Об Р. В. Иванове-Разумнике см. тт. 1 и 6 наст. изд.
…впервые я стал относиться и к Мережковскому и к Гиппиус — подозрительно. — Ср. строки Есенина в письме к Н. Н. Ливкину от 12 августа 1916 г.: «Тогда, когда вдруг около меня поднялся шум, когда мережковские, гиппиус и Философов открыли мне свое чистилище и начали трубить обо мне…, я презирал их — и с деньгами, и с всем, что в них есть, и считал поганым прикоснуться до них» (т. 6 наст. изд.; см. там же письмо Есенина к А. Ширяевцу от 25 июня 1917 г.).
Об отношении Есенина к Мережковскому и Гиппиус в первые годы знакомства с ними рассказывали друзья поэта. Так, В. С. Чернявский писал: «Сам Мережковский казался ему сумрачным, „выходил редко, больше все молчал“ и как-то стеснял его. О Гиппиус, тоже рассматривавшей его в усмешливый лорнет и ставившей ему испытующие вопросы, он отзывался с все растущим неудовольствием. „Она меня, как вещь, ощупывает!“ — говорил он» (Восп., 1, 207). А. Б. Мариенгоф вспоминал о таком восклицании Есенина: «Ух, уж и ненавижу я всех этих Сологубов с Гиппиусихами!..» (Восп., 1, 313).
Один только Философов… занимает мой кругозор… — Философов Дмитрий Владимирович (1872–1940) — литературный критик и публицист. Есенин познакомился с ним в марте 1915 г.
«К Философову он относился хорошо, — замечал В. С. Чернявский о Есенине. — Тот пленил его крайним вниманием к его поэзии, авторитетным, барственно мягким тоном джентльмена» (Восп., 1, 207). При содействии Д. В. Философова в петроградском журнале «Голос жизни» (1915, 22 апреля, № 17, с. 13) были опубликованы четыре стихотворения Есенина — см. коммент. к стих. «Под венком лесной ромашки» в т. 1 наст. изд., с. 440–443.
В первой книге Есенина «Радуница» (Пг., 1916) ему посвящено стихотворение «Выть» («Черная, потом пропахшая выть…», 1914). Известны письмо Есенина к Д. В. Философову (до 20 августа 1915 года) и дарственная надпись на «Радунице» (Пг., 1916) — см. тт. 6 и 7 наст. изд.
Сохранились две дарственные надписи и Д. В. Философова Есенину. Одна — на его книге «Неугасимая лампада. Статьи по церковным и религиозным вопросам» (М., 1912): «Сергею Александровичу Есенину с верой, что русская лампада не угаснет. Д. Философов. 12 апр. 1915 г.»; вторая — на книге «Старое и новое. Сборник статей по вопросам искусства и литературы» (М., 1912): «Сергею Александровичу Есенину на память о „несоленых“ людях Питера от автора. 12 апр. 1915 г.» (ГЛМ. Библиотека).
Несмотря на негативное высказывание о Д. В. Философове в письме к Н. Н. Ливкину (см. выше), Есенин в последующие годы отделял его от Мережковских, что, в частности, видно и по памфлету.
…но все же Клюев и на него составил стихи… — эти стихи не обнаружены (сообщено С. И. Субботиным, исследователем жизни и творчества Николая Алексеевича Клюева).
В газете «Ecler» ‹точнее — «L’Eclair»› Мережковский называл меня хамом… — Вероятно, имеется в виду опубликованная в этой парижской газете 16 июня 1923 г. статья Д. С. Мережковского «Когда Россия возродится…» В этой статье содержится заявление автора, оскорбительное для А. Дункан и С. Есенина (см. письмо А. Дункан редактору газеты «L’Eclair» — Письма, 330–331).
Что это на Вас за гетры? — Об этом эпизоде, происшедшем зимой 1915–1916 г., вспоминал В. Б. Шкловский (1893–1984). В статье «Современники и синхронисты», опубликованной в журн. «Русский современник» (Л.-М., 1924, с. 233), он писал: «Есенина я увидел в первый раз в салоне Зинаиды Гиппиус, здесь он был уже в опале.
— Что это у вас за странные гетры? — спросила Зинаида Николаевна, осматривая ноги Есенина через лорнет.
— Это валенки, — ответил Есенин.
Конечно, и Гиппиус знала, что валенки не гетры, и Есенин знал, для чего его спросили. Зинаидин вопрос обозначал: не припомню, не верю я в ваши валенки, никакой вы не крестьянин.
А ответ Есенина обозначал: отстань и совсем ты мне не нужна.
Вот, как это тогда делалось!
Но спор весь шел об Октябрьской революции».
В более поздней публикации этот эпизод описан так:
«Есенина я видел первый раз у Зинаиды Гиппиус. Зинаида — подчеркнутая дама, с лорнетом, взятым в руку нарочно.
Она посмотрела на ноги Есенину и сказала:
— Что это за гетры на вас надеты?
— Это валенки.
Зинаида Гиппиус знала, что это валенки, но вопрос ее обозначал осуждение человеку, появившемуся демонстративно в доме Мурузи…. Валенки Есенина были демонстрацией… и обозначали неуважение к Гиппиус» (Шкловский В. О Маяковском. М., 1940, с. 169, 171).
О том же эпизоде, со слов Есенина, рассказывали в своих мемуарных очерках А. К. Воронский (Памяти Есенина: Из воспоминаний. — Журн. «Красная новь», М.-Л., 1926, № 2, февраль, с. 210); Г. В. Адамович (Есенин: К 10-летию со дня смерти. — Газ. «Последние новости», Париж, 1935, 26 декабря, № 5390).
Поэтесса И. В. Одоевцева (1895–1990) также вспоминала: «Как-то на каком-то чопорном приеме Гиппиус, наставив лорнет на его валенки, громко одобрила их: „Какие на вас интересные гетры!“ Все присутствующие покатились со смеха.
Такие обиды не прощаются. И не забываются.
— Очень мне обидно было и горько, — говорит он. — Ведь я был доверчив, наивен…» (Встреча с Сергеем Есениным. — Газ. «Новое русское слово», Нью-Йорк, 1971, 6 июня, № 22272).
С. 230. Потом Мережковский писал: „Альфонс… “ А я ему отвечал устно… — В статье, опубликованной 16 июня 1923 г. в газете «L’Eclair», Мережковский обозвал Есенина «мужиком», добавив: «Сегодня его большевизм находит выражение в бесконечном пьянстве и скандалах…» (см. также письмо А. Дункан редактору газеты в изд.: Письма, 330–331); в этом же письме приводится одно из устных высказываний Есенина о Мережковском).
Альфонс — мужчина, состоящий на содержании у женщины, ставшее нарицательным имя персонажа драмы «Господин Альфонс» (1873) французского писателя Александра Дюма-сына (1824–1895). Первое представление пьесы Дюма в Москве происходило 3 октября 1874 г. Русский перевод пьесы был озаглавлен «Красавец» (еще одно название в переводе — «Мосье Альфонс»).
Лориган — марка изысканных духов, выпускаемых парижской фирмой Коти. В стихотворении «Мой путь», написанном в первые месяцы 1925 г., Есенин с сарказмом вспоминает о «салонном вылощенном сброде» и его «привычке к Лориган и к розам» (см. т. 2 наст. изд.).
Ведь вы в «Золотое руно» снимались так же в брюках с портрета Сомова. — Судя по всему, опубликованный в журнале «Золотое руно» (Пб., 1906, № 4) портрет З. Н. Гиппиус Есенин описывал по памяти. Автор портрета не К. С. Сомов, а Л. С. Бакст. «Гиппиус, — вспоминала М. С. Шагинян, — почти всегда принимала гостей сидя: верней, полулежа в своем большом кресле…» (Шагинян М. Указ. соч., с. 340). И на портрете З. Н. Гиппиус изображена сидя, в трико и чулках.
Лживая и скверная Вы. — Ср. строки из воспоминаний редактора парижского журнала «Современные записки» М. В. Вишняка: «За ум и острое, жалящее перо Гиппиус сравнивали со змием и даже с вульгарной „змеей подколодной“. Гумилев называл ее „больной жемчужиной“. Ремизов — „вся в костях и пружинах, устройство сложное, но к живому человеку никак“. Петербургские иерархи — „белой дьяволицей“. Даже друзья, сохранившие верность, — „ведьмой“…» (Вишняк М. В. Современные записки. Воспоминания редактора. СПб., 1993, с. 154).
Вы пишете: «Основа партии — общее утверждение ценностей». — Цитируемые Есениным слова — из статьи Гиппиус «Общеизвестное». Они произнесены Оптимистом в таком контексте: «Теперь принято бранить партийность. Я, напротив, приветствую ее и приветствовал бы наши партии, если бы… они были, действительно, партиями. Но и они страдали тем же недостатком: отсутствием реализма. При большой узости — настоящей дисциплины они не имели. Увы, наша а-реалистичная интеллигенция фатально придавала своим партиям — церковный характер, менее всего пригодный для жизни партии. Основа партии — общее утверждение ценностей, хотя и высоких, но относительных, а не абсолютных. Когда же относительное бессознательно подменяется абсолютным, это извращает принцип партийности, и партии делаются не партиями, а сектами. Отсюда их сдавленность, догматизм, отсюда бесконечное дробление и взаимная нетерпимость» (выделено автором).
Даже Шкловский помнит, что Вы говорили… — вероятно, эти слова Есенина связаны с последней фразой («…спор… шел об Октябрьской революции») цитируемого выше отрывка из статьи В. Шкловского «Современники и синхронисты» (1924). Фраза относится явно к другому, более позднему времени, другой встрече и разговору Есенина с З. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковским. На это косвенно указывает В. Шкловский в своем мемуарном очерке «И сегодня сегодняшний», написанном незадолго до кончины: «Вспомнил я это потому, что недавно прочел письмо Есенина о ссоре с Мережковским: он ссылается на меня, как на свидетеля» (В мире Есенина. Сб. статей. М., 1986, с. 633).
