Эмиль Верхарн - Стихи

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ,
Со лбом, в бореньях роковых
Разбитым о недвижность их!

На жесткой почве, с прямотой иглы,
Глухого леса высятся стволы;
Их ветки — молний изваянья;
Вверху — квадратных скал углы —
Громады страха и молчанья;
И бесконечность в вышине
Алмазных звезд, с небес ко мне
Глядящих, — строги и суровы;
И за покровами покровы
Вкруг золотой Изиды[11], в вышине!

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Как взоры пристальны их роковых проблем!
Первичные, они — пред нами суть затем,
Чтоб в вечности пребыть такими ж!
От их всевластных рук вселенной не отымешь,
Они лежат на дне и в сущности вещей,
Нетленно проходя сквозь мириады дней.

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Открою я глаза: их чудеса кругом!
Закрою я глаза: они во мне самом!
За кругом круг, в бессчетных сочетаньях.
Они скользят в воспоминаньях.
Я погибаю, я пропал,
Разбив чело о камни скал,
Сломав все пальцы об утесы…
Как бред кошмара— их вопросы!

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Вы тексты от каких затерянных страниц?
Остатки от какой разрушенной вселенной?
Ваш отвлеченный взор, взор глаза без ресниц, —
Гвоздь, проходящий в сталь, меч, острый неизменно!
От ваших пристаней кто вдаль не отплывал?
Но гибли все ладьи о зубья тайных скал.

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Мой ум измучен и поник
На берегах спокойных книг,
В слепящем, словно солнце, мраке;
И предо мной во мгле теней
Клубком переплетенных змей
Взвиваются хмельные знаки.
Я руки протянул во мгле:
Но вашей тяжестью к земле
Я наклонен в порыве смелом.
Я изнемог, я изнемог —
На переходах всех дорог
Встречаться с вами, как с пределом!

Я — обезумевший в лесу Предвечных Числ!

Доколе ж длительная пытка
Отравленного их напитка,
Вливаемого в грудь с высот?
Как знать, реальность или тени
Они? Но, холоден как лед,
Их роковой закон гнетет
Чудовищностью нарушений!
Доколь бессчетность в вышине
Алмазных звезд в их вечном сне,
Взор устремляющих ко мне
Неумолимо и сурово?
О, вечно ль не сорвать покрова
Вкруг золотой Изиды в вышине?

Как длинные нити, нетихнущий дождь,
Сквозь серое небо, и тучен и тощ,
Над квадратами луга, над кубами рощ
Струится нетихнущий дождь,
Томительный дождь,
Дождь…

Так он льет со вчера,
Так он мокрые тянет лоскутья
С тверди серой и черной;
Терпеливый, упорный,
Так он льет со вчера
На перепутья,
Необорный.

По путям,
Что ведут от полей к городам,
По дорогам, безмерно скривленным,
Шагом сонным,
Монотонным,
Утомленным,
Словно дроги путем похоронным,
Проезжают возы в колеях,
До того без конца параллельных,
Что они исчезают в ночных небесах
И сливаются в далях предельных,
А вода
Час за часом струится всегда;
Плачут травы, деревья и домы
В бесконечности кроткой истомы…
Перейдя за гнилые плотины,
Разливаются реки в долины
Серой пеной,
И плывет унесенное сено;
Ветер хлещет орешник и ивы;
И, хвостами в воде шевеля,
Стадо верных быков наполняет мычаньем поля;
Вечер близится; тени — пугливы
И неслышно ложатся вдоль сумрачных рощ;
Твердь — все та же;
Так же льется нетихнущий дождь,
Долгий дождь,
Дождь густой, непрозрачный, как сажа.

Долгий дождь
Нити вытянул ровно и прямо;
Ткет ногтями своими упрямо,
Петля за петлей, стежок за стежком, —
Одеянье,
Закрывая в свой плащ каждый дом,
Каждое зданье,
В плащ изодранный, жалкий,
Что виснет тряпьем,
Как на палке…
Голубятня под крышей зубчатой;
Слуховое оконце, бумагой заткнутое грубо;
Водосточные трубы,
Что крестом стоят над коньком;
На мельницах крылья с заплатой;
Крест над родной колокольней —
Под долгим дождем,
Непрерывным дождем,
Умирает зимой в агонии безвольной…

О, нетихнущий дождь,
В серых нитях, в морщинах, с большой бородой
Водяной!
О, нетихнущий дождь
Старых стран,
Многодневный, седой, облеченный в туман!

Туман, как ватный ком, ложится
На всю округу. Он плотней
Вдоль окон, около дверей,
А над рекой — клубится.

Река медлительно впотьмах
Уносит трупов груз зловонный,
Луна — мертвец, похороненный
В каких-то дальних облаках.

И лишь на лодках, над пучиной,
В неверном свете фонарей,
Видны склоненных рыбарей
Дугою согнутые спины.

Еще с заката рыбаки.
Бог знает что ловя упорно,
В немую глубину реки
Свой невод погрузили черный.

А там, во мраке дна речного,
Людских скорбей и бед клубки
На жертву броситься готовы…
Их молча ловят рыбаки
И верят в правоту простых своих стараний,
В полночной темноте, в злокозненном тумане.

Как молот, бьет полночный звон,
Угрюмый голос похорон,
Срываясь с отдаленных башен;
Осенней ночью глух и страшен
Полночный звон.

Черны над речкой рыбаки…
Одета плоть их в странные лохмотья…
Со шляп убогих за воротники,
За каплей капля, весь туман окружный
Стекает дружно.

Деревни, онемев, стоят;
Закоченел лачужек ряд;
Немы орешника кусты,
С которых ветер снял листы.

Глуха, нема лесная тьма;
Ни звука, словно мир до края
Зола наполнила сырая.
И каждый, хоть нужна подмога,
Своим лишь делом занят строго,
Без помощи друзей, без слов,
И свой у каждого улов.

И первый тащит из воды
Рыбешку мелкую нужды;
Второй, беспечный, чужд заботам,
Болезней тину тянет переметом.
Тот вытряхнул из влажной снасти
Ему грозящее несчастье,
Тот видит в глубине сетей
Остатки совести своей.

Река, встречая дамб отпор,
Кипя, творя водовороты,
Течет, течет… — с которых пор? —
Туда, за горизонт заботы.
Как в черной коже, берега лежат,
Во мраке источая яд…
Туман, как вата клочковат,
Окутал хижин ближний ряд.

Ничто не дрогнет над ловцами,
И фонарей недвижных пламя
Пятнает, словно кровью ран,
Белесый войлочный туман.
И смерть и тишь гнетут свинцово
Ловцов безумия ночного.

Туманной мглой они от всех отъяты,
Бок о бок, но друг другу не видны…
И руки их истомлены,
И труд несет им лишь утраты.

О, если бы один позвал другого:
Быть может, утешеньем было б слово!
Но каждый с согнутой спиной,
Окоченев, сидит немой,
И возле каждого светильня искрой малой
Недвижно над водою встала.
Как сгустки тьмы они сидят,
И никогда их тусклый взгляд
Не поднимался за туманы,
Где небосвод горит, как жар,
И, полные магнитных чар,
Идут созвездий караваны.

Мученье черное — улов
У этих черных рыбаков.
Им нет, потерянным, числа;
Окутав, их сгубила мгла,
И звон ночной, осенний, похоронный
Льет ливнем над судьбой их монотонной.

Неутомимо снег идет,
Среди равнин ложась, как длинные заплаты,
Как длинные клочки унылой, бледной ваты,
Любовью бедный, злобою богатый.

Неотвратимо снег идет,
Как маятника мерный ход,
Как миг за мигом, снег идет.
Снег падает, кружится, вьется,
Ложится мерно на дома,
Украдкой проникает в закрома,
Снег падает и вьется,
Летит упрямо в ямы и колодцы.
Передник свой недобрая зима
Вытряхивает над землею древней,
И медленно ложатся на деревни
Болезни, стужа, тьма.
Мороз живет в крови, в костях,
Нужда — в амбарах и клетях,
Нужда и снег в сердца вползают.
Вползает под навес беда,
И стынут, коченеют, замерзают
Сердца и очаги под коркой льда.

У перекрестков, где слились дорог потоки,
Как мертвецы, деревни одиноки;
По берегам канав, каналов, рек
Ракиты клонят веток сталактиты,
По пояс погрузившись в снег;
На косогорах, словно в землю врыты.
Седыми мхами инея увиты.

Старухи мельницы, как западни, встают;
Под шквальным ветром, яростным и грубым,
Столбы, подпорки, кровли, трубы
Сражаться с ноябрем не устают, —
А снег идет, идет, бесшумный и мохнатый,
Среди равнин ложась клочками бледной ваты.

Тяжелый снег как саван лег
На всех развилинах дорог,
Повсюду снег бесплодный, белый,
Снег призрачный и омертвелый,
Снег призрачный и неизменный,
Кружащийся самозабвенно
В безмерной темноте и холоде вселенной.