Владимир Маяковский - Том 8. Стихотворения, поэма, очерки 1927

В нашем хозяйстве —
         дыра за дырой.
Трат масса,
     расходов рой.
Поэтому
    мы
у своей страны
      берем взаймы.
Конечно,
    дураков нету
даром
       отдавать
      свою монету.
Заем
  поэтому
      так пущен,
что всем доход —
        и берущим
            и дающим.
Ясно,
  как репа на блюде, —
доход обоюден.
Встань утром
      и, не смущаемый ленью,
беги
  к ближайшему
        банковскому отделению!
Не желая
    посторонним отвлекаться,
требуй сразу
      — подать облигаций!
Разумеется,
     требуй
        двадцатипятирублевые.
А нет четвертного —
         дело плевое!
Такие ж облигации,
        точка в точку,
за пять рублей,
      да и то в рассрочку!
Выпадет счастье —
участвуешь в выигрыше
           в пятой части.
А если
   не будешь молоть Емелю
и купишь
    не позднее чем к 1-му апрелю,
тогда —
   от восторга немеет стих —
рассрочка
    от четырех месяцев
            и до шести.
А также
   (случай единственный в мире!)
четвертные
     продаются
         по 24,
а пятерка —
     по 4 и 8 гривен.
Словом:
   доходов — ливень!
Этот заем
     такого рода,
что доступен
     для всего трудового народа.
Сидишь себе
     и не дуешь в ус.
На каждый рубль —
         гривенник плюс.
А повезет,
     и вместо денежного поста —
выигрываешь
      тысяч до полуста.
А тиражей —
      масса,
         надоедают аж:
в год до четырех.
        За тиражом тираж!
А в общем,
     сердце радостью облей, —
разыгрывается
      до семнадцати миллионов рублей.
На меня обижаются:
         — Что ты,
              в найме?
Только и пишешь,
        что о выигрышном займе! —
Речь моя
    кротка и тиха:
— На хорошую вещь —
           не жалко стиха. —
Грядущие годы
      покрыты тьмой.
Одно несомненно: на 27-й
(и то, что известно,
        про то и поём)
— выгоднейшая вещь
         10% заем!
  

Знай
  о счастии своем.
Не сиди, как лодырь.
Мчи
  купить себе
        заем
нынешнего года.
Пользу
   в нынешнем году
торопитесь взвесить.
Деньги
   вам
     процент дадут
ровно рубль
     на десять.
Зря копейку не пропей-ка.
— Что с ней делать? — спро́сите.
В облигации
     копейка
в непрерывном росте.
Про заем
    несется гул,
он-де
      к общей выгоде,
выиграв
    себе
      деньгу,
вы
 хозяйство двигаете.
Выше,
   звонче голос лей,
в небе
  надо
     высечь:
выигрыш
    от ста рублей
до
 полсотни тысяч.
Чуть наступят тиражи —
не волнуйся,
     не дрожи.
Говорил
   про наш тираж
с человеком
     сведущим:
ра́з не взял —
      не падай в раж,
выиграешь
     в следующем.
Тыщу выиграл
      и рад,
от восторга млею.
Ходят фининспектора,
обложить не смеют.
По заводам
     лети,
песенная строчка:
если
  купит коллектив,
то ему
   рассрочка.
Как рассрочили
         платеж
на четыре месяца —
по семье
   пошел галдеж:
все
  с восторга бесятся.
Шестьдесят копеек есть,
дальше
   дело знаемо:
в коллектив спешите внесть
в счет
      покупки займа.
Чтоб потом не плакать
            год,
не расстроить нервы вам,
покупайте
     с массой льгот
до
 апреля первого.
В одиночку
     и вдвоем
мчи
  сквозь грязь
         и лужицы.
Это —
   лучший заем
для советских служащих.
Пойте,
   в тыщу уст оря,
радостно и пылко,
что заем
    для кустаря —
прибыль
    и копилка.
Лучших займов
      в мире нет.
Не касаясь прочего,
он
 рассчитан
     по цене
на карман рабочего.
  

Стекались
     в рассвете
         ра́ненько-ра́ненько,
толпились по десять,
         сходились по сто́.
Зрачками глаз
      и зрачками браунингов
глядели
   из-за разведенных мостов.
И вот
      берем
     кто нож,
         кто камень,
дыша,
   крича,
      бежа.
Пугаем
   дома́,
      ощетинясь штыками,
железным обличьем ежа.
И каждое слово
      и каждую фразу,
таимую молча
      и шепотом,
выпаливаем
     сразу,
в упор,
   наотмашь,
        оптом.
— Куда
   нашу кровь
        и пот наш деваете?
Теперь усмирите!
        Чёрта!
За войны,
    за голод,
        за грязь издевательств —
мы
  требуем отчета! —
И бросили
     царскому городу
плевки
   и удары
      в морду.
И с неба
    будто
      окурок на́ пол —
ободранный орел
        подбитый пал,
и по его когтям,
      по перьям
           и по лапам
идет
  единого сменившая
           толпа.
Толпа плывет
      и вновь
         садится на́ мель,
и вновь плывет,
         русло
         меж камня вырыв.
«Вихри враждебные веют над нами…»*
«Отречемся от старого мира…»*
Знамена несут,
      несут
         и несут.
В руках,
   в сердцах
        и в петлицах — а́ло.
Но город — вперед,
            но город —
              не сыт,
но городу
     и этого мало.
Потом
   постепенно
пришла степенность…
Порозовел
     постепенно
         февраль,
и ветер стихнул резкий.
И влез
   на трон
      соглашатель и враль
под титулом:
     «Мы —
         Керенский*».
Но мы
       ответили,
      гневом дыша:
— Обратно
     земной
        не завертится шар.
Слова
   переделаем в дело! —
И мы
     дошли,
     в Октябре заверша
то,
  что февраль не доделал.