Вот и осень, господа… - Сергей Сергеевич Пашаев

Распогодится! Пробьёмся!

Что нам стылый наш июнь?

Мы помиримся, вернёмся…

Ты с улыбкой. Я, как лунь…

Мы друг друга поддержали.

Рубикон мы перешли.

Жаль, что долго всё решали…

И мосты за что-то жгли.

Нам и так не век отпущен.

Нам и так не долог срок.

Но есть шанс. Он не упущен.

И урок теперь нам впрок.

Ты смеёшься – я простила!

Я смеюсь – и я простил.

Ты меня не отпустила.

Я тебя… не упустил!

Ни дождя тебе, ни снега

Ни жары, ни духоты.

Я тебе желаю – хлеба!

Хлеба с солью – я и ты.

Я тебе желаю моря –

Шторма, штиля. И прибой…

И пусть горя нам – не горе.

Я прикрою, я – с тобой.

Я тебе желаю вьюги.

Дом, тепло. Нам повезло.

Со спины – в охапку, в руки.

Я согрею всем назло.

Я тебе желаю сниться,

В снах, которым трудно сбыться.

А пока у нас – не в лад.

Дождь со снегом – листопад…

Мне б не обернуться, а вернуться.

Мне б затормозить на полпути.

Мне бы снова в юности проснуться,

Где любовь с судьбою – впереди.

Мне бы снова звёзды и рассветы,

Мне бы наши лучшие поэты!

Мне бы снова встать

           в счастливый ряд –

Целина и БАМ, и Стройотряд…

Залечу я раны. Я сменю бинты.

И зачем мне страны, куда рвёшься ты?

Мне и тут по нраву. Вовсе не в напряг.

Упаду здесь в травы. Русский я дурак.

Небо зацелую. И пчелу прощу.

А тебя… Ну, ладно… Ладно, отпущу.

Мне коня стремянить –

           просто как не жить.

Мне его, как ранить, как степи лишить.

От ручья – под дуги,

           в поле – и на плуг?..

Так сказал подруге

           очень близкий друг.

А она вернулась, насмотревшись Ницц.

О порог споткнулась –

           плохо для цариц.

И меня спросила: что, уже женат?

Бывший мой любимый,

           названный твой брат?

Ты мне не поможешь?

           Уходить мне прочь?

Отвечаю честно: а чему помочь?

У надежды крылья маются.

На холодном на ветру.

Всё надежду бить стараются,

А за что вот – не пойму.

У меня сегодня горести –

Друг ушёл, пришла беда.

Нет печальней этой повести –

Мы расстались навсегда.

Мы тушёнку вместе ели.

Мы одни с ним песни пели.

И делили раскладушку.

Носом я упал в подушку…

Говоришь, не звоню? Что я пил?

Да я просто тебя разлюбил.

Ты же выбрала… Это не гром –

Подмосковие. Аэродром…

Друг приехал, сказал: «Наплевать!

Жизнь на то, чтобы ей рисковать.

Не жалеть чтобы, не тосковать.

Собирайся, едри его мать!

Нам смеяться и петь до утра

У малиновой гущи костра.

А ещё чтоб почувствовать жуть –

С парашютом за рамку шагнуть…

Заорать, откреститься и – в бой!

Прыгнешь первым. А я за тобой.

А потом разберёмся, как быть.

Что нам пить и кого нам любить…»

Мы поехали. Купол… Рассвет…

Мой раскрылся. А друга вот нет…

Он теперь далеко-далеко…

Утро. Горе. Мы пьём молоко…

А у жёлтой осени – невзгода.

Сыро, стыло и неблагодать.

Подвела осенняя погода.

Это как сигнал нам понимать?

Я шуршу листвой. Ловлю дождинки.

Но у осени опять какой-то сбой.

Это ведь не капли, это – льдинки,

Брошенные сверху нам судьбой.

У любимой глаза не такие,

Нам с любимой беззвёздно в ночи…

Ты забыла? Мы в облаке плыли.

Плыли, помнишь? Кричали грачи…

У любимой глаза нараспашку…

У любимой слеза мне на грудь.

Я в ночи подарю ей ромашку.

Попрошу: живи долго! И Будь!

А пока дождь нам мочит погоны,

А пока ты смеёшься. И пусть!

А пока что у нас перегоны.

И сквозь дождь

           тихо входит в нас грусть.

А пока мы живём – выживаем.

А пока наши пули вразлёт…

Мы пока этот мир обживаем:

Недолёт, перелёт, недолёт…

Невзлюбили меня, не любили.

Предавали и били до пыли.

Разводили, сдавали, кляли.

Как умели. Как просто могли.

Не любили меня. Я прощаю.

Злоба кончилась где-то вдали.

Буду добрым. Седым. Обещаю.

И с поверхности и изнутри.

Я теперь буду добрым по сути.

Ну, зачем зло таить про запас.

Будем добрыми. Добрыми будем.

За друзей, за врагов и за нас.