На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ!
Сирень – сладострастья эмблема.
В лилово-изнеженном крене
Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий
пушок…
Мороженое из сирени, мороженое из сирени!
Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей-богу, похвалишь,
дружок!
1912. Сентябрь
О, Лилия ликеров, – о, Creme de Violette![3]
Я выпил грез фиалок фиалковый фиал…
Я приказал немедля подать кабриолет
И сел на сером клене в атласный интервал.
Затянут в черный бархат, шоффэр – и мой
клеврет -
Коснулся рукоятки, и вздрогнувший мотор,
Как жеребец заржавший, пошел на весь простор,
А ветер восхищенный сорвал с меня берэт.
Я приказал дать “полный”. Я нагло приказал
Околдовать природу и перепутать путь!
Я выбросил шоффэра, когда он отказал,-
Взревел! и сквозь природу – вовсю и как-нибудь!
Встречалась ли деревня, – ни голосов, ни изб!
Врезался в чернолесье, – ни дерева, ни пня!
Когда б мотор взорвался, я руки перегрыз б!..
Я опьянел грозово, все на пути пьяня!..
И вдруг – безумным жестом остолблен кленоход:
Я лилию заметил у ската в водопад.
Я перед ней склонился, от радости горбат,
Благодаря за встречу, за благостный исход…
Я упоен. Я вещий. Я тихий. Я грезэр.
И разве виноват я, что лилии колет
Так редко можно встретить, что путь без лилий сер?.
О, яд мечты фиалок, – о, Creme de Violette…
1911
Как мечтать хорошо Вам
В гамаке камышовом
Над мистическим оком – над бестинным прудом!
Как мечты сюрпризэрки
Над качалкой грезэрки
Истомленно лунятся: то – Верлэн, то – Прюдом.
Что за чудо и диво!-
То Вы – леди Годива,
Через миг – Иоланта, через миг Вы – Сафо…
Стоит Вам повертеться,-
И загрезится сердце:
Все на свете возможно, все для Вас ничего!
Покачнетесь Вы влево,-
Королев Королева,
Властелинша планеты голубых антилоп,
Где от вздохов левкоя
Упоенье такое,
Что загрезит порфирой заурядный холоп!
Покачнетесь Вы вправо,-
Улыбнется Вам Слава
И дохнет Ваше имя, как цветы райских клумб;
Прогремит Ваше имя,
И в омолненном дыме
Вы сойдете на Землю, – мирозданья Колумб!
А качнетесь Вы к выси,
Где мигающий бисер,
Вы постигнете тайну: вечной жизни процесс,
И мечты сюрпризэрки
Над качалкой грезэрки
Воплотятся в капризный, но бессмертный эксцесс!
Дылицы
1911
Вы прислали с субреткою мне вчера кризантэмы -
Бледновато-фиалковые, бледновато-фиалковые…
Их головки закудрились, ароматом наталкивая
Властелина Миррэлии на кудрявые темы…
Я имею намеренье Вам сказать в интродукции,
Что цветы мне напомнили о тропическом солнце,
О спеленатых женщинах, о янтарном румянце.
Но японец аляповат для моей репродукции.
А потом мне припомнился – ах, не смейтесь!-
констрактор,
И боа мне понравилось из маркизных головок…
Вы меня понимаете? Я сегодня неловок…
О, в поэзах изысканных я строжайший редактор!
Не имею намеренья, – в этот раз я намерен,-
Вас одеть фиолетово, фиолетово-бархатно.
И – прошу Вас утонченно! – прибегите Вы в парк
одна,
У ольхового домика тихо стукните в двери.
Как боа кризантэмное бледно-бледно фиалково!
Им Вы крепко затянете мне певучее горло…
А наутро восторженно всем поведает Пулково,
Что открыли ученые в небе новые перлы…
1911
Шампанского в лилию! Шампанского в лилию!-
Ее целомудрием святеет оно.
Мignon с Escamilio! Migrion с Escamilio!
Шампанское в лилии – святое вино.
Шампанское, в лилии журчащее искристо,-
Вино, упоенное бокалом цветка.
Я славлю восторженно Христа и Антихриста
Душой, обожженною восторгом глотка!
Голубку и ястреба! Ригсдаг и Бастилию!
Кокотку и схимника! Порывность и сон!
В шампанское лилию! Шампанского в лилию!
В морях Дисгармонии – маяк Унисон!
1912. Октябрь
Где свой алтарь воздвигли боги,
Не место призракам земли!
Мирра ЛохвицкаяВ Академии Поэзии – в озерзамке беломраморном -
Ежегодно мая первого фиолетовый концерт,
Посвященный внешним сумеркам, посвященный девам
траурным…
Тут – газеллы и рапсодии, тут – и глина, и мольберт.
Офиалчен и олилиен озерзамок Мирры Лохвицкой.
Лиловеют разнотонами станы тонких поэтесс,
Не доносятся по озеру шумы города и вздох людской,
Оттого, что груди женские – тут не груди, а дюшесс…
Наполняется поэтами безбородыми, безусыми,
Музыкально говорящими и поющими Любовь.
Золот гордый замок строфами, золот девушками
русыми,
Золот юным вдохновением и отсутствием рабов!
Гости ходят кулуарами, возлежат на софном бархате,
Пьют вино, вдыхают лилии, цепят звенья пахитос…
Проклинайте, люди трезвые! Громче, злей, вороны,
каркайте!-
Я, как ректор Академии, пью за озерзамок тост!
1911
ЭТО БЫЛО У МОРЯ
ПОЭМА-МИНЬОНЕТ
Это было у моря, где ажурная пена,
Где встречается редко городской экипаж…
Королева играла – в башне замка – Шопена,
И, внимая Шопену, полюбил ее паж.
Было все очень просто, было все очень мило:
Королева просила перерезать гранат;
И дала половину, и пажа истомила,
И пажа полюбила, вся в мотивах сонат.
А потом отдавалась, отдавалась грозово,
До восхода рабыней проспала госпожа…
Это было у моря, где волна бирюзова,
Где ажурная пена и соната пажа.
1910. Февраль
Постигнуть сердцем все возможно
Непостижимое уму.
К. ФофановБесшумно шло моторное ландо
По “островам” к зеленому “пуанту”.
И взор Зизи, певучее рондо,
Скользя в лорнет, томил колени франту…
Хрустит от шин заносчиво шоссе,
И воздух полн весеннего удушья,
В ее душе – осколки строф Мюссэ,
А на лице – обидное бездушье.
Зизи, Зизи! Тебе себя не жаль?
Не жаль себя, бутончатой и кроткой?
Иль, может быть, цела души скрижаль.
И лилия не может быть кокоткой?
Останови мотор! сними манто
И шелк белья, бесчестья паутину,
Разбей колье и, выйдя из ландо,
Смой наготой муаровую тину!
Что до того, что скажет Пустота
Под шляпками, цилиндрами и кэпи!
Что до того! – такая нагота
Великолепней всех великолепий!
1910. Февраль
В шумном платье муаровом, в шумном платье
муаровом
По аллее олуненной Вы проходите морево…
Ваше платье изысканно, Ваша тальма лазорева,
А дорожка песочная от листвы разузорена -
Точно лапы паучные, точно мех ягуаровый.
Для утонченной женщины ночь всегда новобрачная…
Упоенье любовное Вам судьбой предназначено…
В шумном платье муаровом, в шумном платье
муаровом -
Вы такая эстетная, Вы такая изящная…
Но кого же в любовники? и найдется ли пара Вам?
Ножки плэдом закутайте дорогим, ягуаровым,
И, садясь комфортабельно в ландолете бензиновом,
Жизнь доверьте Вы мальчику, в макинтоше
резиновом,
И закройте глаза ему Вашим платьем жасминовым -
Шумным платьем муаровым, шумным платьем
муаровым!..
1911
Я вскочила в Стокгольме на летучую яхту,
На крылатую яхту из березы карельской.
Капитан, мой любовник, встал с улыбкой на вахту,-
Закружился пропеллер белой ночью апрельской.
Опираясь на румпель, напевая из Грига,
Обещал он мне страны, где в цвету абрикосы,
Мы надменно следили эволюции брига,
Я раскрыла, как парус, бронзоватые косы.
Приставали к Венере, приставали к Сатурну,
Два часа пробродили по ледяной луне мы.
Там в саду урны с негой; принесли мне в сад урну.
На луне все любезны, потому что все немы.
Все миры облетели, все романсы пропели,
Рады были с визитом к самому Палладину…
А когда увидали, что поломан пропеллер,
Наша яхта спустилась на плавучую льдину…
1911
М-МЕ SANS-GENE
РАССКАЗ ПУТЕШЕСТВЕННИЦЫ
Это было в тропической Мексике,-
Где еще не спускался биплан,
Где так вкусны пушистые персики,-
В белом ранчо у моста лиан.
Далеко-далеко, за льяносами,
Где цветы ядовитее змей,
С индианками плоско-курносыми
Повстречалась я в жизни моей.
Я гостила у дикого племени,
Кругозор был и ярок, и нов,
Много-много уж этому времени!
Много-много уж этому снов!
С жаркой кровью, бурливее кратера,
Краснокожий метал бумеранг,
И нередко от выстрела скваттера
Уносил его стройный мустанг.
А бывало пунцовыми ранами
Пачкал в ранчо бамбуковый пол…
