Камило Песанья
© Перевод Е. Витковский
«Жестокий страх томит меня во сне…»
Жестокий страх томит меня во сне,
Вольна душа и мается раздором:
Дрожу перед грядущим приговором
И сетую о проходящем дне.
Страх безысходный, совладать с которым,
Сколь ни терзаюсь, не под силу мне:
Я лишь могу в вечерней тишине
Пространства проницать печальным взором.
Затем, что, эту боль забыть спеша,
Безумною становится душа,
Негармонической, а это значит,
Что без страданья — сердца просто нет.
Так неделимы солнце и рассвет,
Который, наступая, тяжко плачет.
«Ты повстречался посреди дороги…»
Ты повстречался посреди дороги
И показался чем-то мне сродни.
Я произнес: — Приятель, извини,
Отложим-ка на час-другой тревоги:
И путь далек, и так истерты ноги.
Я отдохнул — ты тоже отдохни:
Вином одним и тем же искони
Здесь путников поит трактир убогий.
Тропа трудна,— да что там, каждый шаг
Невыносим, и жжет подошвы, как
Последняя дорога крестных пыток...
По-своему толкуя об одном,
Мы пили, каждый плакал над вином —
И в кружках наших был один напиток.
«Орнаментальные кирасы, шлемы…»
Орнаментальные кирасы, шлемы —
Татуировки на моей груди...
Два льва крылатых, щит, а посреди —
Букет фиалок, главный знак эмблемы.
Таков мой герб... На четверти одной,
На красном поле в золоте — лилея,
А на другой, серебряно белея,
Та дева, что повелевает мной.
Цель: дерзновение и жажда чести...
Девиз: рыданье бесконечной вести
О вечности в кладбищенской тени...
Орлы чернеют, крылья гордо вскинув,
Пифоны[145] борются — и все они
Обрамлены гирляндой безантинов[146].
Покойный комик произносит спич,
В партере — хохот... Возникает сильный
Загробный запах, тяжкий дух могильный —
И мне анахронизма не постичь.
Сменился валик: звуки баркаролы,
Река, нимфеи на воде, луна,
Мелодия ведет в объятья сна
И уплывает в тинистые долы.
Сменился валик снова: трелью длинной
Живой и терпкий аромат жасминный
Рожден,— о, эта чистая роса...
Завод окончился,— и поневоле
Ушли в туман кларнетов голоса.
Весна. Рассвет. О, дух желтофиолей!
«Опавшая листва еще нежна…»
Опавшая листва еще нежна,
Покуда вянет по холмистым склонам,
Гася последним отсветом зеленым
Моих очей несытых пламена...
Приди, из белизны — под полог брачный:
Недаром ветви сбросили наряд;
Приди! Мои глаза тебя хотят
Запечатлеть невинной и прозрачной.
Так обезумел ежевичный куст,
Стремящийся нежнейшей из иголок
Твоих коснуться ярко-алых уст!..
Одежды плещут, на ветру шурша…
Приди! Из белизны! Ко мне под полог…
Камелия, воздушная душа…
«Стройнейшая встает из лона вод…»
Стройнейшая встает из лона вод
И раковиной правит, взявши вожжи.
О, эта грудь желанна мне до дрожи…
И мысль о поцелуе к сердцу льнет.
Я молод, я силен, — ужели мало?
К чему же стыд? Как грудь твоя бела…
Ты Смерти бы противостать могла,
Когда б ее достойною считала.
О гидра!.. Удушу тебя… Когда
Падешь ты, мной повержена в буруны,
И потечет с твоих волос вода,—
То, от любви спеша к небытию,
Я наклонюсь, как гладиатор юный,
И дам тебе познать любовь мою.
«Окончен бой, и вот моя отрада…»
Окончен бой, и вот моя отрада:
Я наконец один, на островке.
Сплошную зелень вижу вдалеке,
Все зелено — пока хватает взгляда.
И вы, мои былые корабли,
Зачем пускались прежде в путь неблизкий?
Скажите мне — алмазов звездных снизки
И слитки лун златых! — куда везли?
Зачем несчастья хлынули лавиной?
Кто дерзким штурмом крепость взял мою —
И покорил ее с отвагой львиной?
Сколь счастливы погибшие в бою!
Вам снятся берега, вам нет возмездья,
В глазах открытых ваших спят созвездья…
«Кто изорвал мое льняное полотно…»
Кто изорвал мое льняное полотно,
Что я берег себе для смертного обряда?
Кто вытоптал мои цветы у палисада
И повалил забор с цветами заодно?
Кто злобно разломал (о, ярость обезьянья!)
Мой стол, к которому привык я так давно?
Кто разбросал дрова? И кто разлил вино
Мое, не дав ему дойти до созреванья?
Мать бедная моя, шепчу я со стыдом,
В могиле пребывай! Руиной стал мой дом…
Тропа ведет меня к последнему ночлегу.
Не надо более входить ко мне под кров,
О, призрак матери… О, не бреди по снегу
Ночною нищенкой под окна хуторов.
«Расцвел зимой шиповник по ошибке…»
Расцвел зимой шиповник по ошибке,
Но холод быстро заявил права.
Ты беспокойна? Где твои слова,
Что были так обманчивы, так зыбки?
Вот мы бредем неведомо куда,—
Воздушному стоять недолго замку.
Твои глаза в мои вошли, как в рамку,—
Как быстро стала в них видна беда!
Снежинки над тобой и надо мной
Меж тем акрополь строят ледяной,
Мир одевая пологом печальным,—
О, этот снег, похожий на фату!..
Зачем сегодня небеса в цвету
И хмелем осыпают нас венчальным?
«Был в этом дне пустых страданий след…»
Был в этом дне пустых страданий след.
День солнца, солнцем залитый до края!..
Сиял холодным пламенем стилет…
День солнца, солнцем залитый до края!..
День ложной радости, дарившей свет.
С улыбкой доцветали георгины…
Шли пилигримы, давшие обет.
С улыбкой доцветали георгины…
О день, которому подобных нет!
Блестящий… Тусклый… Все-таки блестящий!..
День, сохранивший знанья стольких лет…
День, пустотой какому — равных нет!
Спокойный, ироничный менуэт…
Блестящий… Тусклый… Все-таки блестящий!..
«Уходит осень, скоро холода…»
Уходит осень, скоро холода…
Ветра, листву последнюю листая,
Смеются, осень! Синева густая,
И свет, и солнце, и в реке вода…
Беги, речная, светлая вода,
От взгляда моего, в пространстве тая;
Куда влечешь меня, тоска пустая?
Скажи, пустое сердце, ты куда?
Колышьтесь же, волос бессмертных пряди,
Сверкайте же, средь синевы излук
Ее глаза на чистой водной глади…
Куда спешишь, тоски моей недуг?
И долго движутся в речной прохладе
Видения ее прозрачных рук…
Плачьте, о ноты
Виолончелей!
Вспышки, длинноты,
Долгие взлеты
Дремных качелей…
Вспыхнули струны —
Белые дуги…
Прямо в буруны
Дикие шкуны
Рвутся в испуге.
В резком стаккато
Срывы все чаще…
Это расплата:
У водоската
Омут кипящий!..
Звездные тайны
Веют прохладой…
— Стеньги да райны[147]…
Воздух бескрайный
Над балюстрадой!
Тяжесть дремоты…
Бездны ущелий…
— Плачьте, о ноты
Горькой заботы
Виолончелей.
