Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

Таков закон — простой закон распада:
Небрежная прическа, впалый рот,
И равнодушье рук, и первый лед
Усталого безрадостного взгляда.
Как неуклонно время листопада
Приходит в нашу жизнь из года в год…
Земля под снегом медленно уснет,
И в иней опушатся ветви сада…

О, первые седины тихих дней,
Предвестье спада жизненных страстей,
Осенних листьев осторожный шелест!
Что ж, привыкай, раздумьями томим,
Распознавать туманных далей прелесть
И улыбаться радостям чужим!..

Я видел сон — жемчужин тяжкий град
Мне, старому, на сердце насыпали,
Мне длинный черный саван надевали
И подавали пить дурманный яд.
И, напрягая помутневший взгляд,
Я еле различал сквозь тьму печали,
Что княжий двор стал грудою развалин,
Что каркал ворон и свивался гад…

Какое горе мне на разум пало,
Какая в сердце пенилась Каяла,
Какой тоской душа отягчена…
Ночь лунная блестит росой студеной,
Антенна гнется, как трава-струна,
Все ближе горя цокот предрешенный…

Князь Игорь, очи к небу обратив,
Увидел солнце в пелене туманной,
А Русь далеко за чертой багряной,
И горе черный накликает Див.

Но Игорь-князь бесстрашен и строптив:
«Эй, Русичи! Потешьтесь славой бранной!
Покажем вражьей нечести поганой
Дорогу в море от родимых нив!»

Не любо ль Дону зачерпнуть шеломом!
О, смелый княже! Смерти черный омут
Тебе не страшен — песня зазвенит,
Спасая от забвенья и полона…
Он встал на стременах, а конь храпит,
Ловя ноздрями свежий ветер с Дона.

Весна. Садов цветущих ароматы,
Друзей беседы и душистый чай —
Отдайся им и в сердце не пускай
Щемящих суеверий Поликрата!
Когда душа спокойствием объята,
Не думай, что не вечен мир и рай,
И чем прекрасней счастья светлый май,
Тем злее ночь и тем страшней расплата.

Я утешаю сердце, но, увы —
Под пеплом горьких дум слова мертвы,
Бессонны страхи смутного значенья,
И странен за окном мой темный сад,
Дрожат огни в туманном отдаленье,
И каждый миг тревогою объят…

Я шел домой, предвидя день безделья,
И думал про всегдашний нудный труд.
Как нитка бус, светился Голливуд
В бокалах новогоднего веселья.
Шуршал и шаркал, как на новоселье,
Навстречу незнакомцу праздный люд,
Мороз прибрал за несколько минут
Густую грязь вчерашнего похмелья.
День взаимоприязни воссиял…
Что ж! Совершай привычный ритуал,
Встречай очередного пилигрима!
О юность! Ты надеждами красна!
Гляди ж бездумно и неукротимо
В стаканы розоватого вина!

По кронам сосен величаво-строгий
Проходит шум. В небесной синеве
Темнеют облака. В густой траве
Зелено-буйной путаются ноги…
Вот тут упасть бы прямо у дороги,
Упасть и отдохнуть минуты две —
От ярых псов, от шума в голове,
От низких душ, коварства и тревоги…

И, окунувшись в тихий сумрак сна,
Услышать, что поет еще струна,
Мелодий, рифмы, ритмов переклики…
И вдруг увидеть, что в траве густой
Душистые кораллы земляники
Блестят простой, веселой красотой.

Как просто все в наивных тайнах этих:
Огниво — морякам, больным — хинин,
Пиратам — взрывы настоящих мин
И пули ружей, лучших в целом свете…
Под сводами пещеры на рассвете
На пятерых из тьмы глядит один —
Чего он ищет в пене злых пучин?
Кто он? Жилец земной? Иль бред столетий?

От грома содрогается земля,
Встает над морем остов корабля —
Легко художник разрешил проблему —
Услышан зов! Теперь спокоен Топ,
И примирен с людьми бессмертный Немо —
Индийский принц, любезный мизантроп!

Говорит капитан Каттл:

— В груди моей не иссякает вера —
Еще нам Вальтер счастье принесет!
Пускай тогда, покинув мрачный свод,
Нас позабавит старая мадера!
О, Дядя Соль, не верь пустым химерам!
Из погреба мадера не придет!
Погиб наш Вальтер, я — давно не тот,
И затерялся ты в тумане сером…

А может быть, парнишка наш спасен?
С красавицею в брак вступает он,
Смягчился черствый нрав миллионера…
Вино на палубу! Сердца в галоп!
Да разве ж это — старая мадера?
Нет, Дядя Соль, — кондитерский сироп!

Безусые отважные ребята,
Глубокая и быстрая река…
У лоцманов фантазия ярка
И чудесами выдумок богата…
Какую здесь войну вела когда-то
Плантаторов тяжелая рука,
Как мучили злодеи бедняка
И как потом настигла их расплата…

Веселый юмор жанровых картин,
Пейзажи расцветающих долин
И тут же песни и псалмы о тленье…
А золотые зори широки
Над мутью беспокойного теченья
Могучей и таинственной реки.

— Да! — Гулливер промолвил. — Есть минуты
В моей судьбе, каких не знали вы;
Имел я горя выше головы
Не в Бробдингнеге, не в садах Лапуты,
А у ничтожных карликов: так люты
Их мстительные души, так мертвы,
Для жалости опасны! Не столь опасны львы,
Как мелочные, злые Лилипуты…

На гвоздик каждый волос навертеть,
Сплести интриги мерзостную сеть
Способна эта маленькая сила!
Давно бы впал я в смертную тоску,
Давно бы солнце для меня остыло,
Когда б не щедрость дружбы Блефуску.

Блажен, кто поздней осени не зрит,
Кто шутки ради книги открывает,
Кто Песню Песен радостно читает,
Над Книгой Руфи весело острит!
Беда тому, кто, сон и аппетит
Утратив, лямку жизни не бросает,
Его предательств ямы окружают
И мошкара сомнений тормошит.

Смеется светлой юности стихия!
Что ей сулите вы, виски седые?
Пустую мудрость? Холод и туман?
Пусть будет жизнь прекрасней и короче,
Пусть не успеет распознать обман
Титания июньской светлой ночи!

Как наяву тот сон увидел я:
Умолкло бормотанье парохода,
Камыш и вербы, светлая погода
И полноводной речки чешуя.

О, Родина прекрасная моя!
Я знал тебя в счастливейшие годы,
Но и меня осилили невзгоды,
И позабыл твой светлый образ я…

Но вот пришел вечерний час свиданья —
Не стало ни тревог, ни ожиданья,
Открылась дверь заветная в стене,
Все тихо. Спят усталые колеса,
И цапли в золотистой тишине
Перелетают с отмелей на плесы.

Чернеет лед на линии трамвая,
Синеет в темных улицах весна,
И юность — ясноока и стройна —
Встает, былую радость навевая.
Так это ты! Но чья же воля злая
Тебя убила? Где звенит она,
Твоей живой веселости струна?
Зачем тебя томит печаль больная?

А помнишь все, что было и прошло?
Небесный свод, прозрачный, как стекло,
В котором стая шумно пролетала…
Как быстро таял снег! Как лед звенел!
Теперь того, что прежде звалось «Мало»,
Ты выдержать бы даже не сумел!