вперед
От насилья и мрака к святому добру,
И, завидев светила свободы восход,
Я спокоен умру.
