Ознакомительная версия.
Кто еще среди родных осин был? Если поглядеть немного вбок, мы увидим главный русский символ – круглый говорящий Колобок. Скромный, наметенный по сусекам, маленький, с кокосовый орех, – как он схож с российским человеком, бойко укатившимся от всех! Бабу с дедом кинувши жестоко, на любые козни несмотря, он ушел от запада, востока, Ленина, язычества, царя; в разные углы боками тычась, грязью и легендами оброс. Сбросил он любую идентичность, и куда он катится – вопрос. Прежде он лоснился, процветая, но усох, как почва здешних мест. Вот он докатился до Китая. Может быть, Китай его и съест.
Вообще же с символом проблема. Может, это я мозгами слаб – но какая все-таки эмблема выразить Отечество могла б? Что мы воплощаем, Боже правый, что с явленьем нашим мир обрел, если даже наш орел двуглавый выглядит как комнатный орел? Горькая, медведь, матрешка, тройка, Сталин, диктатура, колбаса, спутник, балалайка, перестройка – все уже пустые словеса. Все, кто не уехал и не спился, – вечное родное большинство, – видят, что ни в чем не стало смысла, и уже привыкли без него. Господа и мыслящие дамы, и бомонд, достигший степеней, – все не знают, кто мы и куда мы.
Так что пусть Незнайка. Он верней.
Но пипочку,
но пипочку,
но пипочку сберег!
В стране, довольно много имеющей от Бога, на глобусе занявшей значительный кусок, имелись огороды, леса, поля и воды, отдельные свободы и Химкинский лесок. Простые обыватели, строители, читатели, в спецовке ли, в халате ли, в веселье и тоске, – копали огороды, плевали на свободы и ели бутерброды в означенном леске.
Но тут на их обитель – хотите ль, не хотите ль – явился истребитель такого бардака: две маленьких головки, два хвостика-морковки, четыре бледных бровки и твердая рука. «Вы все погрязли в кале без властной вертикали, имущество раскрали, добро ушло в песок» – и отняли свободы, а также огороды, леса, поля и воды, и Химкинский лесок. «Спокойно! Меньше звона!» – сказали полдракона. «Но мы друзья закона!» – ввернул его дружбан. «С землею разберемся, свободой подотремся, а в Химках вместо леса построим автобан».
Захваченный народец не стал плевать в колодец: ведь собственная шкура привычна и близка. Он отдал огороды, и воды, и свободы, но – русская натура – им стало жаль леска! «Мы очень понимаем, что важный план ломаем, – их плач поплыл над краем, протяжен и высок. – Несчитанные годы мы жили без свободы, возьмите нефть и воды – оставьте нам лесок!»
«Дождетесь вы разгона, – сказали полдракона. – Еще во время оно вы отдали права. Верховное хлебало на вас теперь плевало!» – И важно покивала вторая голова.
От этаких подколок ответный кипеж долог. Взволнованный эколог устроил марш-бросок, разбил в лесу палатки, устроил беспорядки, но отразил нападки на Химкинский лесок. Сбежались журналисты, потом антифашисты, жежисты, анархисты, церковник с образком – одних арестовали, другим накостыляли, но третьи не давали разделаться с леском. Страна у нас такая: владыке потакая, хоть два родимых края народ отдать горазд, но в споре о немногом он вдруг упрется рогом и скажет перед Богом, что это не отдаст. Возьмите нефть и газы, сапфиры и алмазы, и прежние указы, и волю, и семью – и бабу, и бабульку, и рыбу барабульку, но малую фитюльку не трогайте мою! Легко и бестревожно мы сдали все, что можно, наружно, и подкожно, и дальше, до кости; нам не нужна ни пресса, ни призрак политеса, но Химкинского леса не отдадим, прости.
Дракон ногами топал, потом крылами хлопал, швырял вертушку об пол, катался по Кремлю – но, испугавшись рубки, поджал четыре губки, подумал про уступки и молвил: «Уступлю».
Не умаляю, други, я доблестной заслуги. На ваши я потуги взираю со слезой: и как, скажи на милость, мы так переменились, так быстро провалились в глубокий мезозой?! И впрямь – ликуй, держава, чернея от пожара, отсчитывая ржаво бессмысленные дни, без права, без прогресса, без замысла, без веса…
Но Химкинского леса не отдали они.
Мегалидер, который рулит королем, из Хабаровска едет в Читу за рулем по российской суглинистой глуби. Тот, кто верит мелодиям местных сурдин, может предположить, что он едет один, но имеется ролик в Ю-Тубе. Это ролик, что местным любителем снят: мужики вдоль обочин друг друга теснят (лица бодрые: тронешь – зарежем) и с улыбчивым матом, с каким, говорят, выходил к поездам партизанский отряд, неотступно следит за кортежем.
А кортеж, доложу я вам, – это кортеж. По Сибири такой не катался допрежь. Так езжали, поди, богдыханы, да и те по сравнению с нами отстой. Для начала по трассе, с рассвета пустой, проезжает машина охраны. За охраной менты, за ментами спецсвязь (представляете, если б она прервалась? Все правительство – без властелина!). А за ними, под дружное «Ишь!» партизан, молодежная, желтая, как пармезан, мчит премьерская «Лада Калина».
А за ней – ФСБ, ФСО и ФАПСИ: если даже премьера комар укуси – он останется тут же без носу. Вслед за тем, в окруженье своих холуев, поспешают начальники местных краев, приготовившись бодро к разносу. Специально для них, разрази меня гром, едет несколько «скорых» со всяким добром, от наркоза и до вазелина! И автобус ОМОНа, набитый людьми, чтоб не вышло избытка народной любви. И резервная «Лада Калина».
Вслед за ними, с брезентом на крепких бортах, – грузовик с населеньем, откормленным так, чтоб лицо благодарно лоснилось: сплошь простые крестьяне, от древних основ, затвердившие сотню пронзительных слов про верховную светлость и милость. Есть и жалобы с грустным качаньем бород: то дожди иногда, то грибов недород; три-четыре тревожащих факта, чтобы в ту же секунду вмешался премьер – детский сад, например, комары, например; но покуда справляемся как-то. А за ними, мигалкою сплошь осиян, грузовик пирожков от простых россиян: их могло бы хватить до Берлина; а за ними, готовно собрав вещмешки, едет рота солдат – охранять пирожки; и еще одна «Лада Калина».
Вслед за тем – журналистов проверенный пул, разговаривать, чтобы премьер не заснул: скукота на пустующей трассе! Ни попутчиков, ни госсовета тебе, десять раз переслушана группа «Любэ» (группа «ЧайФ» выжидает в запасе). Телегруппа нацелила свой бетакам. Вслед за нею – охрана, чтоб бить по рукам, если местная грязь, или глина, или пьяный народ со своим пирожком в предусмотренный кадр забредает пешком. И четвертая «Лада Калина».
Будто мало охраны на каждом шагу – мчит отряд МЧС, возглавляем Шойгу, если вдруг чрезвычайное что-то. Десантирован шефом в таежную гать, мчит отряд молодежи, чтоб лес поджигать и тушить его тут же, для фото. Вслед за ними отряд несогласных везут, несогласные в ужасе ногти грызут – в их автобусе едет дубина; это шоу развозят во все города – «вот что будет с решившим пойти не туда».
И контрольная «Лада Калина».
Боже, сон ли я вижу? Когда я проснусь? Едет вся бесконечная путинорусь, вся бранжа, говоря по-хазарски; растекается солнечный блик на крыле, позабытый Медведев скучает в Кремле – он остался один на хозяйстве. Едет питерских стая, ЛУКОЙЛ и «Газпром»; ровно столько народа, чтоб тесным кольцом окружать своего исполина и попискивать, теша его маскулин; и десяток проверенных «Лада Калин».
Что ни «Лада» у них, то «Калина».
А страна по обочинам – те ж, да не те ж, – наблюдает с ухмылкой, как этот кортеж заползает в таежную осень, и втихую картинки кладет в интернет.
«Русь, куда же ты едешь?» – спросил бы поэт.
Мы же знаем куда. И не спросим.
Сегодня президенту сорок пять. Шлю поздравленье скромному титану. Хоть с полукруглой датой поздравлять не принято, но круглой ждать не стану. Поэты ведь не просто так свистят – мы в будущее смотрим глазом вещим: боюсь, когда вам будет пятьдесят, поздравить будет некого и не с чем. В две тысячи пятнадцатом году – поверите ли, это очень скоро, – вы прочно обоснуетесь в ряду политиков не первого разбора. Я сам же ошибиться буду рад, но ошибаюсь редко, как Тиресий [24] . Доверят возглавлять наукоград, пошлют послом – да мало ли профессий! И год-то будет, в общем, непростой. Я опишу его, не обессудьте. За оттепелью следует застой, но оттепели не было, по сути; уже Олимпиада позади, она была триумфом вертикали, и в море оползет того гляди все то, чего по Сочи навтыкали; но зрелище случилось – первый сорт. Весь мир смотрел, не отрывая взгляда. Бюджета нету – все ушло на спорт, – но населенью, в общем, и не надо. Премьер вернулся на двенадцать лет, посулы громки, ожиданья жутки – виновником же всех народных бед объявлен тот, кто правил в промежутке: он либерал, он распустил страну, он блогеров избаловал и прессу, он отпустил на волю Бахмину и дал отсрочку Химкинскому лесу, пришла эпоха взрывов, буйных драк, потом он об Лужкова ноги вытер – при нем, короче, был такой бардак, что в Госсовете все ходили в «Твиттер»! Свобода, блин. Прикольно было жить. Державу до того поразрушали, что добровольцам изредка тушить горящие деревни разрешали, и вообще он ставленник Семьи. Боюсь в такую будущность смотреть я, но вдруг как годы лучшие свои припомню ваше я четырехлетье?! Земля суровой кажется подчас, но и она желанна, если тонешь. Глядишь, заностальгируем по вас. Подумать страшно, Дмитрий Анатольич.
Ознакомительная версия.
