— Вольно! — улыбнулся Пётр Иванович и удалился широким строевым шагом.
— Так вам три «водки-мартини», или две? — поинтересовалась пионерка, выставляя три бокала на стол.
— Нас же трое! — указал на себя, Майкла и саму официантку Алекс.
— Я на работе, — покачала головой пионерка.
— А после работы? — положил ей руку на попку Алекс. — Кстати, мне нужна секретарша в офис? Не хотите попробовать?
— Грудь солью мазать? — ухмыльнулась пионерка и упорхнула от навязчивого клиента.
— Что она сказала про грудь? — переспросил Майкл.
— Миша, не парь мозги! — поднял бокал и выудил оттуда оливки Алекс. — Этот анекдот вошёл в энциклопедию советского юмора. За нас! Одну сторону парохода мы уже покрасили!
* * *
Весеннее солнце выманило из одесских подворотен остатки коренных одесситов, которые вместе с котами и бездомными собаками грелись на скамейках парка, что на Дерибасовской.
— Маня, вы когда последний раз были в порту?
— Когда? Когда ещё Нёма не уехал.
— Нёма. А кто такой Нёма?
— Фаня, побойтесь Бога и соберите мозги! Нёма — это ваш третий муж!
— А шо вы кричите? Я сама знаю! А что он вам сдался, мой третий муж?
— Он не мне сдался, он сдался милиции.
— Шо вы такая злопамятная? Подумаешь, человеку дали два года.
— Нёме дали восемь. Два дали его двоюродному брату, — поправил Фаню интеллигент в очках с соседней скамейки.
— А как звали брата?
— Фаня, его брата звали Гоша, и это был ваш четвёртый муж!
— Так он же умер в прошлом году!
— Так при чём здесь порт?
— Какой порт? Моего Нёму посадили на восемь лет, Гоша умер, а меня должен её порт волновать!
— Фаня! — приподнялась со скамеечки Маня, — ваш Нёма отсидел и улетел в Нью-Йорк первым самолётом! И все нормальные люди тоже давно улетели! Только мы, две дуры, здесь остались.
— Я тоже остался, — заметил интеллигент.
— Витя, — покачала головой Маня, — и чем вы гордитесь? Я вам предлагала, женитесь на мне по-хорошему — я бы вас вывезла! А вы — ни себе, ни людям! Уже давно жили бы в приличной стране!
— О, я таки вспомнила! Там стоит крэйсэр!
— О чём вы говорите, Фаня? — подозрительно посмотрела на Фаню Маня. — Крэйсэры уехали вместе с Нёмой.
— А соседка говорит, — упорствовала Фаня, — что он стоит в порту!
— Говорите и вы!
Интеллигент оторвался от газетки и провёл разъяснительную работу.
— Девушки, слушайте сюда! Тут всё написано, я вам прочитаю!
— Витя, а вы что, ещё видите? — не удержалась Фаня.
— Говори громче, — подсказала Маня, — он плохо слышит.
— «Голландский благотворительный фонд ЭВТАНАЗИЯ готовит кругосветный круиз на специально оборудованном корабле для желающих увидеть мир и совершить процедуру эвтаназии. Бывший крейсер «Минск» прибыл в одесский порт и через два месяца отправится в первый рейс»
— Маня, а что это за процедура? — поинтересовалась Фаня. — «Эвта» — что? Это обрезание?
— Вы почти угадали, Фаня! — засмеялся Витя. — Обрезают все ваши болячки, делают укол — и вы тихо засыпаете. Тут есть цитата из голландского законодательства: — «Эвтаназией называется всякое действие, направленное на то, чтобы положить конец жизни той или иной личности, идя навстречу ее собственному желанию, и выполненное незаинтересованным лицом»
— По собственному желанию, — задумчиво поправила шляпку Маня, — эти голландцы, по-моему, правы. Кому нужна одинокая старость?
— О чём вы говорите? — недоумевала Фаня. — Кто делает уколы? Это бесплатно?
— Бесплатным бывает только сыр в мышеловке, — грустно улыбнулся Витя и поглядел на Маню.
Она смотрелась в маленькое зеркальце и подводила губы помадой. В контражуре весеннего солнца Вите показалось, что кожа Мани набухла вместе с почками деревьев, в глазах пропал тусклый свет старости, морщины расправились, и вся она задышала весной.
— Маня, — подсел к ней поближе Витя, — а вы действительно согласны выйти за меня замуж?
— А? — округлила глаза Маня и посмотрела на Виктора почти с ужасом.
— Я думаю, что в одиночку следующую зиму не переживу, — покачал головой Витя. — А так… Есть о ком заботиться, есть кому заботиться.
— Витя, — положила под язык таблетку нитроглицерина Маня, — в нашем возрасте такими вещами не шутят.
— А я и не шучу! — произнёс Виктор и взял Маню за руку. — Переезжай ко мне, у меня двухкомнатная. А твою сдадим… Будет на что лекарства покупать!
— Маня, — занервничала Фаня, — о чём вы там шепчетесь? Ты хочешь ехать, я знаю!
— Ша, — заплакала Маня счастливыми слезами, — я не еду, я переезжаю!
* * *
Бывший крейсер советских военно-морских сил «Минск» сиял на солнце свежевыкрашенными бортами и огромной надписью по борту «JEUTANAZIJA».
Старое имя корабля ушло в прошлое безвозвратно вместе с его военноморским стажем, а новое имя обещало жизнь загадочную.
Высокий седой капитан в ладно пригнанной форме обходил выстроившихся в шеренгу моряков. Огромный грушевидный нос алого цвета, испрещённый синими прожилками, намекал на пристрастие бравого капитана к алкоголю, но других признаков порока не наблюдалось: подтянут, строен, бодр.
Моряки в шеренге, в большинстве своём, выглядели как старые бомжи. Капитан внимательно вглядывался в лицо каждого из них. Вязкое облако перегара висело над шеренгой грозовой тучей и глаза капитана обещали гром и молнию ещё до первой майской грозы.
— Луценко? — вспомнил он фамилию одного из моряков.
— Так точно, товарищ капитан первого ранга! — встрепенулся Луценко. — А как вы меня узнали? Столько лет прошло…
— Разговорчики! — отрезал капитан. — Чтобы к вечеру был похож на первого помощника капитана, а не на хер собачий!
— Есть, товарищ капитан первого ранга! — попытался вытянуться в струнку Луценко и чуть не упал. Его поддержали двое других и он, всё же, вытянулся «во фрунт».
— Где Нечитайло? — громко спросил капитан.
Искомый моряк вышел из второй шеренги и совершенно по-граждански поздоровался:
— Здравствуйте, Николай Николаевич!
— Ну, здравствуй, Валера! — протянул ему руку Николай Николаевич. — Чем занимался на пенсии?
— Пока ходили «купцы» и «туристы» — водил их в Бургас, а потом — на паромах.
— Компьютер освоил?
— А куда денешься! Жизнь…
— Разве это жизнь, — кашлянул маленький кучерявый старикашка, — мусорная куча.
— Это кто? — прищурился капитан.
— По моему, Гузь, — присмотрелся Нечитайло.
— Помполит? — подошёл капитан поближе. — Что я слышу от комиссара?
— Кончились комиссары, — пожал протянутую руку Гузь, — остались деклассированные элементы.
— Отставить, — мягко похлопал его по плечу капитан, — мы ещё живы. Давай, помполит, наводи порядок в умах. Слушай мою команду! — громко пробасил капитан. — Все в длительной завязке!
Он тяжело вздохнул и добавил: — Я тоже.
Строй моряков недоверчиво загудел.
Отставить! — рявкнул Николай Николаевич. — Всем привести себя в порядок! Приступить к своим обязанностям согласно штатного расписания с двадцати четырёх часов сегодняшнего дня! Предупреждаю: судно теперь гражданское, но дисциплина — военная! За употребление спиртного — сразу на берег. По местам!
* * *
В кают-компании, переоборудованной под офис, непрерывно срабатывали факс-машины, трезвонили телефоны, и бойкие барышни отвечали на вопросы желающих попасть в число участников первого круиза.
— Слушаю вас, да, пожалуйста, ещё остались каюты первого класса. Нет, извините, второй класс уже разобрали. Только если кто-то откажется. Записываю…
— Какая шутка, девушка? Всё абсолютно законно! Корабль принадлежит голландскому фонду и в нейтральных водах на нём действуют законы Голландии! Нет, вы не можете — несовершеннолетних мы не принимаем!
— Я ничем вам не могу помочь! Если у вас квартира не приватизирована, то вы не можете её завещать фонду.
— Мужчина, я вам ещё раз объясняю — вы не можете отправить в круиз жену, если она не напишет заявление по собственному желанию! И тёщу не можете! Тогда записать вас? Хорошо.
Майкл, сидя за центральным компьютером, вводил в программу имена тех, кто соответствовал условиям контракта. Когда на экране выскочила цифра «10.000» он откинулся на спинку кресла и тихо произнёс: — Десять тысяч… Фантастика! И третья мировая не нужна.
* * *
— Термин "эвтаназия", — восторженно докладывал Алекс группе посетителей, — впервые употреблен Френсисом Бейконом в XVII столетии для определения "легкой смерти", а с XIX века стал означать "умертвить кого-либо из жалости".
— Значит, речь идет о преднамеренном убийстве? — вопрошала экскурсовода очкастая, но очень длинноногая зануда.
