и золото кудрей
купала осень ранняя
в тепле прозрачных дней.
Еще не позабытое
ворвалось лето в лес,
с объятьями раскрытыми
синеющих небес.
Качался в удивлении,
лаская, небосвод
в багрянцевом пленении
осенний хоровод. 1972
ПРИВЫЧКА-ОТМЫЧКА ДУШИ !
Привычка -- отмычка души!
Спаси убоявшихся холода.
Входи! На подмогу спеши
с парадного, с черного входа.
Покоя покорная тень,
смирения, робости, страха,
богиня инертности тел,
сестра двоюродная праха.
Входи, здесь заждались давно,
хозяйкой входи, а не гостьей.
Здесь сытно, уютно, тепло,
здесь все безусловно, как в ГОСТах.
Привычка! Не твой ли замес
повинен в бездарном мгновении,
когда зарожденье чудес
кончается обыкновением. 1972
ШУКШИН
Алеют твои калины,
белеют твои березы,
бьют голубые ливни
не по тебе ли слезы?
Волнуются в поле травы,
шумят у реки камыши,
весть прилетела с ветрами,
будто ушел Шукшин.
Ушел в алмазные россыпи
ранних утренних рос,
ушел в изумрудные озими
и в ярость весенних гроз.
Ушел... так уходит солнце,
и тусклый ложится туман,
и тени чернявые сонмом
конца предвещают обман.
Но можно ль в конец поверить?
В зените еще полет,
возможно ль огонь уверить,
что властен над пламенем лед?
И кадры сменяются кадрами,
и жизнь происходит вновь,
с экрана -- лавиной из кратера
страдания, боль, любовь!
И вновь пламенеют калины,
ты шепчешь признанья березе...
Звенят золотые былины
шукшинской поэзии в прозе. 1972
Теперь доспеет ли, вдыхая,
Тепло травы, земли, небес.
Или морщинясь, увядая,
ничьим покатит в жизни лет.
ОЛЮШКА
Ах, Олюшка! Всевышний щедрым был,
и восхвалений нудная работа
нужна ли, чтоб сказать,
что страсти нежный пыл
и красота даны тебе от бога?
И нужно ль повторять,
что заводь глаз твоих,
обманчивым спокойствием пленяя,
вдруг всколыхнется, и в единый миг
в них вспыхивает голубое пламя.
Известно это всем, тебе и мне,
но жаль, что ты судьбе во всем покорна,
и разум твой благоговейно нем
перед ее многоголосым хором.
Но ты иною не умеешь быть.
Такой, как есть, тебя благословляю,
твою науку и любить, и жить
я понимаю и не осуждаю.
Но помни друг, спаси и сохрани
своей души серебряные звуки,
чтобы слетали голубые сны
наградою за будни, быт и скуку. 1972
БЫЛ ЭТОТ ДОМ И ЩЕДР, И НЕ СПЕСИВ
Был этот дом и щедр, и не спесив,
в нем, как объятья, раскрывались двери,
и с нежностью друг друга возлюбив,
в нем обитали люди, птицы, звери.
Бывает в бескорыстии самом
вдруг трещиной намеченная корысть.
Бесплодно согревать таким теплом -
оно как льдина источает холод.
А этот дом -- большой приют тепла,
в нем не напрасно прописалось лето,
в нем хрупкая безжизненность стекла -
граница жизни с жизнью, цвета с цветом.
Здесь кактусы -- пришельцы из пустынь,
посланы той, не близлежащей флоры,
оконную переосмыслив стынь,
кокетничают с бледным снежным фоном.
Здесь чиж и кенарь -- баловни лесов,
полощут звуки хором и дуэтом,
но клетке этой не знаком засов
и, кажется, птенцам мила неволя эта.
Здесь пес, хоть не породист, но добряк
и нас встречал урчаньем, а не рыком,
здесь на стене приковывает взгляд
аквариум с вихрастой стаей рыбок,
здесь люди не цари, не главари,
а добрые гиганты этой свиты,
здесь все друг другу истинно свои,
самой природы самородный слиток.
Хоть вездесущий каждодневный быт
здесь, не стесняясь, обнажал приметы,
мне думалось -- какая радость быть
хоть раз вошедшим в дом прекрасный этот. 1972
ЗЕЛЕНОЙ ГУСЕНИЦЕЙ ПОЕЗД
Зеленой гусеницей поезд,
Вплетаясь в ветви колеи,
Вразгоне набирая скорость,
Блеснув глазком, исчез вдали.
И я исчезла, уносима
Под стук колес и буферов.
У жизни мало я просила,
Познав реальность грез и снов.
Мельканье милого пейзажа -
Стоги, холмы, деревни, лес.
С столетним жизни буду стажем,
Россию петь не надоест.
Ее равнины удалые,
Ее раздолье и простор,
И нивы вечно молодые,
И волн речных переговор.
Рассветы с мглистою,
росистой,
И полдень жаркого жнивья,
С закатом -- крик стадов басистый,
И ночь, которой спит земля.
До боли дорог мне и мил
Родной природы светлый лик,
Пусть то воспето раньше было,
Восторг опять слагает стих. 1972
ОНА ИГРАЕТ УТРА ЦВЕТОМ..
Она играет утра цветом,
Весною светит голубой,
Бодрится солнца ярким светом,
Конца пугает темнотой.
С желаньем прочно согласует
Свою безудержную власть -
Как вспышкой света миг дарует,
Лучом сверкнет, чтоб в темнь упасть.
О дар природы сокровенный,
Природы вечной и живой,
Прекрасен ты несовершенный,
О жизни миг -- сейчас ты мой!
Продлись минутой вдохновенья,
Все то, что дарит мне земля,
Тот миг рождается в мученьях,
Но не любить его нельзя.
О жизнь -- прекрасная загадка,
И не хочу я разгадать
Долга ты будешь или кратка,
Тебе отдать хочу все, взять!
Восторг влюбленный не скрывая,
Чтоб удивляться не устать,
Я книгу жизни раскрываю
Не пролистать, а прочитать. 1972
ЛУЖАЙКА
По голубой канве небес
Узор рисует летний лес.
Лежу, закинув, я лицо
В лужайки пестрое кольцо.
На все лады лесной народ
Напев о радости просвищет.
И пел бы, верно, круглый год.
Да только осень лето ищет.
Травы зеленая копна
Звенит, жужжит, стрекочет песни,
А вдалеке уже видна
Гряда, грозы идущей вестник. 1972
ЧТОБЫ ПИСАТЬ НУЖНО ЛЬ УМЕНЬЕ?
Чтобы писать нужно ль уменье?
Теперь сумею ли писать?
Терзают мысли, но сомненья
мешают людям рассказать.
Нужны ль мои переживанья,
моя тоска и мой восторг?
Души не праздной излиянья,
Поэзии взахлеб глоток?
Во мне большая сила духа,
Сонм мыслей, жажда бытия,
И фальшь ловлю я тонким слухом,
и к сини неба, легче пуха,
хочу взлететь порою я.
И восхищенье вместе с лаской
хочу я людям подарить,
пусть день мне явится присказкой,
реальность взглянет пусть с опаской,
и все ж я знаю -- стоит жить! 1972
ВИНО НЕ НУЖНО МНЕ...
Вино не нужно мне.
В висках и так стучит,
Мутнеет взор, слезой дыханье
сводит,
И слышу, сердце гулкое не спит,
И мысль с душою разговор заводят.
Зима и осень, лето и весна,
Любовь и радость, ненависть и горе,
И только не вино тому вина,
Что думаю о них, с собою спорю:
Меня пьянит черемуха в саду,
И песенка свирели неумелой.
Я радость, боль и веру подношу
В хмельном вине своих стихов незрелых. 1972
МНЕ ВЕТЕР ПЕЛ, ЧТО ЛЕТО ПОЗАДИ
Мне ветер пел, что лето позади,
Волна озерная прощально проплескалась,
Я не сказала лету: "Погори,
ужели дней твоих мне не осталось?"
Я знала -- грозди красные рябин
И желтый лист прозрачный и поникший,
Как обещание зимы седин,
Что побелеет осень с ней смирившись.
Но вечно не процарствует зима,
Растопит солнца луч холодную гордыню,
Опять в цветах затеплится весна,
И стужа тяжким поминаньем минет. 1972
БЕЛО- РОЗОВАЯ ЛАМПА
Бело-розовая лампа,
Розово-пастельный свет.
Ночи звуков льется гамма,
Сном забудешь сотню бед.
Бело-розово погаснет,
И вползет черняво тьма.
Очертания неясны,
Вьется змейкой рам тесьма.
Тихо тикает будильник,
Друг бессонной тишины.
В кухне щелкнет холодильник,
Сну промолвишь что-то ты.
И устало закрываю
Я усталые глаза,
День ушедший вспоминаю,
И под веком жжет слеза. 1972
ЗАЧЕМ Я С ГРУСТЬЮ ЖАЖДАЛА РАЗЛУКИ...
Зачем я с грустью жаждала разлуки,
Зачем, томясь и мучая себя,
Я избегала, чтоб в объятьях руки
Сплелись в признанье -- мой ты, я твоя.
Зачем смотрела с явной неприязнью
И говорила колкие слова?
Нет, не было той мелочной боязни,
Что липким словом поплывет молва.
Я просто знаю праздностью, обманом
Не принудишь себя в беспамятстве
забыть,
Что с легкостью, присущею волану,
Мне не любить, любви не изменить.
ПЕЧАЛЬ
Не шурши летучей мышью
надо мной печаль-старушка -
у меня другие мысли,
я тебя не стану слушать.
Радость звоном не вчера ли
обещала удивленье,
и опять вдруг вечерами
мне печаль готовить пенье.
Или пусть они столкнуться,
сядут рядом на ступеньке
и тихонько прикоснутся:
тенью, светом, плачем, пеньем,
в трауре старушкой-думкой,
что печалию одета,
или девочкой-резвушкой,
или белою Одеттой.
