Сентябрьская молитва
Золотится проседь
В изумрудных прядях.
Вся природа просит
Солнца Христа ради.
Завывает грозно
Вихрь, как рой осиный.
Молятся берёзы,
Клёны и осины.
И природы длани
Свет кропит осенний…
Вслед за увяданьем
Будет воскресенье!
С замираньем сердца солнца ждали мы.
Первый лучик ярко заалел
Над степными болдинскими далями.
Сад встряхнулся и повеселел.
Рассвело. Тепло почти по – летнему,
Только позолота на листах.
Разгулялись яркие отметины
Света на дорожках и прудах.
Облака купают косы белые
В неоглядном лоне синевы.
Яблоки антоновские спелые
Падают в объятия травы.
Выберу большие, желтобокие,
Кисловатой мякоти вкушу,
Напитаюсь солнечными соками
И по саду тихо поброжу.
Пошепчусь я с клёнами, берёзами,
Душу без утайки обнажу.
Не стихами, так хотя бы прозою
О своей любви им расскажу.
Листьев невесомые кораблики
Плыть пущу по быстрому ручью.
Вновь отведать болдинские яблоки
Сяду на дерновую скамью:
Наливные, аппетитно хрусткие —
Средоточье вдохновенных сил.
И по вкусу, и по духу русские —
Вот за что их Пушкин так любил!
Солнце на холстине синевы.
Чуть колышутся, проснувшись, нивы.
Слышен шелест шёлковой листвы —
Шепчутся взволнованные ивы.
У природы лживых нет речей:
Всё здесь просто, чисто и красиво.
Пред иконой болдинских полей
Приклонюсь смиренно, молчаливо.
На душе покой. Вдали Москвы
Помолюсь я в сладостном забвенье
И прощу завистливой молвы
Злобное, но тщетное шипенье.
Музыка Шопена в Болдинском парке
Когда гляжу, как листья жёлто – красные
С деревьев падают на воду тёмную,
Волнуя гладь озёрную атласную,
Я слышу музыку Шопена томную,
Задумчивую, чувственную, страстную.
В её аккордах – радости, страдания,
Превратности любви и наслаждения,
Несбыточные тайные мечтания
И жизнь души, не знающая тления,
И красота, и бренность Мироздания.
Зимний вечер в Михайловском
Стоят заиндевелые берёзки
У Сороти вдоль белых берегов.
Играют дивно радужные блёстки
На волнах распушившихся снегов.
В саду, в застылой липовой аллее,
Сгущается лиловый строй теней,
И облака – ожившие камеи —
Глядят на землю через вязь ветвей.
В Михайловском нисходит зимний вечер.
Сугробы голубеют под окном,
И солнце алым светом издалече
Струится в невысокий барский дом,
Где Пушкин некогда, усевшись на диване,
В морозных синих сумерках читал
Свои стихи любимой старой няне,
И огонёк свечи слегка дрожал
От звуков голоса его певучих.
Сияла ярко творчества звезда…
Мелодии прекрасных тех созвучий
Всё явственней слышны нам сквозь года.
Поёт доселе пушкинская лира!
Душою гений жив, он с нами, здесь!
И не умолкнет до скончанья мира
Его стихов живительная песнь.
Поэт молчал. Им овладело
Виденье женщины прекрасной —
И робкой, и предельно смелой,
И целомудренной, и страстной.
Близка и далека безмерно,
Она казалась в лунном свете
Почти земной и эфемерной,
Живущей на иной планете.
В ней – радость дня и нежность утра,
Грусть вечера, томленье ночи.
Наивно, как дитя, и мудро
Она взглянула прямо в очи.
Поэт узнал её, и Муза
Дохнула в сердце дерзновенно.
Молчанья разрешились узы,
Кровь бурно заиграла в венах,
И песня сердца зазвучала
Не на заказ, не на потребу…
Поэта Муза вдохновляла
Послушницей прекрасной Неба.
Усадебный старинный пруд
И островок уединенья —
Любви бесхитростный приют…
Лирического вдохновенья
Ручьи берут своё начало
В именье славных Ганнибалов —
В Петровском… Тишина. Простор.
Вдали от гомона столицы
Звучат над чашами озёр
Лишь струны пушкинской цевницы.
Парк в Тригорском празднует весну
Звонким щебетом небесных птах.
И подобен терпкому вину
Аромат черёмух. На прудах —
Облака весенних конфетти
Из легчайших белых лепестков.
Чайка величавая летит
Над водой посланницей веков.
Незабудок синих островки
В нежно – изумрудных струях трав —
Нотки поэтической тоски
В серенаде пушкинских дубрав.
Ветер дышит всё спокойней.
Ночка майская светла.
Месяц встал над колокольней
И глядится в купола.
Утопает в цвете вишен
Монастырь в Святых Горах.
Звук молитв полночных слышен.
Эхо их – в иных мирах.
Над могилою поэта
Пролегает Млечный путь.
В волнах голубого света
Лес колышется чуть – чуть
И озёра серебрятся.
Струи Сороти тихи…
А душе поэта снятся
Гениальные стихи.
Облака, облака!
Велика, высока
Поднебесная ваша обитель.
Облака, облака!
Сквозь года и века
Вы летите, летите, летите…
Облака, облака!
Синь небес широка
В озарённом лучами зените…
Облака, облака!
Ваша суть глубока,
Вы – меж прошлым и будущим нити.
Облака, облака!
Быстротечна река,
По которой плывёте вы в Вечность.
Облака, облака…
Жизнь людей коротка
И, как эта река, бесконечна.
Отражают Вечность
Горние озёра —
Те, что человечьим
Недоступны взорам.
Но увидеть можно
Их духовным оком,
Если воле Божьей
Следовать глубоко.
Только научиться
Этому непросто —
Смежила зеницы
Грешных дел короста.
Чтобы дал водицей
Бог напиться горней,
Надобно молиться
Чисто, непритворно
Сердцем, отрешённым
От земных соблазнов,
Дабы, усмирённый,
Смолк лукавый разум.
И тогда неспешно
Бог откроет взорам
Вместо тьмы кромешной
Горние озёра.
Буран позёмками злыми
Засыплет след на снегу.
Морская волна нахлынет —
Сотрёт след на берегу.
Повеет ветер в пустыне —
Сравняет след на песках.
В душе Божий след – святыню —
Не смоет Времён река.
Бутоны искуса
Приятного вкуса,
Их рвут без оглядки.
Цветы его сладки,
Но только вначале,
Плоды же – печали.
Как будто бы дала природа
Безмолвия святой обет.
Прудов не колыхнутся воды,
Небесный отражая свет.
Не шелохнутся ни травинка,
Ни веточка, ни лепесток,
Ни золотая паутинка,
Ни распустившийся цветок.
Вот так и ты смирись пред Богом
И помолчи, душе моя.
Безмолвье говорит так много —
В нём ключ к познанью бытия.
Хребты величавые горные,
Всегда неприступные, гордые,
Века для вас – словно мгновения.
Незримо нам ваше движение,
Породы незыблемы твёрдые.
Хребты величавые горные,
В просторы глядящие горние,
Для Господа ваше рождение,
Падение и возвышение —
Как будто живое волнение
В сезоны штормов моря Чёрного.
Хребты величавые горные,
Неведомы думы вам скорбные,
Но нет в этом мире бессмертия,
Меняют вас тысячелетия,
И воле Господней покорны вы.
Задумчиво Москвы – реки теченье.
В нём отражается весь мир вокруг,
И по своим законам отраженья
Живут. Размыты плавных струй движеньем
Леса, холмы, деревни, чистый луг,
Берёзы белые, в садах криницы,
Ткань неба, палантины облаков,
Монастыри и площади столицы,
Громады зданий и людские лица,
И улочки старинных городков,
И арматура кранов корабельных…
Всё тихо, будто в бытии чужом,
Всё смешано в подтёках акварельных,
Но жизни вкус, отнюдь не карамельный,
Не отражён зеркальным миражом.
Жизнь не изящный пируэт
И далека от пасторали.
Душа несётся по спирали
Вверх или вниз? Чей силуэт
Маячит там, в конце туннеля?
Архангела? Иль Люцифер,
В нас пулями искуса целя,
Ввергает в бездны адских сфер?
Душе моя, не обманись!
В движенье к Истинному Свету
Храни крещения обеты,
Не соскользни оплошно вниз.
Молись, когда златым накалом
Ослепят ложные огни.
И Крест свой ни в большом, ни в малом,
Душе моя, не урони.
