Уильям Вордсворт - Избранная лирика

                         Из гнезд, свиваемых весной
                            По рощам птичками, ничье
                         С такой не строится красой,
                            Как пеночки жилье.

                         На нем и свода сверху нет,
                            Нет и дверей; но никогда
                         Не проникает яркий свет,
                            Ни дождик в глубь гнезда.

                         В нем так уютно, так умно
                            Все приспособлено, что, знать,
                         Уж свыше пеночкам дано
                            Искусство так свивать

                         И прятать гнезда от невзгод
                            В такую глушь, в такую тень,
                         Что и пустынник не найдет
                            Для кельи гуще сень.

                         Они вьют гнезда то в щелях
                            Руин, вкруг убранных плющом;
                         То их свивают в камышах,
                            Нависших над ручьем,

                         Где, чтобы самке не скучать,
                            Самец льет звонко трель свою
                         Иль целый день отец и мать
                            Поют под такт ручью;

                         То вьют их в просеках леска,
                            Где в гнездышке, как в урне клад,
                         Яички прячет мать, пока
                            Не прилетит назад.

                         Но если пеночки вполне
                            Искусны в стройке гнезд своих, —
                         Все ж в выборе им мест одне
                            Искуснее других.

                         Такой-то птичкой был под тень,
                            В том месте спрятан дом из мха,
                         Где вкруг раскинул, как олень,
                            Дубок ветвей рога.

                         Но, видно, было ей невмочь
                            Своим умом скрыть домик свой:
                         Она просила ей помочь
                            Куст буквицы лесной,

                         Где карлик-дуб поник челом,
                            Там в вышине, как детский рост,
                         Виднелось над густым кустом
                            То чудо между гнезд.

                         Мой клад я показал, гордясь,
                            Друзьям, способным без стыда
                         Ценить и малое. Но раз,
                            Взглянул я — нет гнезда!

                         Погибло! Видно, хищник злой,
                            Враг песен, правды и любви,
                         Свершил безжалостной рукой
                            Здесь подвиги свои!

                         Но через три дня, проходя
                            При ярком солнце место то,
                         Гляжу — и вскрикнул как дитя —
                            Целехонько гнездо!

                         Пред ним куст буквицы лесной
                            Поднял листы, как паруса,
                         И этой хитростью простой
                            Мне обманул глаза. —

                         Укрытая от хищных рук,
                            Таясь и от своих друзей,
                         Чтоб не мешал тебе и друг
                            Высиживать детей, —

                         Сиди здесь, пеночка! И вот,
                            Как дети вылетят и пуст
                         Твой станет домик, отцветет
                            И покровитель куст.

                         Не забывай, как здесь тебя
                            В тенистой роще, в дождь и зной,
                         Берег, лелея и любя,
                            Куст буквицы лесной.

                    If this great world of joy and pain
                    Revolve in one sure track;
                    If freedom, set, will rise again,
                    And virtue, flown, come back;
                    Woe to the purblind' crew who fill
                    The heart with each day's care;
                    Nor gain, from past or future, skill
                    To bear, and to forbear!

                         Наш мир, различен и един,
                         Вершит свой вечный путь.
                         Встает свобода из руин,
                         Чтоб правду нам вернуть.

                         Так будь же проклят, низкий сброд,
                         Отступник славных дел.
                         Достоин счастья только тот,
                         Кто ждать его умел.

               Most sweet it is with unuplifted eyes
               To pace the ground, if path be there or none,
               While a fair region round the traveller lies
               Which he forbears again to look upon;
               Pleased rather with some soft ideal scene,
               The work of Fancy, or some happy tone
               Of meditation, slipping in between
               The beauty coming and the beauty gone.
               If Thought and Love desert us, from that day
               Let us break off all commerce with the Muse:
               With Thought and Love companions of our way,
               Whate'er the senses take or may refuse,
               The Mind's internal heaven shall shed her dews
               Of inspiration on the humblest lay.

                      Блажен идущий, отвративший взор
                      От местности, чьи краски и черты
                      Зовут себя разглядывать в упор,
                      Минующий прекрасные цветы.

                      Ему иной желаннее простор:
                      Пространство грезы, нежный зов мечты, —
                      Как бы мгновенно сотканный узор
                      Меж блеском и затменьем красоты.

                      Любовь и Мысль, незримые для глаз,
                      Покинут нас — и с Музой в свой черед
                      Мы поспешим проститься в тот же час.
                      Покуда ж вдохновение живет —

                      Росу на песнопение прольет
                      Небесный разум, заключенный в нас.

                  Why art thou silent! Is thy love a plant
                  Of such weak fibre that the treacherous air
                  Of absence withers what was once so fair?
                  Is there no debt to pay, no boon to grant?
                  Yet have my thoughts for thee been vigilant —
                  Bound to thy service with unceasing care,
                  The mind's least generous wish a mendicant
                  For nought but what thy happiness could spare.
                  Speak-through this soft warm heart, once free to hold
                  A thousand tender pleasures, thine and mine,
                  Be left more desolate, more dreary cold
                  That a forsaken bird's nest filled with snow
                  'Mid its own bush of leafless eglantine —
                  Speak, that my torturing doubts their end may know!

                     Ты все молчишь! Как быстро отцвела
                     Твоя любовь, не выдержав дыханья
                     Разлуки, растоптав воспоминанья,
                     Отвергла долг и дар свой отняла.

                     Но в горький плен мой разум ты взяла,
                     Тебе служить — иного нет желанья!
                     И хоть сожгла ты прошлое дотла,
                     Душа, как нищий, просит подаянья.

                     Ответь! — Пусть сердце, пылкое тогда,
                     Когда мы страстным предавались негам,
                     Пустым, холодным стало навсегда, —

                     Гнездо в лесу, засыпанное снегом,
                     В глухом лесу, где замер каждый звук.
                     Ответь, молю, не дли жестоких мук!