Эдуард Вениаминович Лимонов известен как прозаик, социальный философ, политик. Но начинал Лимонов как поэт. Именно так он представлял себя в самом знаменитом своём романе «Это я, Эдичка»: «Я — русский поэт».
О поэзии Лимонова оставили самые высокие отзывы такие специалисты, как Александр Жолковский и Иосиф Бродский. Поэтический голос Лимонова уникален, а вклад в историю национальной и мировой словесности ещё будет осмысливаться.
Вернувшийся к сочинению стихов в последние два десятилетия своей жизни, Лимонов оставил огромное поэтическое наследие. До сих пор даже не предпринимались попытки собрать и классифицировать его. Помимо прижизненных книг здесь собраны неподцензурные самиздатовские сборники, стихотворения из отдельных рукописей и машинописей, прочие плоды архивных разысканий, начатых ещё при жизни Лимонова и законченных только сейчас.
Более двухсот образцов малой и крупной поэтической формы будет опубликовано в составе данного собрания впервые.
Читателю предстоит уникальная возможность уже после ухода автора ознакомиться с неизвестными сочинениями безусловного классика.
Собрание сопровождено полновесными культурологическими комментариями.
Публикуется с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
птицы
мелькают пред глазами постоянно
оскаленные птичьи рты
И та вода, что грустно протекает
возле стволов в траве упруго синей
молчит почти. Сидишь бедняга узкий
и с девушкою слабо говоришь
Луна являет её пышность груди
Жара и сырость от неё идёт
Боящимися хладными руками
ты гладишь мягкий водяной живот
И прекращаешь разговор и молча
по ней руками лазишь ослабелый
Она от странных ласк застыла будто
Её с твоим несовместимо тело…
«Грандиозные событья и безумные восторги…»
Грандиозные событья и безумные восторги
растворились во вселенной как могли
Наступило время свечек и воды ночной в канаве
Улыбаешься и тихо — пахнет плохо! — говоришь
И давно оставив малый
свой порыв к небесной школе
где создания лениво
косы вешали на грудь
стоишь в тряпочке суконной
ворожей зеленолицый
Тебя парит, парит, парит
нескрываемо один
«Мерцает в марте лунная деревня…»
Мерцает в марте лунная деревня
Кора надулась, крыши налились
по закоулкам комнат земляных
лежат и дремлют братья травяные
По их мозгам перелетает мышь
Их громко тянет мокрая природа
Они хватают их сестёр во сне
Владеют ими дико своенравно
Вертят их всех. Зовут их, как хотят
Во тьме толкают их на стенку боком
руками части тела мнут подряд
и внутрь тела брызжут своим соком
А те, спустив малиновы чулки
и дышут хрипло так и завывают…
вот так на свете наши мужики
как хорошо, завидно проживают
«Как-то вечером в обнимку…»
Как-то вечером в обнимку
с тёмной тьмою, с тёмной тьмою
и с блеснувшими деревьями
под явившейся Луною
шёл одетый грустно некто
без бородки и в очках,
Огороды огибая,
мостовая в волосах
Он имел желанье кинуть
дом тяжёлый свой, жену
И стопу в столицу двинуть
Там понравилось ему
Но позволено не было
отлучаться вдаль столицы
красной тенью он живёт
и провинция поёт…
«Валентин приближался к оврагу…»
Валентин приближался к оврагу
И овраг на него задышал
Уже синяя тень задремала
уже каменный мост холодал
Он, подошвами землю взрывая,
осторожно спустился на дно
Там ручей тёк мусо́рный, виляя,
Постепенно ставало темно
Под мостом между свай его толстых
загорелся медовый фонарь
и его окружило сейчас же
пятно масла… бумажная гарь
Поднялася на воздух и с криком
разбежались сжигавшие вдруг
кто с платком, кто с железным крюком
возникали рубахи их вдруг
Валентин ощущал в своих туфлях
сырость с холодом напополам
преградила дорогу канава
заросла для гулянья котам
А из тьмы протянулась рука
и его за пиджак ухватила
меня Зося зовут ах тоска!
погуляем вдоль берега, милый
Валентин весь отпрянул долой
Побежал. Но она не бежала
Вылез на́верх… поплёлся домой
Сзади сырость его оставляла
Больше, если гулял, никогда
не спускался в овраг на закате
Вдоль краёв лишь ходил
И встречал иногда
костыли и пиджа́ки на вате
«Ноги двинут листву первертят…»
Ноги двинут листву первертят
на другое уж место положат
Птицы поздние мелко свистят
и тропа прекращается всё же
где в общественном парке темно
в закоулках у стен у заборов
то свети́т одиноко окно
то поляна кружок сидит воров
их занятие в карты игра
они в тёмных пальто и ворсистых
Ты уйдёшь, и сомкнётся куста
и не будет их слышно и видно
Никуда ты совсем не идёшь
А блуждания эти полезны
и, соломы сырой подстелив,
сядешь ты в заросля́х походив
То какой-то вдруг домик… висят
на верёвке рубашки от женщин
Темнота голый ветер верти́т
и рубашки качаются женщин
«А прошлым летом бабушка скончалась…»
А прошлым летом бабушка скончалась
Светилась перед смертью вся
Наутро пироги печь собиралась
муки из кладовой вдруг принеся
Чего это задумала такое
ведь мы вчера уж ели пирога
С картошкою и с мясом, и с повидлом
Всё бегаешь ты, наподобие слуг
И пироги пожарив, отложила
И стала вызывать детей
И каждому по пирогу вручила
и это было так приятно ей
Ещё улыбка краешком держалась
А дети убежали в дальний угол
А бабушка присела, отклонялась
и тихо отошла к своим подругам…
I. «Валентин сегодня к вечеру проснулся…»
Валентин сегодня к вечеру проснулся
Бил осенний неприглядный дождь
Он в окно до пояса воткнулся
Думает, куда ему идти
Мать, с которой жил он одиноко,
тихо и таинственно ворча,
медленно и ласково приносит
ему на́ стол мисочку борща
Сидя и почти что не одетый
и глотая ароматный борщ
Валентин решил идти на вечер
к Катарине ЭР сидеть
Вдев свои тягучие подтяжки
стройный торс в костюмчик заковав,
полил он чуть редкие волосья
эликсиром из ближайших трав
Мать тянула, говорила стой-ка
