– «Приму»!
– Сразу чувствуется, портянкой воняет.
– Да ладно, портянкой, – Валерка потянул носом воздух. Пахло сигаретным дымом.
– Ты «Беломор» лучше кури. Вреда от этих папирос организму нет. Одна сплошная польза.
– Скажешь тоже, – не согласился Валерка. – Разве не знаешь, что капля никотина убивает лошадь?
– Так то лошадь. А ты кури «Беломор» фабрики имени Урицкого. Слышал о таком революционере?
– Ага!
– Вот тебе и ага! А эта комната твоя? – поинтересовался Юрка, кивнув на дверь с номером 84.
– Моя!
– Зайдем? – Юрка встал с подоконника.
– Пошли, – Валерка поднялся и толкнул дверь. Они вошли. Юрка огляделся. Снял шубу и бросил ее на одну из кроватей. Рядом положил шапку.
– Вас, первокурсников, сколько человек здесь живет?
– Четверо.
– А мне местечко найдется?
– А на твоем курсе что, мест нет?
– Ну, мой курс он как бы не мой. Я имею в виду третий, на котором я сейчас учусь. А на своем старом курсе, четвертом, где я начинал, жить не хочу. У них и без меня коллектив давно сформирован.
– Ну, раз нравится, живи, – разрешил Валерка, вполне удовлетворенный Юркиными ответами.
– А другие мужики согласятся?
– Им по барабану. Тем более, с нами четвертым уже живет парень со второго курса. Родом он из Казахстана. Михал Михалычем его кличут. Короче, у нас уже до тебя не комната, а сборная солянка.
– Это очень хорошо, что комната у вас интернациональная, – и Юрка в очередной раз рассмеялся. – А пожрать у тебя, случайно, чего-нибудь нет? А то я в столовую заскочить не успел.
Валерка мотнул головой.
– Нет!
– Тогда двинем в город и пожуем.
Юрка стал одеваться.
– У меня сейчас с деньгами туго, – замялся Валерка.
– Брось, я угощаю.
Ребята пошли по коридору. У вахтера Валерка оставил ключ от комнаты.
– Куда? – спросил он, когда ребята оказались на улице.
Юрка осмотрелся.
– Пошли в пельменную к кинотеатру «Октябрь». Кутить так кутить.
Они перешли проспект, на котором находилось их общежитие, и двинулись по неширокой улице, названной в честь очередного революционного деятеля 1917 года, к пельменной…
Мимо них, чуть пошатываясь, проходила не совсем трезвая парочка местных жителей. Мужчина и женщина неопределенного возраста. Они шли и держались друг за друга. Чтобы не упасть.
– Синяки, бичуганы, – выдал Юрка.
– Алконавты, – добавил Валерка и уступил парочке дорогу.
Юрка проводил взглядом прохожих и засмеялся.
– Я когда в этот городишко поступать приехал, на «абитуре» был, так пошел с одним местным вятским пареньком погулять по проспекту, – Юрка на секунду задумался. – Он на агрофак поступать хотел. – Гуляли мы, значит, гуляли и решили идти в пельменную, куда сейчас с тобой шагаем. И у «Капитанского мостика»… Знаешь этот винный магазин? – Юрка посмотрел на Валерку.
– Знаю, – кивнул тот.
– Там по подворотням такого темного добра – воз и маленькая тележка. Вал, короче. А я ведь парень магаданский, спортивный, с севера приехал. Мы там с парнями из нашей борцовской секции с бичами не церемонились. У нас с ними разговор был короткий. Раз – и в глаз. А тут мне синяк дорогу не уступил. Я ему сразу хрясь по лбу. Он с копыт и свалился. Мой юный друг испугался, смотрит на меня. А тут синяя чувиха по дороге идет. Я и ей в дыню задвинул. Она на травку легла, тихо так, словно пустой мешок. Вятский парнишка еще больше удивляется. А после того как третий алкаш на сыру землю слег, мальчик не выдержал. Глаза у него стали, как у глушенного динамитом судака. Чуть-чуть заикается, слезы на глазах. «Юра, ты почему людей бьешь?» Я поначалу и не понял, о чем это он разговор ведет. «Каких людей?» – спрашиваю. «Мужчин, женщин, прохожих. Нас за это могут в милицию забрать. Из института выгонят». Тут я врубился. «Ну, в институт еще поступить нужно. А синяки эти – разве люди? Где ты людей видишь? Это же бичи. Мы их в нашем северном городе каждый божий день молотили». После моих слов парень чуть в обморок не упал: «Это у вас там, на севере, они, может, и бичи, а в нашем городе они, прежде всего, люди. Жители и такие же граждане Советского Союза, как и мы с тобой. Ты комсомолец?» Я от услышанного немного прибалдел. А от последних его слов про комсомольца аж мурашки по спине побежали. И я своего нового друга, будущего агронома, успокоил. Дал ему тут же, на улице, честное слово, что больше так делать не буду. Бить по лицам граждан СССР. И веришь? Не бью до сих пор. Крепкое слово комсомольца держу. Ты же видел? – Юрка улыбался.
– Видел. Ты их пропускаешь и уступаешь дорогу.
– А то как же!.. Оказывается, вятская земля это совсем не север, а центр России.
– Может, ты и прав. – Валерка толкнул входную дверь в пельменную…
Прошла неделя, за которую Юрка сошелся характером со всеми обитателями комнаты № 84. Тем более он в своей жизни уже успел побывать на соболином промысле. Отец его работал штатным охотником одного из магаданских госпромхозов. Да и здесь, в Кировской области, судя по Юркиным рассказам, «хантерил» он неплохо.
Ребятам, особенно первокурсникам, такой товарищ был несомненно нужен. Теоретический охотничий опыт, получаемый от преподавателей в институте, – это очень хорошо, но практика охоты могла быть познана только непосредственно в охотничьих угодьях, и нужна она была будущим охотоведам как воздух. А накопленного охотничьего опыта Юрка перед товарищами не скрывал, делился им и поэтому имел огромный авторитет в комнате. Ребята его уважали. А поговорить, особенно на охотничьи темы, как оказалось, Юра умел и любил…
Как-то раз Валерка в три часа ночи заглянул в соседнюю комнату к ребятам сокурсникам. Искал Юрку. Тот находился у них и вел монолог о соболином промысле. Юрка сидел на одной из кроватей, курил неизменный «Беломор» и рассказывал одному из парней, юному охотоведу, как лучше тех соболей ловить. Тот слушал, а его товарищ спал рядом.
– Игорь, проснись! – устав от Юркиного рассказа, парень толкнул в бок спящего. – Проснись!
Второй житель комнаты вздрогнул и проснулся.
– Ты пока Юру внимательно послушай, а я посплю. Не могу больше. Нам в дальнейшем его охотничий опыт может пригодиться. Послушай, Игорь, пожалуйста!
Юру теперь слушает другой. Рассказчику хоть бы хны. Усталости нет, а то, что сменились слушатели, его никак не смутило. Он продолжает курить и трепаться. Юрке было все равно, кому рассказывать. Были бы слушатели. Специалист высшего пилотажа в рассказе… Одно было для Юры плохо: утром студенты шли в институт на занятия, а ночной рассказчик – спать в комнату № 84. Только после того как схлопотал от декана факультета выговор за прогулы, Юрка немного успокоился, начал понемногу захаживать на лекции.
– Спать можно и там, – заявил он и тут же доказал это на практике. Уснул на лекции у охотоведов, а проснулся – у ветеринаров. Так и не услышал, как в период его безмятежного сна в аудитории сменялись студенты и преподаватели.
В начале апреля, когда Юрка и Валерка были в комнате одни, Юрка посмотрел в окно и спросил:
– Слушай, Валер, ты весной чем заниматься думаешь?
– В каком смысле?
– Ну, весновку где проведешь?
– Какую весновку? – Валерка не понимал вопросов.
– На весеннюю охоту куда поедешь? – Юрка закурил.
– Не думал пока, – пожал Валерка плечами.
– Тогда айда со мной кастеров долбить.
– Чего долбить?
– Не чего, а кого. Кастер фибер, слышал о таком звере? – Юрка улыбнулся.
– Бобр, что ли?
– Дошло наконец. Пять тебе по биологии зверей. Справился. А вот по технике добычи – тут вопрос.
– Да я пока бобров только на картинках в учебнике и видел. Еще чучело в кабинете биологии, – смутился Валерка. – А весной вроде на них охота запрещена. Разве это не браконьерство?
– Ты даешь! Тоже мне праведник нашелся, – Юрка внимательно смотрел на товарища. – Любое браконьерство вообще-то можно оправдать. Смотри! – И он стал загибать на руке пальцы. – Раз, с экономической точки зрения. Степуха у тебя 39 рэ. А я так совсем без нее живу. А кормить наши молодые растущие организмы разве не надо? Надо! А как на названную сумму прожить в этом мире соблазнов? Пока отношения «товар – деньги – товар» никто не отменил в нашем государстве победившего социализма. Когда мы с тобой дотянем до коммунизма, может тогда все свершится. А пока бобровая шкурка на так называемом черном рынке стоит 200–250 рублей за штуку. Конечно, за выделанную. Это есть месячная зарплата рядового инженера на каком-нибудь заводе. Мы же с тобой инженеры природы. Платило бы нам государство степуху хотя бы рубликов сто в месяц, можно тогда весной бобров и не стрелять. Усек?
Валерка кивнул.
– Идем дальше. Два! – Юрка согнул второй палец. – Оправдываем охоту с биологической точки зрения. Численность бобра в области огромная, а значит, популяции грозит гибель от перенаселения. Охотугодья же не резиновые. С нашей бюрократией, с лицензиями, которые фиг получишь, идет самый что ни на есть недопромысел зверей. Мы же с тобой будем бобришек бить на выбор, только сеголетков, то есть бобрят этого года рождения. Они пока в размножении участия не принимают, запросто могут погибнуть и без нас. Например, от болезней и хищников, так как пока слабы и глупы. Поэтому их лучше изъять без ущерба для этой самой бобровой популяции. Зачем добру зря пропадать?
