Как первосортное офицерье...
А на востоке армянский сапожник
Взял ненадежное сердце твое.
Все получилось счастливо! Лишь в книжке,
Да не во всякой! — случается так.
Парень сперва удостоен был «вышки»,
Но заменили на «четвертак».
А просидел чуть побольше «червонца».
Умер наш Сталин, зашло наше солнце.
Коллегиальности благодаря
Пораскрывали тогда лагеря.
И за спиной твоего армянина
Жизнь твоя стала — сплошная малина,
И наплевать на медвежью глушь...
Шил он изящную обувь. А обувь
В этой глуши разыщи-ка, попробуй!
Вот и срывали правильный куш.
...Дальше рассказывать долго и нудно.
В общем, и вы, как подобные все,
Перекантованы были из тундры
Прямо на Боровское шоссе.
...Хвалишь теперь все, что свыше услышишь,
Слова тебе поперек не скажи.
Без рассуждений и без излишеств
Перекореживаешь этажи.
Мне говоришь, что живу я оплошно
И ничего не сумею уже.
Дескать, в душе я бездушный сапожник,
А твой супруг — тот художник в душе.
Я снисхожу к твоим жалобным фразам,
Не пререкаюсь, не спорю с тобой:
Старым, изрядно затянутым фарсом
Мне представляется наша любовь.
...Есть у поэтов надежное средство:
Не напивайся и не блажи.
Хочется что-нибудь вынуть из сердца —
Сядь и об этом всерьез напиши.
Думал от холода душу избавить,
Думал работать без дураков,
Думал отмыть безнадежную память
От неприкаянных странных духов
И написал...
30—31 марта 1958.
ЧИСТЫЙ ЛИСТ
Запросто, спроста,
С самого начала,
С чистого листа,
Будто прожил мало,
Заново начну
Исповедь и сразу
Прошлое смахну,
Как княжну с баркаса.
Повторенье — сплошь
Прописи и басни,
А они, как ложь,
Для души опасны.
Лучше уж в бреду,
Позабыв о плане,
Сходу поведу
Самораспинанье.
Ужас — не успеть —
Больше не колышет...
Все, что нужно, смерть
За меня допишет.
1999—2001
ЗАЧЕМ
Зачем луна тревожит меня
И не дает уснуть?
А ночь зачем прекраснее дня,
Хотя с нее толку чуть?..
Зачем такое в ней колдовство,
Что сумрак света милей?
Зачем, когда не слышат его,
Безумствует соловей?
Зачем вода, и земля, и высь
Спасают одних себя?
Зачем единый утрачен смысл
И каждый себе судья?
Не оттого ли который век
Беспомощно одинок
И Бога отторгнувший человек
И человека — Бог?
ТОЛСТОВСКАЯ ДРОБЬ
Знаменатель — самомнение,
А числитель — содержание.
Станешь единицы менее,
Ширя самообожание.
Быдло жаждет небожителя,
А точнее — подражателя,
Позабывши о числителе,
Тащится от знаменателя.
Но отменные читатели,
Страстотерпцы и мыслители,
Презирают знаменатели
И приветствуют числители.
Ибо жизнь отнюдь не плоская
И столетием проверено,
Что, покуда дробь толстовская
Действует, не все потеряно.
ЗООПАРК
Зоопарк. Второе ноября.
Знойким утром, вовсе не в запарке.
Зря, а может, все-таки не зря,
Как нам жить, решали в зоопарке.
Мне удача, если я с тобой,
А тебе желаннеее разлука.
Для меня ты — счастье и любовь.
Для тебя я — хаос и разруха.
И за все, за тридцать восемь лет,
Неизменно с осени до лета,
Был тобою вволю обогрет,
Мною ты была не обогрета.
Почему я жил не по уму,
Мог, казалось, много быть умнее...
Скоро дезертирую, помру,
Ничего другого не умею.
И ты вспомнишь, ветер-маловер
Растолкал деревья, как качели,
Звери ждали посреди вольер,
Будто навсегда окоченели...
2001
ОБЕЩАНИЕ
Зря ты в тревоге и в горести,
Словно бы вся не со мной...
Помни, достанет мне совести
Не отправляться зимой.
Почва на той территории
Даже кайлу тяжела,
А не могу в крематории:
Там как на юге жара.
Помни, в тебе столько смелости,
Сколько во всех вместе нет,
И без какой-нибудь мелочи
Веришь ты мне тридцать лет.
Я обещал тебе некогда,
Что не оставлю одну.
Деться от этого некуда,
Сделаю, не обману.
1988
ИГРА
И снова кто кого!
О, Господи, как тошно!
Сегодня тот побит, а этот знаменит
И на короткий срок победою, как должно,
Он рейтинг сохранит и нервы укрепит.
Везде идет она — по правилам, без правил —
Постыдная игра, рассудку вопреки…
Как будто новый век от жизни нас избавил,
И больше нет людей, и всюду игроки.
ЗАБВЕНИЕ
И ты и я обижены судьбой
И, значит, квиты...
Давным-давно я позабыт тобой,
Ты мной забыта.
Когда теперь гляжу за толщу лет,
Которых сорок,
Мой взор как будто в пелену одет,
Совсем не зорок.
Там все вдали под гнетом темноты,
Там все уныло,
Хотя тебя любил и вроде ты
Меня любила.
Друг с другом не связало нас узлом
Пришла разлука...
И вот на улице не узнаем
Уже друг друга.
Да как же так? Зачем и почему?
Что с нами сталось?
А ничего... Есть этому всему
Названье — старость.
А в старости — все годы позади
И эти — сорок,
И не поверить, что свербил в груди
Любви осколок.
Так напрочь зарастает всякий след
Обиды ранней,
Что никаких таких в помине нет
Воспоминаний.
1986
ДЕРЕВЬЯ
...дерево пою...
О.Мандельштам
Из даров Господних
Прочно и давно
Сердцу соприродно
Дерево одно.
В листьях или в хвое —
Хоть пилил-строгал —
Обожал живое,
А не матерьял.
Может быть, и звери
Хороши, но всё ж
Нету им доверья,
Ибо с ними схож.
Но зато деревья
В центре и в глуши,
Дарят удивленье
И восторг души.
Ни сосны, ни клена
Тайны не постиг,
Потому влюбленно
И гляжу на них.
2001
АРИТМИЯ
Изволнуешься, мамма миа!
Ливнем с лысины лупит пот,
Маляриею аритмия,
Закусив удила, трясет.
Припустила в охотку, ходко,
Так, что слева вовсю горит...
Заполошная идиотка,
Где посеяла прежний ритм?
Махи как умудрилась вымахать?
Что за дикое баловство?
С чистой рыси почти на иноходь
Перекинулась для чего?
Продолжаешь пороть горячку,
В страх кидаешь меня и в дрожь,
За проскачкой даешь проскачку
И не знаешь, куда несешь...
Перепуганы все родные,
И сочувствуют нам друзья.
Ты одумайся, аритмия,
Ты их выслушай. Так нельзя.
Опасаются: мне не выехать…
Но не зря ли тебя кляну,
Потому как любая иноходь
Веселей, чем ни тпру ни ну.
1988
* * *
Изящно, легко и галантно!
Ну что же — и дальше пиши.
Отмерено вдоволь таланта,
Недодано только души.
И полного нет разворота,
И самая малость тепла.
Ну что ж — это не для народа,
Тут важно, чтоб горстка прочла.
А все же хватает таланта
И всем ты, ей-богу, хорош.
Да только пуанты, пуанты,
Пуанты заместо подошв.
Но тем, кто читает усердно
И учит тебя наизусть,
Твои мельтешенья по сердцу
И мил микромир получувств,
Где нету свинцового неба
И вихря и черной воды,
Где нет всероссийского гнева,
Предвестия общей беды.
1964 или 1965
МАРОСЕЙКА
К счастью, наверно, а не на беду,
В прошлое нету лазейки...
Через полвека с довеском иду
Вечером по Маросейке.
И не припомню, со мной — не со мной
Все сверхпрошедшее было...
А Маросейка военной зимой
Выглядела уныло.
Хоть убирали на улице снег,
Еле тащились трамваи,
Утром и вечером чуть не у всех
Пуговицы обрывая.
Тощий, в обноски отцовы одет —
Нищего быта гримаса, —
Был я подростком пятнадцати лет,
Словом, ни рыба, ни мясо...
И пронеслись за какой-нибудь миг
Эти с лихвою полвека!..
И Маросейкой спасаюсь от них,
Тяжко дыша, как от бега.
Мало чего мне уже по плечу,
Но перед самым погостом
Что-то шепчу и чего-то мычу,
Как ошалелый подросток.
ИСТОРИЯ
Казалось: вот-вот
Добьет англичан —
И родина спасена!
Но именно тот,
Кто всех обличал,
Решил: пусть умрет она.
С вершины судьбы
На самое дно
Свела ее колея...
Сердиты попы,
И черным-черно
Предательство короля.
Глотают позор
Бабье с мужичьем,
Кружится вороний карк,
Пылает костер,
