Крапива
Наша русская крапива
Очень добрая крапива!
Обожжешься — ненадолго,
И простишь ее за это.
От тропической крапивы
Ноги сводит в лихорадке,
Кровь течет без останову,
А отсюда делай вывод:
— Человека ей не жалко!
Наша русская крапива
Обожжет и пожалеет,
Кости в бане пораспарит!
Вот бы в тропики такую,
Все бы людям было легче!
Сердце катится, как горошина,
Через просеку, через гать.
Помогите мне, люди хорошие,
Все хорошее увидать.
Доведите до тихой деревеньки,
До седатого мудреца.
Вяжет он вдохновенные веники,
Мечет мудрые взгляды с крыльца.
— Здравствуй, дедушка! —
Тихо поклонится,
Свесит бороду с темных перил.
— Где же притчи твои и пословицы?
— Вместе с бабкой в могилу зарыл.
И нахмурится и затучится,
И дымком задымит голова.
— Побеседуем?
— Не получится!
— Что так, дедушка?
— Спят слова!
Дальше двинусь
То полем, то по лугу,
Где осока и белоус.
Ну, а самое главное — по людям,
Я от них красоты наберусь!
На ленинском мраморе снег отдыхает,
Он послан с далеких планет.
И кажется — снег потихоньку вздыхает,
Что Ленина нет.
Снежинки касаются мрамора нежно
И тихо грустят.
Но что тут поделаешь — смерть неизбежна,
А годы летят!
А время, как маятник, тихо шагает,
Ветрами эпохи сквозя.
И Красная площадь вполне понимает,
Иначе нельзя!
О будущее! Ты реально конкретно,
Как воздуха свежий глоток,
И все мы и смертны, и лично бессмертны,
И есть у нас общий итог.
Снежинки над мрамором кружат и вьются,
И песню неслышно поют,
И Ленину тихо в любви признаются,
На верность присягу дают!
Россия моя ближняя,
Россия моя дальняя,
Январская, белая, лыжная,
Назначь мне скорее свидание.
Я выйду! Над прутьями голыми,
Над зимними завихреньями
Я сердце, как яркое полымя,
Отдам тебе без промедления.
Ну как же иначе сыновнюю
Любовь передать? Мне неведомо!
И нежная и суровая,
Она мне завещана дедами.
Россия моя снежная,
Россия моя сугробная,
Ты — радость моя безбрежная,
Ты — горе мое огромное.
Ты красное, красное солнышко,
Ты родина мудрого Ленина.
Как крепко прижалась ты к ребрышкам
И как от меня неотъемлема.
Выйду на поле, руки раскрылю,
А потом с косяком журавлей
Облечу я родную Россию
И подслушаю песни полей.
Я и сам-то их знаю немало,
И они не забыли меня.
Мне их ласково мать напевала
И крестьянская наша родня.
Полечу я над клеверным полем,
Буду хвастать в крылатом строю:
— Эй, журавушки! Чуете, что ли,
Люди песню запели мою.
На земле подпою им, счастливый,
Чтобы песня росла и росла,
Чтоб поэзия с плугом и нивой
Никогда не теряла родства!
Уж сколько лет по-матерински
Скорбят седые обелиски,
А рядом в поле зреет рожь
И веселится молодежь.
Ну, кто ее за то осудит?
Кто кровь горячую остудит?
Пусть молодость поет и любит,
И пусть всегда, всегда так будет!
Где снайпер не давал промашки,
Смеются белые ромашки,
Где говорил всесильный тол,
Там дружное гуденье пчел.
Там я хожу и восклицаю
И откровенно отрицаю:
— Долой войну на все века! —
И рву ромашки для венка.
И возлагаю их к подножью.
И тишина стоит над рожью,
В овраге ручеек журчит,
И жаворонок не молчит!
Я связан с землею дождями, дорогами,
Желаньями делать большие дела,
Заборами, пряслами, огородами,
Где тыква зеленый подол подняла!
Я связан с землею закатами, зорями,
Которые плавят свой горн золотой,
Не кто-то иной, а они мне позволили
И песни слагать, и дружить с красотой.
Я связан с землею и плугом и пашней,
Гуденьем машин, ранним криком рессор,
Земля укоризненно вспомнит вчерашний
Мой день, если я его брошу, как сор.
Я связан с землею певучестью слова,
Железом насыщенных жилистых руд
И той нестареющей, вечной основой,
Названье которой — работа и труд!
Песня русская — это просторы,
По которым всю жизнь мне идти.
Это батюшка-Дон у Ростова,
Это матушка-Волга в пути.
Песня русская — это пастуший,
Росный, радостный, ранний рожок.
Только встань на минуту, послушай,
Заведешься, как новый движок.
И пойдешь, полетишь над полями,
Где притихла кормилица-рожь,
И подружишься с соловьями,
И как иволга запоешь.
Песня русская — ветер и парус,
Даль невиданная досель,
Это молодость, это не старость,
Это май, это зелень земель.
Песня русская — не голошенье,
Не дебош, не надрывная грусть,
Это тихое разрешенье
Рядом сесть и в глаза заглянуть.
Все она своим сердцем объемлет.
Ей и двадцать и тысяча лет.
Песню русскую, русскую землю
Так люблю, что и слов больше нет!
В туче было что-то недоброе,
Что-то явно грозящее, злое,
Что-то безжизненное, холодное,
И собралась-то она не от зноя.
Темной ночью образовалась,
Злобы достаточно накопила,
Словно вор, под окошко подкралась,
Черными крыльями небо закрыла.
В час неожиданно-неурочный
Всех известила она, что явилась,
Перепугались июньские рощи,
Поняли сразу, что это немилость.
Молнии мечутся, падают градины
В травы, которые солнышком нежены,
Листья расчетливо тучею ранены,
Клумбы помяты, пионы повержены.
Туча-разбойница, что ты наделала?
Кто научил? Чья ты на небе спутница?
Не отвечает. Молчит черно-белая,
Как на скамье подсудимых преступница!
Ходит старушка-смерть в черном платье,
Черной клюкою стучит по могилам.
— Спите? —
Никто не проронит ни слова.
— Эк разобиделись? Знать не желают!
Всем по квартире дала я бесплатно,
Хоть бы сказали за это спасибо, —
Сходит смерть по ступеням кладбища,
К людной дороге, к шоссе, где машины.
— Сколько живых-то, — беззубо смеется, —
Всех приберу, всем ресницы закрою! —
Вышла старуха-смерть к полустанку,
Рельсы холодные перешагнула,
Мимо нее пронеслась электричка,
А машинист погрозился из будки:
— Мать, задавлю! —
А она ухмыльнулась:
— Кто кого, милый, еще неизвестно!
