Ознакомительная версия.
Когда Романов зашел в машбюро, у Лены как раз сломался ноготь о клавишу машинки, и она, заныв от досады — растила-растила, и надо же, — стала зубами отгрызать обломок.
Ворона развернулась к Романову, и, забыв стряхнуть челку, замерла. А за ней и Мышь, и Ленка с ногтем во рту. Романов, судя по всему, привык, что все, увидев его, замирают. Дав девчонкам возможность придти в себя, он обратился к Людмиле с просьбой напечатать срочно несколько страничек, он заплатит по двойной стоимости, зайдет через час. Повернулся и ушел.
«Несколько» — оказалось около пятидесяти страниц. Но красота пришельца сделала свое дело, и, раздирбанив листочки на троих, девчонки начали стрекотать.
Через час Романов не пришел. Он вообще больше не пришел. И бедные машинистки не узнали, что он — Романов, что он — изобретатель, ученый какой-то. Не узнали, что вообще-то он человек хороший, хоть и красавец и хоть и не пришел. Просто он вернулся в свой отдел, и его, ученого такого, вдруг срочно в командировку — на самолет, и на три-четыре месяца, пока он там, в командировке, что-то секретное срочно не изобретет.
Людмила все 60 страниц в мелкие кусочки разорвала, Тома плакала, надеялась на сверхзаработок Андрюшке волчок купить. А Ленка не особенно переживала, просто ей показалось, что именно с этим красавцем она во сне своем чудном целовалась.
* * *
Сергей Романов был эталоном человека, про которого говорят — перспективный.
Он еще мальчишкой все любил разбирать и складывать по-своему. Он даже названия своим придумкам изобретал. И взрослые часто удивлялись. Например, пионервожатая в лагере Валя удивилась, когда Сереженька на полдник не пошел, потому что был занят — изобретал комароловку — такое летающее устройство, которое само будет за комарами гоняться и их на ходу прихлопывать. И компот его с печеньем съел Ежицкин Миша. Миша тоже был своего рода изобретатель — он изобретал кляузы на своих друзей. Например, привезли ему родители конфет на родительский день, он сам их есть не стал, а положил на тумбочку, а сам под кровать забрался — наблюдать втихаря, кто конфеты без спроса есть будет. А потом список составил и к вожатой Вале — а у нас в отряде воры. А Валя, тоже мне взрослая, взяла и на свои деньги купила конфет, весь отряд собрала и Ежицкина Мишку при всех их съесть заставила, водой не запивая, весь килограмм. Ежицкин давился, ел и плакал. А Валя вообще — потом от имени отряда велела Сергею Романову подойти и Ежицкину щелобан застрекотать. И еще сказала — родителям не жалуйся, а то хуже будет. А на другой день Ежицкин воблу из тумбочки достал, очистил и всех ребят угостил, и даже Сереже брюшко досталось.
Валя потом, правда, все Ежицкиной матери рассказала, и та ее похвалила, сказав, что она прирожденный педагог.
А Романов Сергей, хоть тот полдник и пропустил, комароловку так и не изобрел. Наоборот, пока он сидел-мудрил, комары его самого искусали.
Сейчас Романову было 28 лет, он уже имел много патентов в очень важной секретной научной отрасли, защитил кандидатскую, и докторская шла к завершению.
Бывает же природа такой щедрой — и умный, и высокий, и красавец, и характер золотой. Только наука слишком сильно в плен затянула — ведь в его годы уже и жениться пора, ну хоть встречаться с кем-нибудь.
Не будет же Сергей с мамой обсуждать, что с кем-нибудь, бывает, встречается. В командировках, например. Он же нормальный, здоровый мужик. И зря мама так беспокоится, вот закончит новую большую работу и всерьез о личной жизни подумает.
* * *
Когда Романов подлетал к Москве, под крылом золотились деревья, небо было еще почти летним. Надо же, еще три часа назад — минус 28, а здесь — только начало любимой поры — осени.
Сергей никогда ничего не забывал — любой когда-то увиденный фильм или спектакль мог рассказать от начала до конца в подробностях, закрыв глаза, представить живописное полотно и описать в деталях, помнил номера телефонов всех знакомых наизусть, да вообще, что там телефоны, открой любимых его поэтов на любой странице — и любое стихотворение Сергей прочитает наизусть.
Ну и, конечно, не забыл Романов про свой приход в машбюро. Его даже совесть мучила — бедные девчонки работали, а он им денег не заплатил, не по своей, правда, вине.
У Романова было классное настроение — командировка хоть и затянулась, но результат удивил всех и был настолько успешным, что мог стать переворотом в науке.
* * *
Мама после первой радости — сын вернулся — опять принялась за свое:
— Ну ладно, Сереженька, наука — это замечательно, но и о личной жизни — и так далее.
Сергей маму обнял, ладно, подумаю завтра же.
Назавтра он купил огромный арбуз и пошел в машбюро долги раздавать.
Когда он появился, Ленка не сразу сообразила, кто пришел — ведь четыре месяца прошло, а он тогда и был-то две минуты. Томы на работе не было, она отпросилась с мышонком в зоопарк сходить.
А Ворона-Люда сразу Романова узнала и хотела было наговорить гадостей, но не успела. Романов арбуз положил, руки к сердцу прижал и улыбнулся.
— Виноват, без следа и следствия.
Деньги на стол положил — при нем считать неудобно, но на вид много. И попросил ножичек, арбуз разрезать.
— Ой, а мы работу порвали — спохватилась Ворона.
— Да не беспокойтесь, она уже и не нужна. — Романов лихо резал арбуз. — Давайте, девочки, попробуем — на вид хороший.
Надо же как бывает — откуда-то пришел, еще и как зовут не сказал, а как будто уже друг.
— Да, забыл представиться. Сергей Романов. А вас как величать?
Когда с арбузом было покончено, оказалось, что рабочий день закончился, и Ленке в институт в ту же сторону, что и Сергею домой.
А погода какая классная, и нельзя ли институт прогулять, и, смехом обещанье маме организовать срочно личную жизнь, и внезапный дождь, и подозренье, что именно с ним Ленка целовалась во сне, оказывается, было ненапрасным. И пол из-под ног, и голова кругом, и мама Сережина рада, и у Ленкиных родителей опасения про бабский коллектив оказались напрасными, а наоборот, зятек-то — почти доктор наук!
* * *
После декретного отпуска и рождения Димона Ленка в машбюро не вернулась. Сергей за изобретения получал хорошие деньги. Правда, в институте перевелась на заочное — как-никак у жены Профессора должно быть высшее образование.
Время отгораживает былое такой стеной, что сквозь нее иногда уже и не разглядишь, что там было. Люда-Ворона растворилась во времени. Это произошло бы и с Белой Мышью Томой, но Тома не давала совсем забыть о себе, иногда звонила Ленке, присылала по почте фотографии выросшего Мышонка Андрюшки и просила ее не забывать иногда дотрагиваться до фотографии ее сокровища.
* * *
Димон часто простужался, и чуть было не остался на второй год в третьем классе — по болезни, пропустил почти полгода. Ленка уже не знала, что с ним делать — и лечила, и закаляла, и берегла, как могла. Зимой фрукты и ягоды на рынке покупала, но они же в зимнее время какие-то ненастоящие.
В тот день Димон как раз перестал чихать, и Ленка решила ненадолго вывести его на улицу — погулять, тем более что выглянуло солнце, которого уже месяца два как не было видно. Она тащила за руку медленного Димона и искала ответы на его бесконечные вопросы. Откуда только он их берет, такие замысловатые и, говоря правду, интересные? Да как откуда? Папа-то у него кто? Профессор! Умница! Вот и Димон — умница.
Лена не любила утро, потому что это была разлучальная пора — Сережа уходил в свой институт, и до вечера Ленке предстояло скучать по нему и ждать, когда ключ повернется в замке и он окажется дома. Лена была счастливой женщиной, так она сама о себе думала, но когда кто-то из знакомых это замечал, старалась разговор увести — боялась, что кто-нибудь сглазит.
Она любила в муже все — голос, манеру говорить, его привычки, смех.
Когда он засыпал, Лена каждый раз гладила рукой ковшик из родинок-звездочек — формой он абсолютно повторял Большую Медведицу.
Иногда Ленку обдавала волна ревности, хотя никакого повода для этого Сергей не давал. Просто всегда из двоих кто-то один любит больше. И у Сережи с Леной Лена и была этим одним.
Несмотря на то что от февраля до настоящего тепла еще очень далеко, но, казалось, что небо взлетело уже на летнюю высоту — это все из-за неожиданного солнца.
Лена не сразу узнала в подошедшей к ней женщине свою старую школьную подругу Лиду. Лидушка была конопатой, мелкой, с каштановыми кудряшками, отстающей по всем предметам, активной участницей художественной самодеятельности школы.
Когда на выпускном вечере выдавали аттестаты зрелости, Лидушка сидела с мамой в последнем ряду школьного актового зала и плакала — ей, единственной из всех выпускников, аттестата не дали, оставив пересдавать химию на осень.
Ознакомительная версия.
