Максим Горький - Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период)

О, солнцедатная
Грузинских гор столица,
Оранжерейная мечта теплиц,
В твои загарные востока лица
Смотрю я, царственный Тифлис.

Здесь все — взнесенно, крыловейно.
Как друг —
Стремительная Кура
Поет поэту мне песню лейно,
Что быть стремительным пора.

Ты в час,
Когда восходит солнце,
Взгляни с горы Давида вниз
И улыбайся всем в оконца,
Где розовеется Тифлис.

И сердцем, утром уловленным,
В сиянье горного экстаза
Останься
Вечно удивленным
Перед столицею Кавказа.

Пусть кубок,
Полный кахетинским,
В рунах моих — орла Урала —
Звенит кинжалом кабардинским
И льется Тереком Дарьяла.

Пусть кубок,
Полный южной крови,
Для гостя северного — хмель.
Мне так близки востока брови,
Кан мне понятна в скалах ель.

Урал, Кавказ —
Родные братья
Одной чудеснейшей страны.
Стихийно всем готов орать я
Стихи под перепень зурны[316].

Тифлис, Тифлис,
В твоих духанах
На берегах крутой Куры
Преданья жуткие о ханах
Живут, как жаркие ковры.

Легендой каждой, будто лаской,
Я преисполнен благодарий, —
Я весь звучу
Струной кавказской, —
Звучи ударно, сазандарий[317].

Играй лезгинку!
Гость Тифлиса,
Я приглашаю в пляс грузинку.
Со стройным станом кипариса
Сам стану стройным. Эй, лезгинку!

Играй лезгинку!
В развесели
Я закружился виноградно.
В грузинской дружбе-карусели
Кровь льется в жилах водопадно.
Таши[318]! Генацвале[319]!

Солнцень в солнцень.
Ярцень в ярцень.
Раздувайте паруса.
Голубейте, молодые,
Удалые голоса.
Славьте жизнь
Привольно-вольную,
Голубинную приволь.
Пойте здравицу
Застольную,
Бесшабашную раздоль!

Солнцень в солнцень.
Ярцень в ярцень.
Для венчального дворца
Растворяйте — распахните
Души — алые сердца!
Пусть указан путь
Да будет —
Хоровод звучальных дней!
Друг про друга
Не забудет,
Кто пьет чару
Всех полней!

Солнцень в солнцень.
Ярцень в ярцень.
В песнях, пьяных без вина,
Разгадайте смысл чудесный:
Нам ли юность не дана?

Пойте, крылья огвевейные,
Взгляд бросая в небеса.
Славьте дни разгульно-лейные,
Раздувайте паруса!

Солнцень в солнцень.
Ярцень в ярцень,
Закружилась карусель.
Быстры круги,
Искры други,
Задружилась развесель.
Хабба — абба — хабба — абба,
Ннай-ннай-ннай!
Эй, раскаччивай!
И — ювь.

Комитрагический
Моей души вой
Разливен, будто на Каме пикник.
Долго ли буду
Стоять я живой —
Из ядреного мяса памятник.
Пожалуйста,
Громче смотрите
Во все колокола и глаза, —
Это я — ваш покоритель
(Огонь рожал в устах),
Воспевающий жизни против и за.
А вы, эй, публика,
Только всегда капут
Пригвождали на чугунные памятники,
Сегодня иное —
Живой гляжу на толпу.
Я нарочно приехал с Каменки.
Довольно
Обманывать великих поэтов —
Чья жизнь
Пчелы многотрудней,
Творящих тропическое лето
Там,
Где вы стынете от стужи будней.
Пора
Возносить песнебойцев
При жизни на пьедестал:
Пускай таланты утроятся, —
Чтоб каждый из вас —
Чудом стал.
Я знаю,
Когда будем покойниками,
Вы удивитесь нашей
Изумительной скромности.
А теперь обзываете разбойниками —
Гениальных детей современности.
Чтить и славить
Привыкли вы мертвых,
Наворачивая памятники с галками
(Пусть, мол, садятся галки),
А живых нас —
Истинных, вольных и гордых —
Готовы исколотитъ скалками
Без смекалки.
Какая вы, публика,
Злая да каменная —
Будто у всех внутри зима.
Но, Поэт — один пламенный я —
Разожгу до весны футуризма.
Какая вы, публика,
Странная да шершавая.
Знаю, что высотой
Вам наскучу.
На аэроплане
Летавший в Варшаве, я
Часто видел внизу
Муравьиную кучу.
И никому не было дела
До футуриста-летчика.
Толпа на базарах, в аллее,
У кофеен галдела
Или на юбилее
Заводчика.
Разве нужна
Гениальность наживам,
Бакалейно-коммерческим клубам?
Вот почему
Перед вами живым
Я стою одиноким Колумбом.
Жизнь —
Поэма моя —
Это призрак на миг,
Как на Каме пикник
Иль звено пролетающей птицы.
О, пусть
Из мяса и песен мой памятник
Только единой
Любимой приснится.

Зимний вечер синеюще-белый,
Будто как у любимой боа.
А я парень застенчивый, кроткий, несмелый,
Ей пою — и слова — и слова.

Весь талант мой — моя гибкостройность
Из напевных и творческих слов
И моя небовая покорность
Перед Чудом чарующих снов.

Мой талант — мое детское сердце —
Солнцевейное сердце стихов.
Мое счастье и крест страстотерпца,
Посох мой — у друзей-пастухов.

Зимний вечер синеюше-белый,
Будто как у любимой боа.
А я парень застенчивый, кроткий, несмелый,
Ей пою — и слова — и слова.

Весь талант мой — из слов симфонический
Перезвонный к сердцам карнавал.
Кубок мой навсегда фантастический
Я навеки в словах пировал.

Зимний вечер пушистый и хрусткий,
И скользит и блестит санный путь;
Полумесяц, лимонный и узкий,
Собирается в звездную муть.

Мой талант футуриста-Поэта —
Удивлять вознесением слов,
Жизнь пройдет — пронесется комета,
И останется тайна основ.

И останется тайна томлений,
Песниянных легенд волшебства,
Да останется рыцарский гений
Для любви, для мечты-божества.

Зимний вечер синеюще-белый,
Будто как у любимой боа.
А я парень застенчивый, кроткий, несмелый,
Ей пою опьяненно слова.

Чурли, журчей, бурли, журчей,
И как свинец
Ты Солнце плавь.
Гори жарчей, люби жарчей
Лесную явь,
Лесной игрец.
Не жди. Не стой.
Звени и пой,
Всем изменяй.
И снова пой.
Не стой.
Чурли, журчей, бурли, журчей,
С скалистых глыб
Вались со смехом
И в чернолапах
Диким эхом
Пугай бегущих рыб.
Беги и пой, разгульно пой,
Зови с собой
Играть с Судьбой.
В край неизвестный —
Там туман.
Тот край чудесный —
Там Океан.
Разгульно пой. Бурли, журчи
И солнцепадом
Буди сердца,
Гори жарчей, люби жарчей,
Быстрины жизни
Пусть помнят ярко
Журчея — чурля — игреца.

Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
Полпорции десять копеек, четыре копейки буше[322].
Сударышни, судари, надо ль? не дорого — можно без прении…
Поешь деликатного, площадь: придется товар по душе!

Я сливочного не имею, фисташковое все распродал…
Ах, граждане, да неужели вы требуете крем-брюле?
Пора популярить изыски, утончиться вкусам народа,
На улицу специи кухонь, огимнив эксцесс в вирелэ[323]!

Сирень — сладострастья эмблема. В лилово-изнеженном крене
Зальдись, водопадное сердце, в душистый и сладкий пушок…
Мороженое из сирени! Мороженое из сирени!
Эй, мальчик со сбитнем, попробуй! Ей-богу, похвалишь, дружок!