Они говорили о Сергее не часто. Но муж знал, что если Майя нервничает и раздражается — значит, «этот ее» не звонит, а если заглядывает ему в глаза, беспрестанно целует и ластится, как кошка, — значит, все о'кей.
В разговорах с подругами, где нужно было постоянно отстаивать право на такую свою жизнь, Майя заводилась и кричала: «Ну кто вам сказал, что любить можно только одного? Кто сказал?! И почему вы решили, что Володю надо жалеть? Если бы ему было плохо, он бы ушел. А он меня и такую любит!» Они соглашались, но осуждали. И радовались, что на Майкином фоне выглядят особенно порядочными и почти невинными.
— Вов… а вот… дружить бы нам… семьями, — однажды как бы в шутку сказала Майя, делая большие глаза и интонируя особым образом каждое слово.
Но муж «как бы шутку» не принял:
— Даже если бы это в принципе было возможно… А я надеюсь, ты понимаешь, что это невозможно. Впрочем, если б понимала, не делала бы таких диких предложений…
— Вов, ну почему диких? Почему диких? По-моему, нормально. Они бы к нам в гости приходили. Мы бы к ним.
— Замолчи, я тебя очень прошу. А я все-таки продолжу. Так вот, если бы это и было возможно в принципе, то как ты представляешь себе мое общение с твоим дальнобойщиком? Тебе не кажется, что это не мой, мягко говоря, уровень?
— Он, между прочим, очень умный, — обиделась Майя.
— Ну, если до твоего уровня дотягивает, то уже хорошо!
— Не надо про мой уровень. Дуры кандидатами наук не становятся! — Майя снова обиделась.
Выдерживая паузу, чтобы обида была прочувствована обеими сторонами, она ждала Володиного раскаяния. Но Володя спокойно продолжал что-то выписывать из книги.
— Да ладно, Вовусик, я пошутила, — подошла Майя к мужу и положила голову и вытянутые руки на стол, на все Володины книги и записи.
Муж поцеловал Майю в макушку, отодрал ее, сопротивляющуюся, от стола и легонько оттолкнул: не мешай!
Странно, что он не сказал еще и свое обычное: «Ты же взрослая женщина». Не захотел впустую тратить энергию, которая ему нужна для работы. Майя села на диван и решила немного подумать. Володина фраза про взрослую женщину, безусловно, должна иметь продолжение. Оно подразумевается. Оно видится — и очень четко. «Ты же взрослая женщина, а ведешь себя как ребенок». Это один вариант. «Ты же взрослая женщина, а косишь под маленькую девочку» — это второй. Какой лучше? Оба хороши! Ну и пожалуйста! Майя встала и, изображая бездну достоинства и оскорбленного самолюбия, прошла от дивана к книжным полкам. Муж не отреагировал. Майя принялась рассматривать корешки книг. Надо что-нибудь умное почитать. Вот Шопенгауэр со своей самодостаточностью мизантропа и презрением к веселым людям неграм. Вот Кафка с отвратительным рассказом о том, как он стал тараканом. Вот скучный и изысканный Набоков. Майя взяла «Обед на каждый день» и пошла на кухню.
Майя читала новую книгу Николая Козлова и балдела от каждой фразы. Стиль ей, собственно, нравился только местами. А вот идеи — почти всегда и все. Муж Козлова не любил, называл его козлом (Майя ужасно обижалась) и говорил, что он, то есть Козлов, дешевый авантюрист, а никакой не психолог. Но Майя все равно часто зачитывала вслух отдельные места. Володя сердито отмахивался, но иногда невольно втягивался в навязанную Майей дискуссию. Вот и сегодня завязался спор о любви, долге, семье.
— Когда любят и уходят к другому — это понятно. А когда… — сказал Володя.
Он сказал это после энергичного выступления жены, которое она перемежала Козловскими цитатами. Сказал и запнулся, подбирая выражение поприличнее.
— А когда увлекаются и никуда не уходят — это тоже нормально, — продолжила за него Майя.
— Для тебя — да. А для большинства людей — нет. Это ты можешь себе позволить, пользуясь тем, что я закрываю глаза на твое… В русском языке этому давно есть одно слово. Я думаю, ты знаешь какое.
— Ну, про слово не будем. Я не обиделась нисколько. А что касается того, что ты закрываешь глаза… то для тебя, Вовусик миленький, в этом есть огромный смысл.
— Какой же, позволь тебя спросить?
— Пока ты не встретил ту, с кем хотел и мог бы жить, тебе лучше со мной, чем одному. Уйти из принципа и маяться — глупо. Нам хорошо вместе. Тебе иногда больно (наверное, очень больно) оттого, что я… Но мне нужна подпитка, ты это понимаешь. Именно она дает мне возможность любить тебя. И ты это прекрасно знаешь.
— Брось, о какой любви ты говоришь? — Володя презрительно скривил губы.
— О моей. О моей любви к тебе. — Майя как-то неожиданно заплакала, подошла к дивану, где сидел муж, опустилась на пол, обняла его колени и разрыдалась уже громко, в голос. — Ну неужели ты не понимаешь, что ты — родной, близкий, единственный… И никто не нужен мне на твоем месте…
— Если бы ты меня любила…
— То не изменяла бы! Да? Ну кто придумал, что это должно быть именно так? Кто?! Ты ведь лучше других знаешь, что если я против своей воли буду вести тот образ жизни, которого ты от меня требуешь…
— Ничего я не требую. — Володя хотел отбросить Майины руки и встать.
Но она не пустила его и продолжала уже спокойно и тихо:
— Ты умный, ты все понимаешь. И догадываешься, каким (она выделила это слово) должен быть мужчина, чтобы его любила такая ненормальная, как я. Меня надо каждый день завоевывать. Словами, поступками, большими и красивыми. Тебе это не под силу. Да и никому не под силу.
— Тебе лучше было бы жить одной.
— Да, да! Я знаю это. Знаю, что мучаю тебя. Но ведь ты свободен. Брось меня. Уходи! Тебе будет легче?
— Нет. Я хочу, чтобы была семья, чтобы Вероника не рвалась между нами. Чтобы у нее был дом. Понимаешь ты это или нет?! — взорвался наконец Володя.
— Так и я этого же хочу, бестолочь несчастная! — тоже закричала Майя.
Потом она сникла, снова положив голову мужу на колени, и в колени же, глухо, спросила:
— Но разве только это? Разве ты меня не любишь?
— Люблю, — сказал Володя.
Сказал просто, без вздоха, без каких-либо особых интонаций. И все равно (Майя точно знала) это была правда.
— И я тебя. Только не по-твоему. Ты мне очень-очень нужен. Но я не могу стать другой. Понимаешь?
Володя отвернулся. Всегда считалось, что он это понимал. А вот выясняется, что нет. Не понимает. Осознание этого вернулось к Майе новым приступом отчаяния.
— Ну не могу! — зарыдала она и, отняв руки и голову от колен мужа, уткнулась лицом в пол.
Володя оставался сидеть на диване. Майя вытянулась на полу во весь рост и перевернулась на спину. Она перестала плакать, только вытирала обеими руками мокрое лицо и хлюпала носом. Ждала. Очень ждала, что муж подойдет и пожалеет.
— Бедная ты моя, — Володя присел рядом, положил руку ей на лоб, — по-моему, ты уже наревела себе температуру. Майя, ну давай ты меня простишь за этот разговор? Ладно?
Майя схватила его руку и начала исступленно целовать:
— Миленький мой, родненький, это ты, ты меня за все прости.
Потом, остановившись, помолчала и с трудом произнесла:
— После этих слов нужно сказать: я так больше не буду. А я не смогу тебе этого сказать…
— Ну и не надо. Успокойся. Хорошо?
Володя поднял Майю с пола. Она прижалась к нему, обессиленная, благодарная и покорная. Они стояли так долго. Майя боялась, что Володя оторвется первым и скажет какую-нибудь будничную фразу. А он хотел бы это сделать, потому что не любил подобных сантиментов, но знал, что жене это будет неприятно. И терпеливо ждал, когда она это сделает сама.
Был обычный день. Отчитав свой «современный русский» на инфаке, Майя Сергеевна должна была через полтора часа появиться в другом корпусе, на своем факультете. У нее сегодня была всего одна пара, хотелось домой. Но назначили заседание кафедры: полтора часа где-то болтайся, а потом будь добра явиться на это самое заседание.
Майя решила немного погулять, а по пути зайти в магазин, точнее, в торговый комплекс, который недавно открыли и назвали громко, с претензией — «Новый посад». Майя шла не спеша, наслаждаясь весенним воздухом, капелью, покоем и гармонией в душе. Вот она, такая молодая и симпатичная, идет себе по улице и всему радуется. Радуется тому, что у нее хорошая работа, где все ладится, что у нее замечательный муж, умный, тонкий, все понимающий, и красавица дочь, подающая большие надежды. И наконец, у нее есть Сережа. Молодой и сильный мужчина, которого она боготворит. Майю пронизало острое желание видеть, трогать, целовать его плечи, руки — всего, стройного и красивого, как молодой олень (когда и где Майя видела молодых оленей, она не помнила, но была уверена, что они выглядят именно так: настороженно-нежные глаза, гладкое и мускулистое тело, гармоничная подогнанность всех членов). Господи, за что ей такое счастье? И как скоро придется расплачиваться за то, что ей досталось так много хорошего в этой жизни?
