На чужбине
Ночь, блеска полная... Заснувшие пруды
В листах кувшинчиков и в зелени осоки
Лежат, как зеркала, безмолвствуя цветут
И пахнут сыростью, и кажутся глубоки.
И тот же ярких звезд рисунок в небесах,
Что мне на родине являлся в дни былые;
Уснули табуны на скошенных лугах,
И блещут здесь и там огни сторожевые.
Ударил где-то час. Полночный этот бой,
Протяжный, медленный, – он, как двойник, походит
На тот знакомый мне приветный бой часов,
Что с церкви и теперь в деревню нашу сходит.
Привет вам, милые картины прежних лет!
Добро пожаловать! Вас жизнь не изменила;
Вы те же и теперь, что и на утре дней,
Когда мне родина вас в душу заронила
И будто думала: когда-нибудь в свой срок
Тебя, мой сын, судьба надолго в даль потянет,
Тогда они тебя любовно посетят,
И рад ты будешь им, как скорбный час настанет
Да, родина моя! Ты мне не солгала!
О, отчего всегда так в жизни правды много,
Когда сама судьба является вершить,
А воля личная – становится убога!
Привет вам, милые картины прежних лет!
Как много, много в вас великого значенья!
Во всем – печаль, разлад, насилье и тоска,
И только в вас одних – покой и единенье...
Покоя ищет мысль, покоя жаждет грудь,
Вселенная сама найти покой готова!
Но где же есть покой? Там, где закончен путь:
В законченном былом и в памяти былого.
«Вдоль бесконечного луга...»
Вдоль бесконечного луга —
Два-три роскошных цветка;
Выросли выше всех братьев,
Смотрят на луг свысока.
Солнце палит их сильнее,
Ветер упорнее гнет,
Падать придется им глубже,
Если коса подсечет...
В сердце людском чувств немало...
Два или три между них
Издавна крепко внедрились,
Стали ветвистей других!
Легче всего их обидеть,
Их не задеть – мудрено!
Если их вздумают вырвать —
Вырвут и жизнь заодно...
«Мне грезились сны золотые...»
Мне грезились сны золотые!
Проснулся – и жизнь увидал...
И мрачным мне мир показался,
Как будто он траурным стал.
Мне виделся сон нехороший!
Проснулся... на мир поглядел:
Задумчив и в траур окутан,
Мир больше, чем прежде, темнел.
И думалось мне: отчего бы —
В нас, в людях, рассудок силен —
На сны не взглянуть, как на правду,
На жизнь не взглянуть, как на сон!
Вздумал шутник, – шутников не исправить, —
Вздумал развалину строить и древность поставить!
Глупо, должно быть, развалина прежде глядела..
К счастью, что время вмешалось по-своему в дело
Что было можно – обрушило и обломало;
Тут оно арку снесло, там камней натаскало;
Тут не по правилам косо направило фриз;
Лишним карниз показался – снесло и карниз!
Дождик, шумливый работник, ему помогая,
Стукал, долбил, потихоньку углы закругляя;
Вихорь-свистун налетал, ветерочки юлили,
Камни сверлили, чтоб камни податливей были,
Зори, румяные сестры, покровы им ткали,
Светом и тенью кроили, плющом ушивали!
Розовых пуговок вкруг расплодила восковка;
Терний пролез, растолкал, проворчав: «Так мне
ловко!»
Ива сказала: «Я ветви к земле опущу,
Нy, докажите, кто может, что я не грущу!?»
Совушка-вдовушка в трещине гнездышко свила:
«Я ли покойничка мужа в ночи не любила?
Мальчики камнем подшибли его на заборе,
Тело его в огороде висит на позоре;
Я ли по муже очей своих не проглядела,
Я пучеглазою стала, когда овдовела».
Стала в развалине совушка вещей душою,
С вечера плачется, а замолкает с зарею!..
Ну и красивой же вышла развалина, право!..
Вот и строитель в углу притаился лукаво —
Статуя в землю ушла! Из-под плотной листвы
Бронзовый очерк заметен плеч, ног, головы;
Только лица не видать, будто бедному стыдно!
Но человеческий облик из зелени видно...
«Каждою весною, в тот же самый час...»
Каждою весною, в тот же самый час,
Солнце к нам в окошко смотрит в первый раз.
Будет, будет время: солнце вновь придет, —
Нас здесь не увидит, а других найдет...
И с терпеньем ровным будет им светить,
Помогая чахнуть и ничем не быть...
Зернышко овсяное искренно обрадовалось, —
Счастье-то нежданное! Корешком прокрадывалось
Смело н уверенно по земле питательной,
В блеске солнца вешнего – ласки обаятельной...
Лживою тревогою зернышко смутилося:
Над большой дорогою прорастать пустилося!
Мнут и топчут бедное... Солнце жжет лучом...
Умерло, объятое высохшим пластом!
«Что вы, травки малые, травки захудалые...»
Что вы, травки малые, травки захудалые,
Вышли вдоль дороженьки под обод, под ноженьки?
Капельки блестевшие, в ливне прошумевшие,
Что поторопилися – в озеро пролилися?
Что ты, сердце честное, миру неизвестное,
Бьешься не по времени, не в роде, не в племени?
«Градины выпали! Счета им нет...»
Градины выпали! Счета им нет...
Подле них вишен обившийся цвет...
В царственном шествии ранней весны,
В чаяньи смерти смертельно бледны,
Бедные жертвы и их палачи
Гибнут, белея, в безлунной ночи...
«Последние из грез, и те теперь разбились...»
Последние из грез, и те теперь разбились!
Чему судьба, тому, конечно, быть...
Они так долго, бережно хранились,
И им, бедняжкам, так хотелось жить...
Но карточный игрок – когда его затравят, —
По воле собственной сжигая корабли,
Спокойней прежнего, почти веселый, ставит
Свои последние, заветные рубли!
«Из твоего глубокого паденья...»
Из твоего глубокого паденья
Порой, живым могуществом мечты,
Ты вдруг уносишься в то царство вдохновенья,
Где дома был в былые дни и ты!
Горит тогда, горит неопалимо
Твоя мечта – как в полночи звезда!..
Как ты красив под краскою стыда!
Но светлый миг проходит мимо, мимо...
Куклу бросил ребенок. Кукла быстро свалилась,
Стукнулась глухо о землю и навзничь упала...
Бедная кукла! Ты так неподвижно лежала
Скорбной фигуркой своей, так покорно сломилась,
Руки раскинула, ясные очи закрыла...
На человека ты, кукла, вполне походила!
«Где бы ни упало подле ручейка...»
Где бы ни упало подле ручейка
Семя незабудки, синего цветка, —
Всюду, чуть с весною загудит гроза,
Взглянут незабудок синие глаза!
В каждом чувстве сердца, в помысле моем
Ты живешь незримым, тайным бытием...
И лежит повсюду на делах моих
Свет твоих советов, просьб и ласк твоих!
«Рано, рано! Глаза свои снова закрой...»
Рано, рано! Глаза свои снова закрой
И вернись к неоконченным снам!
Ночь, пришлец-великан, разлеглась над землей;
В поле темень и мрак по лесам.
Но когда – ждать недолго – час утра придет,
Обозначит и холм, и межу,
Засверкают леса, – великан пропадет, —
Я тебя разбужу, разбужу...
«Отдохните, глаза, закрываясь в ночи...»
Отдохните, глаза, закрываясь в ночи,
Вслед за тем, что вы днем увидали!
Отчего-то вы, бедные, так горячи,
Отчего так глубоко устали?
Иль нельзя успокоить вас, очи, ничем,
Охладить даже полночи тьмою! —
Спишь глубоко, а видишь во сне между тем:
Те же люди идут пред тобою...
«Он охранял твой сон, когда ребенком малым...»
Он охранял твой сон, когда ребенком малым,
Бывало, перед ним ты сладко засыпал,
И солнца теплый луч своим сияньем алым
На щечках бархатных заманчиво играл.
Он сторожит твой сон теперь, когда, разбитый,
Больной, уставший жить, тревожно дремлешь ты,
И тот же луч зари на впалые ланиты
Бросает, как тогда, роскошные цветы...
«Полдневный час. Жара гнетет дыханье...»
Полдневный час. Жара гнетет дыханье;
Глядишь прищурясь, – блеск глаза слезит,
И над землею воздух в колебанье,
Мигает быстро, будто бы кипит.
И тени нет. Повсюду искры, блестки;
Трава слегла, до корня прожжена.
В ушах шумит, как будто слышны всплески,
Как будто где-то подле бьет волна...
Ужасный час! Везде оцепененье:
Жмет лист к ветвям нагретая верба,
Укрылся зверь, затем что жжет движенье,
По щелям спят, приткнувшись, ястреба.
А в поле труд... Обычной чередою
Идет косьба: хлеба не будут ждать!
Но это время названо страдою, —
Другого слова нет его назвать...
Кто испытал огонь такого неба,
Тот без труда раз навсегда поймет,
Зачем игру и шутку с крошкой хлеба
За тяжкий грех считает наш народ!
«Сколько мельниц по вершинам...»
