РОГ, ЧАША, СПИРАЛЬ
Явись, Пракситель! Раковине — жемчуг
И перламутр, а розе — аромат
И цвет верни, — и мы с природой квиты…
Но отчего так ноет и щемит?
И где оно: горячее дыханье
Неведомого… лепесток, блаженно
Отогнутый, и гул морской волны?
Я помню майский день, немного хмурый.
Поодаль южное лежало море.
Курортный город с розовой мечетью
В полуденной дремоте нависал
Над голым пляжем. Белое вино
Стаканами из бочки продавали.
Кричали чайки, пес бежал бочком.
Мы шли вдвоем у линии прибоя,
И спутница, внезапно наклонясь,
Рукою загорелой подняла
Кембрийское витое изваянье,
Моллюска галактическое лоно,
Спиралью свернутое…
С отбитым краем и в густой пыли,
Оно еще и цвет былой хранило,
И чувственным дышало. — Это чаша, —
Она промолвила, — и рог сатира,
И розы лепесток, и минарет —
Всё разом!.. — И глаза ее сверкнули.
Тогда ей было двадцать с небольшим.
Зато и уязвим, зато и хрупок
Молитвенный сосуд и нежный храм.
Он раскрывается навстречу ласке,
В нем солнце собрано, в нем дремлет время
Жемчужное. Любви и зова предков
Вместилище, он ритму подчинен,
И будущим загадочным насыщен.
8 января 1999
* * *
Те двое никогда не разлучались
И были счастливы, твердит молва.
Под свастикой, в сороковые годы
Они свой век в Париже доживали…
Разлука долгая с любимым человеком —
Другая степень счастья. Эпос в ней,
Собою полнясь, в зеркальце глядится
Лирическое — и высокий храм
Над бедной повседневностью возводит.
Ты трудишься для будущего. Радость,
Как спящая красавица, забылась
Столетним сном, она себя не помнит
И пребывает в грезе мировой.
Всё это в толк сейчас возьму — и сяду,
И напишу банальное письмо.
— Уж месяцы, — я напишу, — родная,
В разлуке мы. Я очень одинок.
Скучаю. Старюсь. Пью амонтильядо.
Затворничаю, сторонюсь людей,
Скуплюсь, копейки жалкие считаю,
Немногим артистическим друзьям
Внушая ужас, если не гадливость
(о женщинах и вовсе промолчу).
Не часто, но гуляю. Англичане
Умеют парки разбивать. В них белки
Почти ручные. Всадницы в аллеях
Гарцуют весело, воздушный змей
Под облаками пляшет — и не мальчик,
А зрелый муж рукою знатока
Его полетом важно управляет,
Другой несёт к пруду модель фрегата
С оснасткой правильной, — меж тем как я
Под мягкий шум велосипедных шин
Бреду, припоминая нашу встречу
Воображаемую — ту, что станет
Вершиной жизни… —
Что творит разлука!
Очищена от немощи мечта —
И вечное в минутном проступает.
Духи, помада или дым табачный
Не искажают облика души.
Свободная от времени, от пыли,
От слабостей и горестей людских,
Она парит, и скудная реальность
Неловким словом счастья не спугнет, —
И не увидит пошлый соглядатай
Мою богиню с носовым платком.
Пигмалион — разлуке долгой имя.
Случайное художник даровитый
Отсеивает, важное — лелеет,
Вынашивает, пестует — и счастьем
Считает. Такова же и она.
Решусь, пожалуй, молвить и другое:
Елена и Людмила хорошеют
В чужих стенах, в плену. Парис и Черномор,
Как рифма, замыкают совершенство.
Без них и жизнь невнятна, и сюжет.
февраль 1999
* * *
Жизнь мельчает — и, знаешь ли, это
Хорошо… Устаёшь искушать
Колдовство хартфордширского лета,
Незаслуженным счастьем дышать.
Меж дубов, тополей, ежевики,
Черепичных темнеющих крыш
Происходят душевные сдвиги
Ты не в первый момент различишь.
Смысла жизни искал ты, трудился,
Купола к небесам возводил,
Что ж теперь не у дел очутился,
Словно кто-то тебя пристыдил?
И советчица, та, что копила
Дни твои, — даже та не слышна.
Оттого ль и убрали стропила,
Что теперь уж за дверью она?
Но зато — ни соблазнов кромешных,
Ни обид… Осеняют твой кров
Черный дрозд и скворец-пересмешник,
Обитатели здешних краев.
1997
* * *
Умрём — и английскою станем землёй,
Смешаемся с прахом Шекспира,
Навеки уйдём в окультуренный слой
Прекраснейшей родины мира.
Флит-стрит благодарной слезой напою.
В насмешку предавшей отчизне
Мы счастливо прожили в этом краю
Остаток погубленной жизни.
Обиды забудем и злобу простим
Малютам ее туповатым, —
Да всходит на острове злаком простым
Кириллицей вскормленный атом.
7 октября 1995
* * *
Н. Б.
Или влюблён, иль беден — одно из двух.
То и другое мимо — стихам конец.
Жалок самодовольный. Мельчает слух.
Золото жухнет. Тает его венец.
Тем и другим дарит счастливца судьба.
Редкостная удача, одна в сто лет.
Этот кричит: наука! другой: борьба!
Третий с рулеткой дружен. А ты — поэт.
20 марта 1999
И. З.
К тебе, о князь наук, к тебе, Зевес Зельвенский,
Из милой Англии глубинки деревенской
На финских чартерных тащусь перекладных,
Французским коньяком подхлестывая их.
Мне долгий разговор мечтается о многом:
О том, чем стали мы под неусыпным оком
Судьбы, в ее садах, не баловавших нас,
Где дремлет твой Лаплас, пасется мой Пегас.
Мы полных тридцать лет не виделись с тобою.
Изрядная скрижаль испещрена резьбою,
Но хоть и пышными легендами полна,
А сыщутся на ней и наши имена.
Припомним школу мы — ту, 52-ю,
Враждебную стране, где нынче квартирую,
Советским кумачом да строгим Ильичом,
Где всё же чувствовалось: это — ни при чем.
Важнее вставочки, повапленные парты,
Онегин, аш-два-о и контурные карты,
Большой проспект, река, веселый майский день,
Косичка с бантиком, фуражка набекрень...
И ты, я думаю, признаешь: мы — оттуда.
У счастья нашего шальная амплитуда,
Поскольку девять муз водились в том краю
И нам нашептывали истину свою —
И в классных комнатах она перебродила.
Как хочешь: что-то ведь особенное было
В деревьях и камнях тех дней! благая весть?
Иль Золушка в слезах язычествует здесь?
Я родиной моей не назову Россию.
Язык мне отчий дом. Вошла в его стихию
Европа с кляксами младенческих чернил.
За Пушкиным Гюго меня воспламенил.
Не враками и ты увлекся, но пространством
Алгебраическим, живым картезианством
Значений пристальных, аттической игрой,
Где дух главенствует, а торжествует — строй.
И славно, что молва о нас оповестила
Околицу небес. Мы, вольные светила,
Кометами меж звезд блуждаем и планет,
Но в этой жизни нам еще не скучно, нет!
1 июня 1998
ПЕРЕЛОЖЕНИЯ С АНГЛИЙСКОГО
ЛЮБОВЬ
(ИЗ ДЖОРДЖА ГЕРБЕРТА, 1593–1633)
Любовь объятья мне раскрыла — в страхе
Отпрянул я: лежал на сердце грех.
Ужель душе, коснеющей во прахе,
Вкусить Любви возвышенных утех?
Но та, что руку мне дала, спросила
С участием: — Что грудь тебе стеснило? —
— Не мне, — воскликнул я, — твои лобзанья!
Неблагодарный пес, убогий тать,
Дерзну ли очи на тебя поднять,
Алкать посмею ль твоего внимания? —
Но та, кем полнилась душа моя,
Промолвила: — Кто судит, как не я? —
— Ты в помраченьи! Совесть, о Создатель,
Гнетёт меня. Позволь забиться в щель! —
Но та в ответ: — Не я ли твой предстатель?
Твою беду пресуществить не мне ль?
Сядь и отведай моего вина. —
И я послушался — и пил до дна.
(1994)
ФИЛОСОФИЯ ЛЮБВИ
(ИЗ П. Б. ШЕЛЛИ, 1792-1822)
Струе источника любезны воды рек,
А рекам — океан безбрежный;
Ветра небесные сплетаются навек
В порыве ласки нежной.
Ничто в отдельности не хочет пребывать.
Всему положено судьбою
Родниться, смешиваться, брать и отдавать, —
Зачем не нам с тобою?
Не втуне ведь Монблан целует небеса,
И две волны, обнявшись, мчатся.
