Рахманинов. Вот мы и американцы.
Он роется в карманах, вытаскивает пачку кредиток, чтобы заплатить подошедшему хозяину.
Рахманинов. Сколько?
Хозяин колонки смотрит на Рахманинова пристально.
Хозяин. Мистер… мистер Рахманинофф! (Радостно улыбается.) А я смотрю и не могу понять. Думал, что это кинозвезда, а потом — нет, это Рахманинофф!
Рахманинов улыбается, кивает.
Рахманинов. Сколько я вам должен?
Хозяин. О нет! Ни в коем случае — я не возьму с вас денег!
Хозяин начинает напевать знаменитую прелюдию, имитируя игру на рояле.
Хозяин. Там, там — там-м-м!.. Вы мне сделали честь, что посетили мою бензоколонку… Великий русский! Великая страна! Великая музыка!
Федя (с деланным разочарованием). А я-то думал, что с американцами еду! Знаете что — заправляться надо только здесь!
Все весело рассмеялись.
391. (Съемка в помещении.) СТУДИЯ. РАННИЙ ВЕЧЕР.
У радиоприемника, близко склонившись, почти касаясь ухом динамика, сидит Рахманинов. Сквозь радиопомехи доносится голос диктора на русском языке.
Диктор. В этом году музыкальный мир будет отмечать семьдесят лет со дня рождения великого русского композитора и пианиста — Сергея Рахманинова…
Входит Соня. Рахманинов жестами манит ее к себе, приглашая послушать, крутит ручки приемника, пытаясь настроить на волну. Соня и Рахманинов вслушиваются в далекий голос из Москвы.
Диктор. Московское радио подготовило программу романсов Рахманинова в исполнении ведущих советских исполнителей…
Соня (шепчет). Москва?
Рахманинов кивает. Соня садится рядом, сжимает руку Рахманинова. По радио начинает звучать романс «Сирень».
Голос певицы.
Поутру, на заре по росистой траве
Я пойду свежим утром дышать…
Соня смотрит на столь родное, знакомое до мелочей лицо Рахманинова. Он весь погружен в музыку…
392. (Натурная съемка.) САД. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.
Наталья, оцепенев, стоит посреди сада, вслушиваясь в музыку, которая доносится сюда, в Беверли-Хиллз, из далекой воюющей России. Она чувствует чье-то присутствие и оборачивается. Перед ней, теребя свою панаму, переминается с ноги на ногу садовник.
Садовник. Миссис Рахманинова, я виноват! Вы можете меня уволить…
Наталья всматривается в покрытое пятнами взволнованное лицо садовника.
Наталья. Что стряслось?
Японец не отвечает, он семенит в угол сада и машет рукой, приглашая Наталью следовать за собой.
393. (Натурная съемка.) УКРОМНОЕ МЕСТО САДА. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.
Садовник подводит Наталью к укромному тенистому овражку, куда он свалил недавно срубленный увядший куст сирени. Среди гнилых сучьев, сохлой травы и всякого мусора лежит срубленный куст. Он цветет. Пусть всего лишь несколько тощих кистей дали цвет — это чудо неистребимой жизни. Наталья боится поверить своим глазам.
Садовник. Я не знал, что русская сирень цветет, только если ее срубят.
394. (Съемка в помещении.) СТУДИЯ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.
Рахманинов и Соня слушают передачу из Москвы. Теперь исполняется романс, посвященный Наталье, «Не пой, красавица, при мне».
Рахманинов. Не забыли… Не забыли.
Распахивается дверь и входит Наталья с ветками белой сирени. Рахманинов и Соня молча смотрят на ее бледное от волнения лицо.
Наталья. Это какое-то… это чудо! Она зацвела, срубленная!
Наталья протягивает Рахманинову цветы. Тот погружает лицо в белые гроздья, вдыхает запах. Наталья и Соня смотрят на него с волнением.
Рахманинов. Сиреневое вино… Помните? Видно, не увижу я моей России…
Радио продолжает транслировать романсы Рахманинова.
395. (Натурная съемка.) СТАЛИНГРАД. ПОЛЕ БОЯ.
Куда ни кинь глаз, всюду развороченная земля. Надолбы, колючая проволока, заграждения, воронки, дымящиеся руины, далекий гул канонады. Сюда тоже доносится музыка Рахманинова… Она раздается из открытой двери блиндажа в береговом скосе, перед которым бойцы моются водой из ведер, бреются иступившимися бритвами.
Иван ласково, слегка снисходительно оглядывает смеющиеся лица.
396. (Съемка в помещении.) БЛИНДАЖ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.
У трофейного приемника расселись бойцы. Здесь же Иван.
Голос певца.
Не пой, красавица, при мне
Ты песен Грузии печальной…
Лейтенант, сидящий подле приемника, хотел было крутануть ручку настройки, но молоденький боец останавливает его.
Молодой боец. Оставьте, товарищ лейтенант!
Усатый боец. Душевно поет…
Солдаты вслушиваются в музыку романса.
Голос.
…Напоминают мне оне
Другую жизнь и берег дальный…
Молодой солдат. Это музыка Рахманинова!
Иван. Да, Рахманинов… Сергей Васильич… Старый друг мой.
Лейтенант (насмешливо). Кто твой друг — Рахманинов?
Иван кивает.
Молодой солдат. Он за границу эмигрировал!
Лейтенант. Какой он тебе друг, ври, да знай меру!
Иван (настойчиво). Друг с самых молодых лет. Мы с ним девушку одну любили, она после моей женой стала!
Усатый солдат (хохочет). Хорошо травит!
Лейтенант. Кончай дурочку валять! Рахманинов — музыкант известный, а ты кто?
Иван. Сначала крестьянин, потом солдат, потом колхозник, опосля лагерный доходяга, после помощник капитана, а теперь обратно солдат… А с Рахманиновым на Тамбовщине вместе жили — он барин, а я — при кухне мужиком. На Марине перехлестнулись… (Горделиво.) А все-таки мой верх оказался!
Солдаты загоготали.
Усатый солдат. У Рахманинова бабу отбил! Ну, дает!
Рябой солдат. Ребя, вы послухайте! Ну, брешет!
Иван ласково, слегка снисходительно оглядывает смеющиеся лица.
Иван. Было дело… Переживал я крепко! А Марина все ж таки мне досталась! (Он помолчал.) Правда, ненадолго — померла вскорости от рака.
Солдаты неловко переглядываются. Смех увял. Какая-то правда чувствуется в словах Ивана. В проеме двери видны плещущиеся водой голые торсы моющихся солдат.
Иван. Да… Такие дела! (Он смотрит за дверь.) Эй, братцы, моя очередь бриться!
Иван встает, идет к выходу из блиндажа.
397. (Натурная съемка.) «КАРНЕГИ-ХОЛЛ». НЬЮ-ЙОРК. ВЕЧЕР. ЗИМА.
Афиша объявляет об очередном выступлении Рахманинова в помощь русскому народу. Под афишей толпа. Все билеты проданы, шныряют спекулянты. Улица запружена желающими попасть. Мелькают военные формы. Подъезжают то и дело черные лимузины со знатными зрителями.
398. (Съемка в помещении.) АРТИСТИЧЕСКАЯ. ВРЕМЯ ТО ЖЕ.
Рахманинов, совсем по-домашнему закутанный в плед, нахохлившись, сидит в кресле с чашкой чаю. Достает какие-то таблетки, запивает, поморщившись, с трудом глотает, потом достает термометр из-под мышки, пытается разглядеть температуру, но опухшие, слезящиеся глаза плохо видят. В дверь робко стучат. Рахманинов торопливо прячет градусник.
Рахманинов. Кто там?
Входит архитектор Мазырин, останавливается у двери.
Архитектор. Не гоните, Сергей Васильевич.
Рахманинов. Ах это вы…
Архитектор. Я приехал из Чикаго, специально чтобы увидеть вас, хоть на мгновение… Чтобы сказать вам, что…
Архитектор бледен, от волнения ему трудно подобрать слова.
Архитектор.…Что я был не прав. Трагически не прав. Мне стало невмоготу жить, не попросив у вас прощения.
Рахманинов. Я соскучился по тебе, Александр. (Он улыбается.) И в преферансик не с кем сразиться…
Архитектор, прямой как струна, подходит к Рахманинову, протягивает руку.
Рахманинов. Мир?
Рахманинов молча пожимает протянутую руку, лицо архитектора дрогнуло, из глаз брызнули слезы.
Архитектор. Вы… ты великий, великий… Гордость наша!
От избытка чувств припадает к руке Рахманинова губами, но тот сердито отдергивает свою руку.
Рахманинов. Перестань, а то я действительно рассержусь… Лучше посмотри, какая у меня температура. (Протягивает архитектору градусник.)
Архитектор. Боже праведный, у тебя 39°!
Рахманинов. Не говори Наталье. Пора одеваться.