— Теперь ты все получишь обратно, — сказала Селина.
Аванг Сулонг грозно свел брови:
— Может, хватит этой болтовни про дочь революционерку и папу капиталиста, а?! Хватит демагогии?!
— Не кричи на меня…
— Конечно, я должен молчать! Мне затыкает глотку собственная дочь! Тогда брось все, иди на панель, иди на баррикады! Так нет, не пойдешь! Будешь ездить в «Кадиллаке» за семьдесят восемь тысяч и жить в самом дорогом районе города. Ты меня стыдишься? Отрекись! Да здравствует свобода! Для всех… Кроме твоего отца!
Аванг Сулонг побледнел, руки его, шарящие по тумбочке в поисках лекарства, дрожали.
— Ради свободы для тебя сейчас на улице стреляют в людей, — тихо сказала Селина. — Но ты прав: мне давно следовало уйти. Я не могла, я жалела тебя… Здесь все — мама… Ее руки, ее дыхание. Мама привязала меня к этому месту…
Она взялась за ручку двери.
— Нет, нет! — выкрикнул Аванг Сулонг и повалился на пол у ее ног. — Нет, ты останешься! Си, дочка моя!.. Зачем все, если тебя не будет?!
— Папочка… — Она стояла над ним на коленях. — Папочка, дорогой, несчастный!
Слуга в белом кителе тихо приоткрыл дверь, пристально глянул и исчез.
В комнату протиснулась, виляя хвостом, огромная и какая-то голая собака с доброй и одновременно свирепой мордой. Лизнула лежащего хозяина. Селина отстранила рукой собачью морду.
— Что же мне делать, папочка?
Аванг Сулонг открыл глаза:
— Ничего, ничего не делай! Умоляю тебя! Время такое — ничего не делай…
У подъезда обшарпанного каменного дома стояла мать Афсала — старая Ненек. В это тревожное утро она вышла сюда, чтобы встретить мужа после ночной
смены. Рядом — младший ее сын Анвар. Ему лет девятнадцать.
— Мама, умоляю, иди наверх! — уговаривал он.
— Нет, мальчик, я здесь подожду. В порту стреляли… Не к добру эго…
— Ну и стреляли! Какой-то псих разрядил пистолет…
Анвар осекся на полуслове — в конце переулка появились солдаты. Он тут же увлек мать в дверной проем, сам встал перед ней.
Из дома напротив появилась соседка — старуха Тхи.
— Ненек, ты слышала? — крикнула она. — По-моему, в порту стреляли. Что там случилось? Твой Мелин пришел?
Анвар предостерегающе замахал рукой, чтобы она не двигалась дальше. Но подслеповатая старуха не заметила этого жеста, стала переходить переулок.
— Назад, Тхи! — сдавленно выкрикнул Анвар. — Там, там…
— Что там? — безмятежно поинтересовалась Тхи и, остановившись, из-под руки посмотрела в конец переулка.
В тот же момент ударили выстрелы, посыпалась штукатурка со стен.
— Ой! — жалобно сказала Тхи и опустилась на камни. Под ней растекалось пятно крови. — Меня убили, — сказала она, — помогите…
Анвар удержал мать, кинувшуюся было к старухе.
…Эту сцену наблюдали из окна жена Анвара Суфия и его сестра Моми — два испуганных женских лица в окне на втором этаже. Они видели, как из дверей лавчонки, рядом с подъездом, где притаились Анвар и старая Ненек, выскочил здоровенный детина, подхватил на руки Тхи и понес ее к себе.
— Скорей, Шафикул, скорей! — подбадривала его Ненек.
Шафикул со своей ношей скрылся в дверях лавки.
На камнях улицы осталось пятно крови.
Мелип Деман, скрючившись, сидел грязных палубных досках самоходной баржи. Вокруг него такие же растерянные, испуганные люди. Слышались приглушенные голоса:
— Куда нас? — спрашивает один.
— Узнаем…
— Куда, куда — ясно куда! Остров Полтон…
— А что же президент?
— Скучает без тебя.
— Как баранов…
— Ловко загребли…
— Но почему на Полтон?
— А он близко!
— Мелин, молчишь?
— «Кобра» жалит больно! — сказал Мелин.
Впереди вырастали из тумана серые каменные откосы, ряды колючей проволоки на неровном каменистом гребне.
Баржа приткнулась к причалу, началась выгрузка.
Самолет, в котором возвращается на родину Афсал Деман, начал снижение. Афсал придвинулся к иллюминатору. Внизу распластался город. Вот и посадочная полоса. Но что это?
Вдоль полосы ощерились длинными стволами, вздернутыми к небу, зенитные орудия. На соседней полосе Афсал увидел горящий, весь в дыму, «Боинг».
Сходящих с трапа встречали построенные полукругом солдаты в касках, с автоматами наизготовку.
В здании аэропорта повсюду — на лестницах, балконах, на открытых площадках — тоже толпились солдаты. Гражданских — никого. Только худенькая женщина с дешевыми кольцами на пальцах босых ног, всхлипывая, бессмысленно водила шваброй по полу. Черные следы гари изуродовали стены, колонны, деревянные панели. На одной из них — ряд местами подгоревших плакатов с изображением улыбающегося Афсала.
Таможенник с любопытством посмотрел на Афсала, козырнул, жестом показал себе за спину: «Пройдите!».
Афсал повиновался. Тут же его взял за локоть плотный, почти квадратный человек, к верхней губе которого прилипли черные узкие усики. Он провел Афсала и тесное помещение. Отсюда, сквозь прозрачные стены хорошо просматривался и зал, и стойки таможенников, и сбитые с толку пассажиры.
— Скромный прием для чемпиона мира, не так ли? — сказал человек с усиками. — Воды хотите? — Он кивнул на сифон с водой, поставленный на плакат с изображением Афсала.
Афсал отрицательно дернул головой, спросил:
— А пушки — для салюта?
Иронического тона человек с усиками не принял.
— Ваш рейс был последним. Аэропорт закрыт.
— Что происходит?
— Президент хотел бежать. На «Боинге». Вон горит! Власть перешла к генералу Лиму. — Человек с усиками сел в кресло и набросил ногу на ногу. — Армия — опора новой власти! Сегодня под утро… Когда вы были в воздухе.
Афсал прижался спиной к прозрачной стене.
— Лично для вас ничего не изменится, — человек с усиками обаятельно улыбнулся. — Если, конечно…
— Кто вы?
— Зовите меня манор Базлур. Мы гарантируем вам полную неприкосновенность. Не только вам — вашим близким тоже… Если, конечно, вы желаете… — Он помолчал, подчеркивая особую важность того, что собирался сказать дальше. — Из Европы вернулся Афсал Деман! Он вернулся чемпионом мира! Вековые традиции наших пловцов-ныряльщиков отныне увенчаны золотой короной. Вы мен» поняли?
— Пока нет.
— Мы проведем пресс-конференцию…
Афсал удивленно поднял брови.
— Не хотите! Можно проще: я включаю магнитофон и записываю вашу речь для радио. Вы счастливы найти в стране столь отрадные перемены. Вы приветствуете нашего генерала. Вы всегда были уверены, что только военный порядок есть истинный порядок. И так далее. Речь должна быть достойна вас, чемпиона мира. Вас знают все, вы кумир нации. — Он помолчал и закончил скучным голосом: — Иначе мы посоветуем нации забыть о вас…
— А вы хитрец, майор… — усмехнулся Афсал. — Хотите, чтобы я рассказал о фламинго, ни разу не побывав на охоте. Серьезные люди так не делают. А я человек серьезный. Стараюсь нырять в глубину, а не плавать по поверхности.
— Слишком глубоко нырять опасно. Можно и не вынырнуть!
— Может быть, мы оставим мои проблемы мне, а ваши вам?
— О, это вы хитрец, Афсал Деман! Ни да, ни нет! На медика учитесь, а дипломатом уже стали… Боюсь, вам предстоят трудные времена, очень боюсь…
— С удовольствием оставляю вам право бояться, — Афсал широко улыбнулся.
Базлур протянул руку к сифону и наполнил стакан.
— Идите! Ныряйте в глубину! Но не захлебнитесь! — Он показал на магнитофон. — Ждем вас…
На растянутых по полу циновках сидели студенты, товарищи Афсала по университету. Две этажерки по углам и ряд полок на стене были забиты книгами. На книгах возлежал человеческий череп, а рядом с черепом танцевал многорукий бронзовый Шива. В медной подставке курились благовонные палочки. На полу же стоял маленький переносной телевизор, звук был приглушен.
Центром компании был широкогрудый парень, бородатый и смуглый лицом. Молодые люди, подвернув под себя ноги, ритмично раскачивались, одновременно складывая ладони на уровне лица, — молились. Потом замерли, опустили ладони на колени.
— Да сгинет Тирукурал, пожирающий чужую плоть, — сказал бородатый.
— Радж, прибавь звук, — обратился к нему худенький юноша в очках и кивнул на телевизор.
Радж отмахнулся.
— Ректора забрали прямо из постели, — сказал он.
— Теперь вернут Каная?
— И вернут! Канай — кобрист. «Кобра» гибка, мудра и ядовита.
Один из парней взял череп и пощелкал его по темени:
— Надо думать!
— Действовать! — откликнулся другой.
— Что значит — действовать? — спросил Радж.
— Да прибавь ты звук! — закричал худенький и сам, потянувшись, повернул рукоятку телевизора.
Показывали плавательный бассейн, Афсала, выходящего из воды, стоящего на пьедестале, потом судья вешал ему на грудь ленту с медалью.
