Песня четвертая
За лесом за темным
дорога проходит железная,
Над той над железной дорогой
зеленая светит звезда.
По той по железной дороге
быстрое, чем птица небесная, —
Степан Тимофеич видел, —
летят по ночам поезда.
Вагоны проносятся мимо,
сверкая, как радость далекая,
Вагоны проносятся мимо
и тают в тумане, как сны.
Вздыхает Степан Тимофеич,
тоскует душа одинокая,
Да некуда ехать Степану,
да нет у Степана казны;
Да все батраки и батрачки
на свет рождены пешеходами,
И целую жизнь неприкаянно —
навстречу зиме и весне —
Идут эти люди усталые,
бредут со своими невзгодами
По темной Российской империи,
по грустной российской стране.
Их босые ноги изранены,
их буйные головы свешены,
Одёжа покрыта заплатами,
мешки и котомки пусты…
А ты не грусти, Тимофеич,
не вечно же будем мы пешими,
Настанет пора благодатная, —
поедешь, товарищ, и ты.
Твою домовину сосновую
поставят в телегу скрипучую,
Быть может, какая старушка
слезинку смахнет не спеша,
Какой-нибудь дядя степенный
усядется молча за кучера, —
Чего же еще, Тимофеич,
потребовать может душа?
Иди-ка, Степан Тимофеич,
коров собирай да сосчитывай,—
Уже опускается солнце,
пора подвигаться к жилью.
Степан Тимофеич становится
на кочку под куст под ракитовый,
Степан вынимает из сумки
кленовую дудку свою.
И дудка запела кленовая
о той ли о гордой красавице,
Что молодцу сердце изранила,
другого нашла жениха…
Крестьянским коровам, наверно,
печальная музыка нравится,
И тихо выходят коровы
на зов своего пастуха.
А дудка поет, разливается,
что жизнь пролетела, промчалася.
Что все-то дороги исхожены,
что пройдены все большаки.
А радость на тех на дорогах
ни разу еще не встречалася,
А только на тех на дорогах
царевы стоят кабаки…
Плывут облака белокрылые,
уходят в просторы безвестные,
Березы качаются белые.
закат за рекою горит.
Коровы сошлись полукругом,
стоят и молчат, бессловесные,
А дудка все плачет и плачет,
и плачет, и говорит.
Она говорит-приговаривает,
что больше и маяться нечего,
Что время настало Степану
лежать под сосновым крестом…
И умер Степан Тимофеич
осенним безрадостным вечером
Под тем ли зеленым ракитовым,
под тем ли под частым кустом.
В наследство потомкам осталась
лишь дудка его деревянная,
Да палка еще оставалась,
да новая пара лаптей…
Давно уж сравнялась с землею
могила его безымянная,
Давно заросла, затерялась,
и все позабыли о ней.
Весной на заре
заиграли, запели гармоники,
На все голоса разливаясь,
на все рассыпаясь лады,
Про то, как степями широкими
да ехали красные конники,
Про то, как Семен да Михайлович
просил у казачки воды;
Про то, как врагу-притеснителю
последняя служба отслужена,
Про то, как машину стальную
привел комсомолец в село…
Ты слышишь, Степан Тимофеич, —
то радость твоя обнаружена,
То счастье твое долгожданное
к тебе на могилу пришло.
Вставай же, Степан Тимофеич!
Разбей свою горницу тесную,
С ребятами, с девками вместе
на пашню веди трактора.
Тебе на Ивановской фабрике
соткали рубашку чудесную,
Тебе сапоги приготовили
московские мастера.
Вставай же, Степан Тимофеич!
Заря разгорелась широкая,
Во ржи перепелки запели,
выходит луна за рекой.
Зазноба твоя ненаглядная,
Наташа твоя черноокая,
К тебе на свидание вышла
и машет навстречу рукой.
Вставай же, Степан Тимофеич!
дороги проведены торные,
По тем по дорогам поедешь
в какие захочешь края.
Не серые волки лесные,
не хищные вороны черные,
А всюду, на всех перекрестках,
тебя повстречают друзья.
Вставай же, Степан Тимофеич!
Вставайте, раздетые, босые,
Чьи годы погибли бесследно,
чьи жизни погасли во мгле,
Чьи русые кудри не чесаны,
чьи темные хаты не тесаны,
Чьи белые кости разбросаны
по всей необъятной земле;
Чьи сохли посевы невсхожие,
чьи стежки-дорожки заплаканы,
Над кем напевала родимая:
«Похлебку слезой посолю»;
Кого захлестали нагайками,
кого затравили собаками,
Кого забивали прикладами,
кого загоняли в петлю.
Вставайте, сермяжные пахари,
оратаи вечно голодные,
Взмахните широкими крыльями,
не знавшие взлета орлы!
Весна перед вами раскрыла
просторы свои хлебородные,
Колхозная осень богатая
для вас накрывает столы.
Вставай же, Степан Тимофеич!
Минула пора беспросветная,
Сверкает высокое солнце,
сияет во всех уголках,
И найдена книга великая,
отыскана книга заветная,
И та нерушимая книга
находится в верных руках.
В ее золотые страницы
заложены силы могучие,
И слово ее непреклонное
на свете не знает границ.
Пред ним расступаются горы,
ломаются сосны дремучие,
Пред ним короли-императоры
в смятении падают ниц.
То слово железное сказано.
И руки, над миром простертые,
Зовут угнетенных, истерзанных,
зовут обойденных судьбой.
Вставай же, Степан Тимофеич!
Вставайте, живые и мертвые!
Идите последним походом
в последний, решительный бой!
Проходит ночь. И над землей все шире
Заря встает, светла…
Не умер он: повсюду в этом мире
Живут его дела.
И если верен ты его заветам —
Огням большой весны, —
В своей стране ты должен стать поэтом —
Творцом своей страны.
На стройке ль ты прилаживаешь камень, —
Приладь его навек,
Чтобы твоими умными руками
Гордился человек.
Растишь ли сад, где вечный голод плакал,
Идешь ли на поля, —
Работай так, чтоб от плодов и злаков
Ломилась вся земля.
Услышишь гром из вражеского стана
У наших берегов, —
Иди в поход, сражайся неустанно
И будь сильней врагов!
Какое б ты ни делал в жизни дело.
Запомни — цель одна:
Гори, дерзай, чтоб вечно молодела
Великая страна;
Чтобы, когда в холодные потемки
Уйдешь ты, — слеп и глух, —
Твое бы имя понесли потомки,
Как песню, — вслух.
