Дэвид Николс - Вопрос на десять баллов

© Ю. Новиков, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru)

В о п р о с: Какой дворянин, пасынок Роберта Дадли, одно время бывшего фаворитом Елизаветы I, возглавил плохо спланированный бунт против королевы и был впоследствии казнен в 1601 году?

О т в е т: Эссекс.

У всех молодых людей есть повод для волнений – это естественная и неотъемлемая часть процесса взросления. У меня в возрасте шестнадцати лет все переживания были связаны с тем, что в моей жизни не будет ничего более достойного, чистого, благородного и правильного, чем оценки за экзамены в предпоследнем классе средней школы.

В то время, конечно же, меня это не волновало. Я не развешивал свои аттестаты в рамочках, или что-нибудь вроде этого, и сейчас даже не буду упоминать, какие именно оценки я получил, потому что от этого веет соперничеством, а скажу просто, что оценки мне определенно понравились – в шестнадцать лет я впервые почувствовал себя настоящим специалистом.

Но это было давным-давно. Теперь мне восемнадцать, и мне нравится думать, что я стал намного мудрее и круче в этих вопросах. Поэтому оценки за выпускные экзамены по сравнению с моими прежними треволнениями – полная фигня. Кроме того, идея измерения интеллекта при помощи какой-то дурацкой старомодной системы письменных экзаменов явно нелепа. Между прочим, мои оценки за экзамен второго уровня были лучшими в средней школе «Лэнгли-стрит» в 1985 году, причем лучшими за пятнадцать лет (три пятерки и одна четверка, в сумме девятнадцать баллов), но, честное слово, на самом деле я не придаю этому особого значения, я упомянул об этом мимоходом. Да и вообще, что ни говори, по сравнению с другими качествами, такими как мужество, популярность, хороший внешний вид, чистая кожа или активная половая жизнь, такая чепуха не имеет никакого значения.

Но, как говаривал мой папа, самое важное в образовании – это те возможности, которые оно предоставляет, двери, которые распахивает перед тобой, потому что иначе знание, по сути и само по себе, – это темная аллея, особенно если смотреть с того места, где я сижу сейчас, в конце сентября, в среду вечером, – на фабрике, выпускающей тостеры.

Все каникулы я отпахал в отделе отгрузки компании «Эшворт электрикалз», где отвечал за укладку тостеров в коробки перед отправкой их в розничную сеть. Конечно, существует не так уж много способов запихнуть тостер в коробку, так что эта пара месяцев была скучноватой, но в плюсе были 1,85 фунта в час и столько тостов, сколько ты способен съесть. Поскольку сегодня я работаю здесь последний день, то гляжу в оба, высматривая, когда коллеги начнут тайком передавать друг другу открытку для подписи и собирать деньги для прощального подарка. Мне не терпится узнать, в какой же паб мы пойдем, чтобы обмыть мой уход, но уже 16:15, поэтому логичнее предположить, что все попросту разойдутся по домам. Оно и к лучшему, поскольку на вечер у меня все равно другие планы, так что я собираю свои пожитки, хватаю горсть ручек и моток скотча из шкафчика для канцелярии и направляюсь на пирс, где у меня назначена встреча со Спенсером и Тони.

Саутендский пирс, длиной 2360 ярдов, или 2 километра 158 метров, официально признан самым длинным в мире. Наверное, это слегка чересчур, особенно когда тащишь много пива. У нас двенадцать больших банок светлого пива «Скол», свиные тефтели в кисло-сладком соусе, рис специальной обжарки и порция жареной картошки с соусом карри – запахи со всего мира, – но, пока мы доходим до конца пирса, пиво нагрелось, а еда остыла. Раз у нас сегодня особый случай, Тони пришлось притаранить свой гетто-бластер – мафон размером с небольшой шкаф, который никогда не взрывал тишины в гетто, если только не считать Шуберинесса [1]. Сейчас играет нарезанная Тони подборка «Лучшие хиты „Led Zeppelin“», а мы садимся на лавочку и наблюдаем, как солнце величественно прячется за нефтеперегонный завод.

– Но ты не станешь засранцем, а? – спрашивает Тони, открывая банку.

– Ты о чем?

– Он о том, чтобы ты не стал слишком студентиться перед нами, – поясняет Спенсер.

– Ну, я же студент, вернее, буду, так что…

– Нет, я хочу сказать, чтобы ты не стал полным занудой, а то задерешь нос, будешь приезжать домой на Рождество в мантии, говорить на латыни, вворачивая обороты типа «мне думается», «по-видимому» и все такое прочее.

– Ага, Тони, именно таким я и собираюсь стать.

– А вот и фигушки. Потому что ты и так засранец порядочный, и бо́льшим засранцем тебе уже не стать.

Тони часто называет меня засранцем. Или засранцем, или педрилой, но трюк в том, чтобы сделать определенную лингвистическую поправку и стараться думать об этих словах как о ласковых обращениях, вроде того как некоторые пары говорят «дорогой» или «любимая». Тони только что пошел работать на склад «Каррис» и начал собирать небольшую коллекцию из тыреных переносных мафонов, как тот, что мы сейчас слушаем. Кассету с «Цеппелинами» тоже притаранил Тони; он любит называть себя металлистом, что звучит куда более профессионально, чем «рокер» или «фанат хеви-метал». Одевается он тоже как металлист: много голубой джинсы, длинные блестящие светлые волосы, зачесанные назад, – в общем, он похож на женоподобного викинга. На самом деле единственное, что в Тони женственного, – так это его волосы. Он, как ни крути, мужчина со склонностью к насилию и жестокости. Можете считать, что вечер с Тони удался, если вы вернулись домой с сухой головой, так как и Тони не засунул ее в унитаз и не спустил воду.

Сейчас играет «Stairway to Heaven».

– Мы еще долго будем слушать эту гребаную хипповскую херню, Тони? – спрашивает Спенсер.

– Это же «Цеппелины», Спенс.

– Я знаю, что это «Цеппелины», поэтому и хочу, чтобы ты вырубил эту херню.

– «Цеппелины» – круче всех!

– С чего это? Потому что ты так говоришь?

– Нет, потому что эта группа обладает огромным влиянием и важностью.

– Тони, они поют о феях. Это детский сад…

– Не о феях…

– Значит, об эльфах, – встреваю я.

– Это не просто феи и эльфы, это Толкин, литература! – Тони без ума от таких книг, где на форзаце – карты, а на обложках – мускулистые женщины устрашающего вида в кольчугах вместо нижнего белья, с палашами в руках; женщины, на которых он женился бы в идеальном мире. Мечта эта в Саутенде намного более осуществима – более, чем вы думаете.

– А какая, на фиг, разница между феей и эльфом? – спрашивает Спенсер.

– Черт его знает. Спроси Джексона. Он офигенный знаток определений.

– Черт его знает, Тони, – говорю я.

Взвыло гитарное соло, и Спенсер морщится:

– Эта песня когда-нибудь кончится или она будет играть и играть, играть и играть?..

– Семь минут тридцать две секунды чистого гения.

– Чистой муки, – уточняю я. – И вообще, почему ты вечно выбираешь музыку?

– Потому что это мой мафон…

– Который ты стырил.Формально он все еще принадлежит «Каррис».

– Ага, но я купил батарейки…

– Нет, ты стырилбатарейки.

– Не эти. Эти я купил.

– В таком случае сколько стоят батарейки?

– Фунт девяносто восемь.

– Хорошо, я даю тебе шестьдесят шесть пенсов. Теперь мы можем поставить что-нибудь стоящее?

– Что, типа Кейт Буш? Ну ладно, Джексон, давай немного послушаем Кейт Буш, мы все прекрасно проведем время, слушая Кейт Буш, и прекрасно, прекрасно потанцуем под Кейт Буш и подпоем Кейт Буш . —Пока мы сцепились с Тони, Спенсер протягивает руку к гетто-бластеру, невозмутимо вытаскивает «Лучшие хиты „Цеппелинов“» и забрасывает их далеко в море.

Тони ойкает, швыряет в Спенса банкой с пивом, и они оба бегут по пирсу. Лучше не особо встревать в драки. Тони немного теряет над собой контроль, становится одержим духом Одина или что-то в этом роде, и, если я встряну, это обязательно закончится тем, что Спенсер усядется мне на грудь, держа мои руки, пока Тони пердит мне в лицо, поэтому я просто сижу очень спокойно, пью пиво и смотрю, как Тони пытается перекинуть ноги Спенсера через ограду пирса.