Бивак
Темно. Ни звездочки на черном неба своде.
Под проливным дождем на длинном переходе
Промокнув до костей, л сердца, до души,
Пришли на место мы – и мигом шалаши
Восстали, выросли. Ну слава богу: дома
И – роскошь! – вносится в отрадный мой шалаш
Сухая, свежая, упругая солома.
«А чайник что?» – Кипит. – О чай – спаситель наш!
Он тут. Идет денщик – служитель ратных станов,
И, слаще музыки, приветный звон стаканов
Вдали уж слышится; и чайная струя
Спешит стаканов ряд наполнить до края.
Садишься и берешь – и с сладостной дрожью
Пьешь нектар, радость пьешь, глотаешь милость божью.
Нет, житель городской: как хочешь, величай
Напиток жалкий свой, а только он не чай!
Нет, люди мирные, когда вы не живали
Бивачной жизнию, вы чаю не пивали.
Глядишь: все движится, волнуется, кишит;
Огни разведены – и что за чудный вид!
Такого и во сне вы, верно, не видали:
На грунте сумрачном необразимой дали
Фигуры воинов, как тени, то черны,
То алым пламенем красно освещены,
Картинно видятся в различных положениях,
Кругами, группами, в раскидистых движеньях,
Облиты заревом, под искрами огней,
Со всею прелестью голов их поседелых,
Мохнатых их усов, нависших их бровей
И глаз сверкающих и лиц перегорелых.
Забавник – шут острит, и красное словцо
И добрый, звонкий смех готовы налицо.
Кругом и крик, и шум, и общий слитный говор.
Пред нами вновь денщик: теперь уж, он как повар,
Явился; ужин наш готов уже совсем.
Спасибо, мой Ватель! Спасибо, мой Карем!
Прекрасно! – И, делим живой артелью братской,
Как вкусен без приправ простой кусок солдатской!
Поели – на лоб крест – и на солому бух!
И ж герой храпит во весь геройский дух.
О богатырский сон! – Едва ль он перервется,
Хоть гром из тучи грянь, обрушься неба твердь,
Великий сон! – Он, глубже мне сдается,
Чем тот, которому дано названье: смерть.
Там спишь, а душу все подталкивает совесть
И над ухом ее нашептывает повесть
Минувших дней твоих; – а тут… но барабан
Вдруг грянул – и восстал, воспрянул ратный стан.
Нервы жизни – где вы? где вы?
Где ваш светлый, легкий рой?
Обольстительницы девы,
Обожаемые мной?
Что за ветер вас развеял?
Как я нежил вас в тиши,
Как, прияв в чертог души,
Целомудренно лелеял!
Где ж вы, райские цветы,
Неба утреннего звезды,
Пташки сердца – мечты!
Где ж теперь вы свили гнезды?
Полетел бы я вам вслед,
Но – напрасные усилья!
Оковал желаний крылья
Строгий опыт тяжких бед.
В хладном сердце – лед и вьюга;
Вы же, – в теплые края
Унеслись на лоно юга,
Перелетные друзья!..
Евгении Петровне Майковой
Когда из школы испытаний
Печальный вынесен урок,
И цвет пленительных мечтаний
В груди остынувшей поблек,
Тогда с надеждою тревожной
Проститься разум нам велит,
И от обманов жизни ложной
Нас недоверчивость хранит.
Она добыта в битве чудной
С мятежным полчищем страстей;
Она залог победы трудной,
Страданьем купленный трофей.
Мы дышим воздухом сомненья;
Мы поклялись души движенья
Очам людей не открывать;
Чтоб черной бездны вновь не мерить,
Не все друзьям передавать,
Себе не твердо доверять,
И твердо – женщинам не верить.
Что ж? – Непонятные, оне
Сперва в нас веру усыпляют,
Потом ее же в глубине
Души холодной возбуждают.
Своим достоинством опять
Они колеблют наши мненья,
Где роз не нужно им срывать,
Срывают лавры уваженья;
И снова им дано смутить
В нас крепкий сон души и сердца,
И закоснелого безверца
В его безверьи пристыдить.
Взгляните. Как вьется, резва и пышна,
Прелестница шумного света.
Как носится пламенным вихрем она
По бальным раскатам паркета.
Владычицу мира и мира кумир —
Опасной кокеткой зовет ее мир.
В ней слито блистанье нескромного дня
С заманчивой негою ночи;
Для жадных очей не жалеют огня
Ее огнестрельные очи;
Речь, полная воли, алмазный наряд,
Открытые перси, с кудрей аромат.
«Кокетка! кокетка!» – И юноша прочь
Летит, поражен метеором;
Не в силах он взора ее превозмочь
Своим полудевственным взором.
Мной, други, пучины огня пройдены:
Я прочь не бегу от блестящей жены.
А вот – дева неги: на яхонт очей
Опущены томно ресницы,
Речь льется молитвой, и голос нежней
Пленительных стонов цевницы.
В ней все умиленье, мечта, тишина;
Туманна, эфирна, небесна она.
Толпою, толпою мечтателей к ней, —
К задумчивой, бледной, прелестной;
Но я отойду от лазурных очей,
Отпряну от девы небесной.
Однажды мне дан был полезный урок;
Мне в душу залег он, тяжел и глубок.
Я знаю обманчив божественный вид;
Страшитесь подлунной богини.
Лик святостью дышит, а демон укрыт
Под легким покровом святыни,
И блещет улыбка на хитрых устах,
Как надпись блаженства на адских дверях.
Растворяйся, рай мечтаний!
из – за темных грусти туч
Вновь пробился яркий луч
Золотых очарований.
Муза, дай мне поцелуй!
Грудь разнежь и разволнуйся!
И из крыльев Купидона
Подари певцу перо,
Да огнем Анакреона
Блещет рифм моим сребро!
Да сверкнут в моем напеве
Блестки пламенной души!
Да спою в моей тиши
Песню сердца милой деве!
Да поймаю в море хвал
Чистый жемчуг и коралл
И создам венец чудесной,
И да будет им светло
Лучшей девой поднебесной
Херувимское чело!
Миновался мрак разлуки;
Налетают те же дни,
В сердце те же вновь огни,
Та же сила, те же звуки,
Та же дева предо мной
С той же райской красотой,
И с таинственной лаской,
С электричеством очей,
С восхитительной краской,
С чистым золотом речей!
Я затеплил вновь лампаду
Пред святынею любви
И молюсь, – мольбы мои
Льют мне на сердце прохладу,
Будто горный серафим
Машет крылышком над ним…
Рою бездну выражений;
Для любви она пуста, —
И молчанья гордый гений
Замыкает мне уста.
Повергаюсь онемелой
Пред богинею стихов;
Да пошлет мне силу слов
На возвышенное дело!
Да промчится мой напев
И прославит деву дев!
Да о ней благовествую,
Возгремлю и воспою,
И главу ее святую
Морем звуков оболью!
