Владислав Крапивин - Синий краб

Мы большую лодку выстроим,
Флаг поднимем утром рано,
Поплывём рекою быстрою
Прямо к океану.
Надо быть очень упорными,
Чтобы плыть только вперёд.
Нас встречает море штормами,
Штормами всех широт.
В тучи превратились тучки,
Ветер налетает шквалом,
Рвутся из ладоней ручки
Скользкого штурвала.
Надо быть очень упорными,
Чтоб не скрутить поворот.
Закипает море штормами,
Штормами всех широт.
Чертят небо злые молнии,
Такелаж провис от влаги.
Мы должны нести над волнами
Наши паруса и флаги.
Надо быть очень упорными,
Чтобы плыть только вперёд.
Море закипает штормами,
Штормами всех широт. 

Это начинается где-то в феврале,
Ветер поднимается и растёт к утру.
Ты не спишь и видишь вдруг в серой полумгле
За окном качание пароходных труб.
И плывут, как призраки, белые суда.
И горнисты дальние с тишиною спорят:
Ветер с утра – значит пора
«В путь,
в путь,
в путь,
в путь.
В путь нас зовут дороги дальнего моря».
Эта песня древняя ветра в парусах,
Это песня давняя тех, кто неспокоен.
Ты не спишь и слышишь вдруг детства голоса.
И рассвет прорезался синей полосою,
И плывут навстречу нам птицы-корабли,
Веселей горнисты с тишиною спорят:
«В синей дали
солнце горит.
В путь,
в путь,
в путь,
в путь.
В путь нас зовут дороги дальнего моря».

Ночь бросает звёзды на пески,
Поднятые сохнут якоря.
Спи, пока не гаснут маяки…
Спи, пока спокойно спит земля…
Спят большие птицы средь лиан,
Спят моржи в домах из синих льдин,
Солнце спать ушло за океан,
Только ты не спишь…
Не спишь один…
Светят в море,
Светят огоньки,
Утихает сонная волна…
Спи, пока не гаснут маяки.
Спи…
И пусть не дрогнет тишина.

Звонко бьют подковы, блещут шпоры,
Искры от копыт летят в бурьян.
Едет записаться в мушкетёры
Молодой гасконец д'Артаньян.
Конь мой очень верный и надёжный,
Дальняя дорога не страшна.
Если шпага очень долго в ножнах,
Станет слишком ржавою она.
Хорошо придумал эту книгу
Автор по фамилии Дюма.
Хорошо кино снимает «ФИГА»[4]
От него любой сойдёт с ума.
Сверху на дорогу звёзды брызжут,
И глядит с улыбкой месяц вниз.
Скоро, скоро буду я в Париже —
Там Атос, Портос и Арамис.

Что за жизнь у короля!
То нельзя и это.
Держат взрослые меня
В рамках этикета.
Поглядишь или шагнёшь
Вправо или влево -
Лупит веером меня
Тётя королева.
А проклятый кардинал
(Гвоздь ему в печёнку)
Рядит в бантики меня,
Словно я девчонка. 
Мяч футбольный отобрал
И унёс в кладовку…
Я, наверно, объявлю
Скоро голодовку.
Каши манной – ни глотка,
Чаю – ни стакана,
Даже мультики смотреть
Вечером не стану…
Только им, наверно, всем
Наплевать на это,
Видно вздумал кардинал
Сжить меня со света.
Если вырасту большой,
Укреплюсь на троне,
Вот пускай меня тогда
Кто-нибудь затронет!
Кардиналу дам пинок
Да такой хороший,
Чтоб с разбега потерял
Юбку и калоши!

В очень давнем семнадцатом веке,
Удивляя отвагою свет,
Жил в Париже в лохмотья одетый
Сен-Меран – мушкетёр и поэт.
Несмотря на пустые карманы
Этот парень был страшный богач:
Был клинок на боку Сен-Мерана,
Как лекарство от всех неудач.
И однажды случилось такое,
Что похоже на книжки Дюма:
Повстречаться с поэтом толпою
У гвардейцев хватило ума.
– Перед вами двенадцать гвардейцев,
Не боящихся крови и ран!
Всё равно вам здесь некуда деться!
Сдайте шпагу, месье Сен-Меран!
Он сказал:
– Бог храни ваши души.
У меня к вам есть маленький счёт.
Шестерым я сейчас срежу уши,
А оставшимся что-то ещё.
А потом вы увидите сами,
Как я вмиг к удивлению всех
Поменяю обрезки местами.
То-то будет веселье и смех!
…Ой, не спите, друзья-кардиналы,
Ведь причин для спокойствия нет:
Ходит-бродит по ближним кварталам
Сен-Меран – мушкетёр и поэт.

Шумят поезда, как за лесом гроза,
Берёзы под окнами дремлют…
О дальних дорогах ты нам рассказал,
И снятся далекие земли.
А ты снова будишь меня поутру,
Рукой почтальона стучишь ты,
И радуюсь я, что пришёл ко мне друг —
Такой же, как я, мальчишка.
Сейчас ты расскажешь про верных друзей,
Про твёрдость дорог каменистых,
Про то, как навстречу ветрам и грозе
Зовут озорные горнисты.
Мы знаем, что эти горнисты не врут —
Походов нам хватит с излишком,
Мы верим тебе, потому что ты – друг,
И тоже, как мы, мальчишка.
Мы знаем, что были другие года,
И боль их исчезнет не скоро.
Погиб пулемётчик Аркадий Гайдар,
На фронт уходили юнкоры.
Но ты не сгорел на горячем ветру,
Шагал сквозь гранатные вспышки,
И знали ребята, что есть у них друг —
Бессмертный боец-мальчишка.
Окончится детство, года пробегут,
Но дружбу с тобой сбережём мы,
Как ленинцы первых дружин берегут
Свой галстук, в походах прожжённый.
Прищурившись, смотрит на солнечный круг
Весёлый мой младший братишка:
Сегодня узнал он, что есть у нас друг —
Такой же, как мы, мальчишка.

А мы уходим. Нам не до земли,
Где в переулках свет подслеповатый.
Любимых наших в рабство увели,
Хотя они ни в чём не виноваты.
Окончен срок береговых работ,
Встаёт рассвет у края волнолома.
Спешит от борта к берегу вельбот,
Увозит тех, кто остаётся дома.
Сейчас тяжёлый развернется рей,
Рванётся марсель трепетно и люто,
И разнесут орудья батарей
Тугой удар прощального салюта.
Мы не ответим, порох сохраня,
Пускай лежит он, твёрдый и зернистый,
До той поры, когда сигнал огня
Нам протрубят тревожные горнисты.
А мы уходим. Нам не до земли…

Пускай нам понемногу лет,
Но кто сказал, что права нет,
Что нету сил, чтоб с боя брать вершины!
Кто так сказал – тот поспешил,
Он это зря за нас решил.
Он это так решил, а мы не так решили.
Когда нас прижимал циклон,
Мы шли сквозь дождь на горный склон,
Шагали, не боясь ветров поющих,
Мы шли, не тратя слов пустых,
Шли, прорубаясь сквозь кусты,
Мы шли, не зная в той дороге отстающих.
Работа наша – не парад.
С гвоздя срывая аппарат,
Не раз ты проклинал сигнал тревоги.
Но есть сигнал – забудь про сон.
Заданье в срок – таков закон,
Такое правило юнкоровской дороги.
Опять в дорогу нам пора,
И впереди встаёт гора,
Встаёт гора – как будто цель всего похода.
На пик взошёл, и пред тобой
Лежит мир бело-голубой,
Большой и бело-голубой, как флаг отхода.