Такие переводы — отдых, распеванье, игра. Для русского поэта, воспитанного Пушкиным и Тютчевым, воспроизводить олеографии Айхендорфа — конечно, отдых, если не забава. Тем дороже н а й т и среди этих милых вещиц нечто более серьёзное, б о л е е с в о ё, так сказать. Кроме того чистого и детского, о чём сказала Люба.
Взберусь на гору — вниз смотрю с вершины,
спускаюсь вниз — смотрю на гребни гор.
То гордость всколыхнёт души глубины,
то грусть и кротость вдруг наполнит взор.
Но эти чувства и наполовину
не правят миром. Мне они — в укор.
Как медленно с пера сползают строчки!
С большим трудом я достигаю точки…
(“Летний зной”)
Недаром Аркадию Штейнбергу, в чьём семинаре по переводам занималась Люба Якушева, превосходным показалось стихотворенье “Прощальное”. “Это подлинный Айхендорф, — радуется Аркадий Акимович, — и это прелестные чистые стихи русские…”.
. . . .
Книга переводов (ещё здесь по одному или по два стихотворения Ренаты Вережану, Вийви Луйки, Валерии Гросу, Деборы Вааранди) с любовью и тщанием составлена осиротевшей матерью Любы — Лидией Фёдоровной Александровой. Как ныне водится, предваряют и заключают книгу авторитетные высказывания филологов и поэтов. Здесь очень уместны слова Александры Истогиной и Аркадия Штейнберга, М.Л.Гаспарова и Т.М.Николаевой.
Назревает большая книга, единый том Любови Якушевой: лучшие стихи и переводы.
Чтобы свет дошёл до цели, его источник должен работать.
Тем более сейчас, когда луч попадает в среду, чуждую ему и глухую, почти не пробиваемую.
Тем хуже — для этой среды…
Долгий и грустный это разговор. Но чем глуше и темнее среда — тем звонче и ярче должен быть такой отважный луч. Толпу не перекричит самая лужёная глотка. Но слышен будет в любом гаме серебряный голосок ребёнка. С этой чистотой сравнима ПОЭЗИЯ Любови Якушевой. И всё, что прямо или косвенно, близко или отдалённо относится к ней, заслуживает благодарного нашего интереса. В частности — книга, о которой идёт речь. И к тому же: подарен нам едва ли не полный, почти полный, огромный поэт, чьи несколько строк стоят поэмы, — подарен Георгос Сеферис, подарено читателю ч т е н и е небывалое, сравнимое с чтением Неруды, Лорки…
Ноябрь 99
“В Платрах не дают тебе спать соловьи”.
Ты застенчивый соловей среди лиственных вздохов
даришь певучую влагу лесов
телам и душам расставшихся и тех кто уверен
что уже не вернётся.
Слепой голосок, осязаемый памятью
словно шаги и касанья, я б не решился сказать поцелуи;
и беспомощный бунт разъярённой рабыни.
“В Платрах не дают тебе спать соловьи”.
Что это Платры? Кто видел этот остров?
Я всю свою жизнь небывалые слышу названья:
новые города и безумства людей и богов;
моя судьба бушевавшая
между смертельным оружьем Аякса
и каким-то другим Саламином
принесла меня к этому берегу.
Луна
выходила из моря как Афродита.
Вот заслонила звёзды Стрельца вот направляется
к Скорпионову сердцу и всё изменяет.
Так где же правда?
Я тоже был на войне стрелком
И в этом суть для тех кто промахнулся.
О соловей певец
такой же ночью на берегу Протея
тебе внимали спартанские рабыни вплетая в песню стоны
и среди них — кто б мог сказать! — Елена!
Та, за которою мы годы гонялись по Скамандру.
Это она была там, на губах у пустыни. Я подошёл
и она закричала: “Это неправда, неправда!
Я никогда не всходила на синий корабль
я никогда не ступала на землю воинственной Трои!”
Глубокий лиф, и солнце в кудрях
и эта осанка,
тени и блики повсюду,
на плечах на коленях на бёдрах,
живая кожа, глаза
с тяжёлыми веками.
Она была там, на родном побережье. А в Трое?
А в Трое лишь призрак.
Парис
с тенью ложился в постель словно с живым существом
И мы десять лет погибали из-за Елены.
Огромное горе постигло Элладу.
Столько раздроблено тел
челюстями земли и воды
столько душ
размолото жерновами словно пшеница!
Реки вздулись от жижи кровавой
ради льняных колыханий
ради дрожания бабочки ради лебяжьей пушинки
ради пустой оболочки, ради Елены.
Может быть, даже мой брат?!
Соловей соловей соловей
что есть Бог? что не Бог? и что посредине?
“В Платрах не дают тебе спать соловьи”.
Заплаканная птица,
сюда на Кипр лелеемый волнами
и воскрешающий в душе отчизну
приплыл я с этой сказкой, —
если правда то, что это сказка, и люди снова
не попадутся в эту старую ловушку; если правда
что некий новый Тевкр, спустя десятилетья,
или Аякс или Приам или Гекуба
или какой-то неизвестный безымянный
увидевший забитый трупами Скамандр,
вновь не услышит вестников, пришедших объявить
что столько боли столько жизней
пропало в бездне
из-за бесплотной тени, из-за Елены.
Мать поэтессы — врач-терапевт Лидия Федоровна Александрова Отец поэтессы — военный летчик Борис Ильич Якушев Любушка Якушева танцует на сцене (5,5 лет) После учебы в МГУ учеба в аспирантуре
(подготовлена диссертация о творчестве Нобелевского лауреата Георгоса Сефериса)
Но самое главное — она пишет оригинальные стихи — умные, тонкие, сильные…
![Егор Исаев - И век и миг... [Стихотворения и поэмы]](https://cdn.my-library.info/books/244999/244999.jpg)
