Елена Степанян - Сборник стихов

Илья был человек как мы, —
Сказал апостол Иаков.
От этих слов захватывает дух,
И плоть от этих слов трепещет.

Илья был человек как мы —
До неба ростом,
Он небо от дождя замкнул
И молниям повелевал.

Когда жрецы Ваала избивали
Пророков Божьих в Самарии,
Он прятался в расселине скалы,
Но не пошел в Иерусалим —
Он не хотел,
Чтобы служители Господня Храма
Из зависти к пророческому дару
Его убили там.
Ведь он был человек,
Как мы —
Нагой,
Без хлеба и без крова,
От бегства непрестанного он задыхался,
И он пред Господом рыдал
И умолял
Вернуть вдове единственного сына —
И Бог его молитве внял. —

Недаром
То был Илья-пророк!
Его молитва отворяла небо,
Ему Господь Всевышний показал
Знамения и чудеса без счета.

И он увидел чудо милосердия Божия:

Когда кровавый царь Ахав,
Который сделал жизнь Ильи полыни горше,
Который убивал пророков —
Божьих сыновей, —
Так вот,
Когда он пал в раскаянье на землю
И зарыдал —
Господь его простил.

Сколько ни живу я на свете —
Не перестаю удивляться
Всему тому,
Что довелось мне увидеть:

Видела я небо
В закипавших серых тучах,
Видела я небо
В неподвижных облаках,
разноцветных и белых,
Видела зимнее, ясное,
Без единого облачка небо —
В такое небо нельзя смотреть
слишком долго,
А то душа может расстаться с телом.

Разве можно всё небо запомнить?
Мы от слова рождены,
И потому, наверное,
Любим больше всего запоминать слова.
А Конфуций сказал,
что «нету слов у неба».

Неужели я смотрю на него для того,
Чтобы позабыть навсегда?
Эта мысль – как безутешная память
О горькой чужой жизни,
С которой не можешь расстаться.

Если тебя нет,
Почему твоя судьба владеет мною,
Обступает со всех сторон,
С каждым шагом отдается в сердце?..

О позволь мне, пусть я тобою стану —

Будет смотреть на тебя рдеющее небо,
Будут нищие к тебе протягивать руки,
Будет сердце твое вздрагивать от всхлипа
Проводов над загородным перроном.

Как иначе мне жить,
Если ты умер
В лютый холод,
Не дописав свою единственную книгу,
Схоронив единственного сына...

То не птица вопит
Над гнездом разоренным,
То не мать рыдает
Над единственным сыном —
Плачет перед свадьбой краса-невеста,
Плачет-бьется, отца-мать проклинает,
На Божий свет поглядеть не хочет.

Мы прошли по всей земле —
по всем народам,
И у каждого народа мы спросили:
Так ли у вас празднуются свадьбы?
Так ли голосят ваши невесты?

Отвечали все народы и сказали:
Свадьба – радость. Грех рыдать
на свадьбе.
А невесты наши если и поплачут,
То совсем немного, для виду.

И пришлось нам вернуться в Россию,
Чтобы слушать этот плач безутешный,
Потому что сказал еще Пушкин:
«Наши свадебные песни,
что вой похоронный».
Что ж ты плачешь, русская невеста?
Плачешь так, что от слез твоих соленых
Вся земля вокруг тебя стала горькой.

Что ж ты плачешь, горькая Россия? —

У крыльца твоего с подарками сваты,
Твой широкий двор гостями полон,
У тебя столько жемчуга и злата,
Что и за сто лет не исчислишь.

Что ж ты плачешь —
косы светлые терзаешь?
Что ты сердце нам терзаешь
своим плачем?

– За другого отдают, за другого!
Нету горшей муки на земле,
И нет на небе.
Милый мой, желанный!
Не было нам встречи,
А разлука наша —
На вечные веки.
Как теперь посмею тебя дожидаться?
За другого отдали, за другого!

Оттого-то она стала жестокой,
Оттого-то себе не просит счастья,
Оттого она детей своих не любит,
Оттого пьет горькое зелье,
Оттого ей постыли ее богатства —
Сорвала с себя дорогие уборы —
По кровавой грязи покатился жемчуг.
На глаза надвинула платок истертый,
На плечах у нее – пальто чужое,
Днем она украдкою спит в электричках,
По ночам дрожит на перроне.

Люди добрые и люди злые!
Не пытайтесь ее утешить.
Слишком много ей для утешенья надо —
Чтобы небо и земля заново родились,
Чтобы ожили мертвые кости,
Чтобы в грязь растоптанный жемчуг
Ярче прежнего заиграл-засветился.

Если можешь – сотвори ей чудо.
А не можешь – пей и плачь
вместе с нею!

Герцога Кларенса
Утопили в бочке с мальвазией —
Это знает каждый ребенок,
Ведь об этом написано во многих книгах.
И никто о нем не жалеет,
Потому что Кларенс
предал своих братьев,
А они были ненамного лучше
И вот так с ним рассчитались.

У герцога Кларенса
Была умная дочка.
Так написано у самого Шекспира,
И у нас нет оснований ему не верить.
Злые родичи выдали ее замуж
За безродного худого дворянина,
В их семье,
Еще через поколенье,
И родился Реджинальд Поль.

Когда король[6] объявил себя
главой церкви,

Реджинальд не вступал с ним в споры —
Он покинул пределы Англии,
Он уехал в развратный Рим,
Как от мира удаляются в пустыню,
Он надел пурпурную мантию,
Как одевают грубую власяницу —

И с тех пор стал называться
Кардинал Поль.
– —
А над кровавым и развратным Римом
Каждый день вставало и заходило солнце.
Каждую ночь над Римом
Возникали огромные звезды.

Тот,
Кто живет, устремив
К небу
Глаза и сердце,
Знает,
Что небо и солнце —
Это явленная ему милость.
Их красота сияет
Ради взоров его восхищенных —
Творит резец Микеланджело
Не для звериных глаз,
Не для ослепших сердец.

Те,
Что живут,
Устремив свои помыслы в небо,
Знают,
Что их упованьем
Рим стоит —
Иначе
Все совершенные в нем злодеянья
Черной тучей поднимутся к небу,
Солнце закроют —
И город,
Лишенный лучей животворных,
Обратится в груду камней.

Тот, кто однажды
Расширенным сердцем
Воспринял небесную милость,
Знает,
Что, небо, она бесконечна.

И она неделима, как небо.
Так,
Если двое и трое сойдутся
В небо смотреть благодарным
сияющим взглядом,
В каждое сердце вместится оно
без остатка,
Милость небесная
Будет умножена вдвое и втрое.

Так собирались они
Посреди озверевшего Рима,
И небесная милость
Умножалась над городом крови
Ради них,
Ради тех, кто не поклонился Ваалу.
Называли они свои собранья
«Оратория Божественной любви».

Был среди них и кардинал Поль,
Высокоученый англичанин,
Добровольно покинувший
тот самый остров,
Который его прадеды
Заливали кровью,
Дабы осуществить над ним
свои законные права.

Реджинальд Поль не признает
раскола церкви —
Небо над Англией и Римом едино,
Его не расколешь,
Сердце в груди кардинала Поля едино,
Оно Рим и Англию вмещает,
Вера христианская должна быть едина,
Потому что это вера в единого Бога.

Тот, кто в этой вере утвердился,
Встанет возле папского престола
И будет громко требовать
пощады еретикам,
И его не отправят на костер
И не посмеют обвинить в ереси.

Тот, кто этой веры исполнен,
Входит в храм Христов,
Превращенный в капище Ваала,
И говорит в своем сердце:
– Боже,
Они Тебя предали,
Но ты остаешься верен
Той любви,
Что их воззвала из небытия
И зажгла над ними солнце и звезды.
– —
Хорошо учиться Божественной любви
У Микеланджело и Виттории Колонны,
Но они тебя покидают
Ради вечной жизни в бесконечном небе.
И тогда обращается твое сердце
Ко всем безрассудным и жестоким,
Что остались с тобой на земле,
Потому что вся земля лежит под небом
И о милости его умоляет.
– —
Вот таков был кардинал Поль,
англичанин,
Жил он в шестнадцатом столетье,
В том самом,
Из которого отвечали пророку Исайе:
– Еще ночь, но скоро утро.

Может показаться,
что все о нем позабыли,
Но подобная мысль —
Жестокое заблужденье.
Даже птичка ценою в пол-копейки
Не забыта у Господа Бога.
Неужели забыт Реджинальд Поль!

Вот он стоит на палубе баржи,
Поднимающейся по Темзе,
И восклицает:
– Миритесь, братья!
У Вселенной одно сердце,
Это сердце бьется в каждой груди!

А они на берегу толпятся,
Смотрят на него с любопытством
И отвечают:
– Для того, чтоб ты это понял,
Вся твоя судьба совершалась.
Пусть же свершится наша,
Тогда и мы это поймем.

И идут навстречу своей судьбе.