Поэтические книги. 1940-1971 - Илья Михайлович Зданевич

Бесплотная одна одна груба

две жизни неразлучные в одной

свиданий потаенная судьба

голодных ямбов очевидный строй

Бледнеет свод строптивая мольба

возносится дополнить млечный рой

а рукокрылое письмо в гроба

завистливой ложится чередой

Опаздываете и от нужды

усаживаюсь нервный за труды

воспитывать непрошенную кровь

у дармового содрогаюсь дыма

Мне дочерью приходится любовь

искусство падчерицей нелюбима

Играя на трубе из серебра

подходит близорукость со двора

неторопливые ее предтечи

на черепицах догорают свечи

По сумеречным вымыслам ковра

снует простясь босая детвора

и удаленным каблукам переча

не отпускаю подвенчальный веча

Еще не убедился Вы ушли

не вижу зеркала взамен портрета

и что замкнули наши корабли

в четырнадцать часов окружность света

В руках стараюсь мученик науки

согреть несуществующие руки

Меня удерживает синий взгляд

с тревогой всматриваюсь подбираю

о чем зрачки прозрачно говорят

напрасно птичьему поверил граю

Не эта земь обыкновенный лад

тщедушны покушенья проиграю

не обретается лубочный ад

не поместиться сахарному раю

Во взоре Вашем стелется печаль

где чужестранная любовь ни чаль

он беспредметных полон сожалений

Ему людское не понятно бремя

от путевых свободен измерений

и за пространством видит только время

Вы встрепенулись и прощая пели

завеялся по низменностям смех

покуда франт среди могил и вех

неизлечимый жался на панели

Шагайте прочь вольготная без цели

угомонись надежда на успех

выкуривай заря из под застрех

февральская без разных неужели

Но отрешенный из за Вас от прозы

душой и телом в стужу налегке

бумажные в муаровой строке

на Вашу кличку возлагаю розы

Любовь прикрашивайся первой встречной

завещанной и мало мальски вечной

Два месяца тысячегодных двое

мы не ведем тысячелетьям счета

зимой волчица изнывает воя

к летовьям солнце ищет поворота

Последний клок отряхивает хвоя

недалеко до нового прилета

ведь нас до нас связало роковое

а после нас на небе позолота

Под ветром облака всплывают рдеют

и одухотворенные редеют

Неверующего и боговерца

путеводитель одинакий тянет

работу останавливает сердце

но никогда любовь не перестанет

Дуэль самоубийство и расстрел

обыкновенную судьбу поэта

в единый обещаете удел

сплести троих над изгородью лета

Взамен колчана устарелых стрел

возьмете в исполнение обета

трагическое сердце на прицел

из летаргического пистолета

Непостоянна вечная весна

земная жизнь повторная волна

причудливых существований между

И никого на свете не виня

у Ваших ног переснащу надежду

Вы мертвого полюбите меня

На вышине с налетом белобровым

якшайся вихорь на стезях порока

буди мещанский околоток ревом

бряцай железом листовым без прока

И в общежитьи нашем нездоровом

о странностях любовного оброка

догадывайся суетясь под кровом

свидетель погребальному барокко

Нежданными созвездиями брызни

покойников не приневолишь к жизни

Колышатся в потемках колымаги

на смену веялице весень лето

но памятны на простыне бумаги

удушливо обнявшись два скелета

Четвертый день не расстаемся с башней

изменническим хлопьям вопреки

куреньям крадущимся от реки

порывнякам друг друга бесшабашней

Не стынет клуб усобицы вчерашней

не закрывается звезда руки

из за разлога смотрят бирюки

один другого бешеней и зряшней

Так волшебство дремучего кремля

отстаивает скрытная земля

Любви довольствуемся берегами

любовью время и пространство мерим

сородичи цветам и ловчим зверям

прикидываться порешив богами

Вы изменив меняетесь с меня

снимаете теснимого немая

повязку окровавленную дня

одежды сумеречные снимая

Я слабости вечерние гоня

и перепуг полночный понимая

вступаю в обиталище огня

сожженье звездное перенимая

От исторического счастья вскоре

останется обугленное горе

Отныне мироздание не делим

любовь не выручила пеликанья

пора рассеивайте по метелям

испепеленные воспоминанья

Сопровождаю к Пабло в мастерскую

по лабиринтам улицы и слова

опережаем толчею денскую

восходим над успением былого

Художника доверчиво взыскую

но почему не двигает засова

не отворяет и тщету людскую

приветствует тупая ярость псова

Я оплетенный Вашей правдой прочной

по лестнице четырнадцатистрочной

возрос действительностью опыляем

Из за пустой кости готова грызться

поэзия передается лаем

почто не мне уменье живописца

На птичьих свадьбах сызнова шалея

кувыркается ветреник холуй

насторожилась рыба плавай клюй