— Хорошо, — сказала Юля. — Свет, я в кафе не пойду, там сейчас толкучка, я к Антоше должна…
— Ну, беги, целую…
Они не поцеловались, разбежались в разные стороны. Юля оглянулась. И Света оглянулась в этот момент. Не сговариваясь, они помахали друг другу очень похожим движением и засмеялись обе. И исчезли.
Юля шла по студийным бесконечным переходам, заглянула по дороге в павильон, где что-то строили, стучали. Постояла немного.
Полная старенькая вахтерша уютно устроилась в своем углу, пила чай, на коленях лежало вязанье, а у ног играли котята.
— Здравствуйте, — поклонилась Юля.
— Здравствуйте, Юлия Андреевна, чаю не желаете?
— Нет, спасибо, тетя Вера, это что же, ваша полосатая нарожала?
— Да. Не хотите взять котеночка? Они пушистые будут.
— Нет, тетя Вера, я уезжаю часто, а муж кошек не любит.
— Мне еще двух пристроить надо. Одного бухгалтер взял, одного бригадир-осветитель бородатый… Когда ж ваша картина готова будет?
— Скоро, кажется… — Юля прошлась по павильону, дошла до темного шкафа, провела рукой по полке, сняла пыль, стукнула по корешку книги — корешок был фальшивый, гулкий.
— Посмотреть интересно, — говорила вахтерша. — Все декорации в пашем павильоне снимали…
— Все разрушили?
— Давно… Вот шкап да еще диван никак не уберут…
Диван тоже стоял неподалеку, темный, сиротливый. На шкафу стояла ваза с фруктами. Юля взяла твердый фальшивый персик, подбросила его. Потом попрощалась, ушла.
На экране крутилось кольцо. Озвучивали реплики Павла Платоновича и уже озвучили, теперь проверяли, как получилось. Поэтому звучал только мужской голос (актер, игравший Павла Платоновича, стоял у микрофона), Юлиных неозвученных слов не было слышно.
Юля что-то произнесла, стоя на веранде. Павел Платонович отвечал ей, держа в руке пачку листков:
— «Наверное, Софья Николавна, вам не следовало этого… — он судорожно и глубоко вздохнул, — пи говорить, пи делать…»
Юля смотрела на него огромными глазами, говорила что-то в ответ.
— Бред, — сказал режиссер. — Это невозможно озвучивать порознь.
— Ничего, — сказал звукооператор, — привыкнешь. Мы на «Старых кленах» ни разу актеров собрать не могли. И ничего.
— Ладно, давайте еще раз… Юрий Андреевич. дорогой, вы же на последнем пределе, у него в голосе слезы, еще секунда — и он скажет ей про медвежью услугу, о приготовился к этим словам… Приготовились? Поехали!
Тихо открылась дверь.
— Кто там опять бродит? — сердито спросил звукооператор.
— Прошу прощения, — вошла Анна Викторовна. — Это я. Два слова Сергею Анатольевичу.
Подошла к режиссеру. На экране крутилось кольцо.
— Сергей Анатольевич, — тихо заговорила Анна Викторовна, — масса событий…
— Конечно, неприятных? — Режиссер как-то сразу скис.
— К сожалению… Я совершенно не хочу вас дергать, но тут очередное… — Анюта едко улыбнулась. — Ахтырская категорически отказалась озвучивать.
— Вы могли выяснить эго вчера. Когда-нибудь что-нибудь вы можете знать заранее?
— Ну вот, — огорчилась Айна Викторовна, — вы уже дергаетесь… Дело в том, что Мартынова пришла из больницы… Пришла и ушла…
— Ушла?! Как это ушла?! Кто ее отпустил?
— Сергей Анатольевич, умоляю вас не дергаться! Ей нельзя работать, и муж категорически просил…
— Но она пришла! Где она? Где она?
— Мы не имеем права. Она может пас подвести — это первое, мы берем на себя ответственность…
— Но она сама пришла… сама… — повторял Сережа. — Все, не хочу ничего слушать — ищите! И тащите сюда!
— Я поручила Мише и Тамаре ловить ее на всякий случай…
— Слышишь — Юлька из больницы пришла! — крикнул Сережа только что вошедшему, крадущемуся в темноте автору. — А ты принес текст? Где текст? Людей на носилках привозят, а ты двух фраз придумать не можешь! Там, где она спиной, нужно четко сказать, что она уходит из редакции и больше сюда не придет…
— Слушаюсь, — пробормотал автор. — Будет сказано.
Юля тем временем заглянула в гримерную.
— Антоша, привет! Подстрижешь?
— Юлия Андреевна! Заходите, пожалуйста… — Антоша был очень вежливый, высокий, бородатый молодой человек. Он всех называл по имени-отчеству и слегка картавил. — А говорили — вы хвораете…
Он тщательно и вдумчиво стриг какого-то мужчину с лысеющей макушкой. В гримерной было пусто, просторно, светло. Юля разглядывала себя в зеркалах.
— Надоели эти крашеные. Пусть будут перышки. Вот так. Мокрый цыпленок. Помнишь, мне шло?
— А если досъемки? Опять будем мучиться с паричками?
— Помнишь, я тифозную играла? Детдомовку. И мне очень даже шло. — Юля расположилась в кресле. — Правда, я тогда моложе и лучше, кажется, была. Меня под ноль подстригли. У меня оказался череп очень красивой формы. Ты не помнишь, тебя еще не было.
— Я был, — сказал Антоша, — но был тогда ассистентом у Мориса Францевича.
— Да, верно, — обрадовалась Юля, — держал кисточку, и руки дрожали.
— Ужасно дрожали, — подтвердил Антоша. — Я очень Мориса Францевича боялся.
— И у Мориса дрожали, — сказал человек из кресла, — от старости и от пьянства. Он уже никого гримировать не мог, хотя был гений в своем роде…
— Ой, — Юля крутанулась в кресле, — кто там? — Она сразу, при первом звуке голоса поняла, кто это. Застыла в кресле, вытянулась.
— «Потерялись валенки тридцать четвертого размера. Кто нашел в лесу валенки, прошу вручить Мартыновой!» — говорил тот. с кресла, оператор Кольчужников. — А кто такая Мартынова, кто такая Мартынова?
Это которая лысую играет? Мартышка, что ли? А теперь — звезда. С моей легкой руки.
— С твоей? — Юля встала, зашла за спинку кресла и оттуда посмотрела в зеркало. — Да меня Анюта привела! Из Дворца пионеров. Забыли?
— Я ничего не забываю. — Он отряхнулся, скинул простыню. — Поехали! Не стриги ее, Антон. Я не разрешаю.
Он схватил Юлю за руку, потащил за собой.
— Куда? — сопротивлялась она.
— Куда-нибудь! Поехали! Я, понимаешь, в Ливан еду, хотел под ноль подстричься, а Антоша не может, он такой у пас эстет. Куда меня несет?
— Совместная постановка? — спросила Юля.
Кольчужников вел себя с поразительной уверенностью и даже жаловался спокойно и обстоятельно — плотный, сильный, в твидовом пиджаке, ворчливый в меру и слегка насмешливый. Все в нем было в меру.
— Подрядился. Уговорили. Брось ты эти глупости! — сказал он Юле. — Такие волосы надо беречь, как исторический музей… — И растрепал ее волосы. — Цыпленка ей захотелось! Партизаночка…
Она не могла сопротивляться Кольчужникову. Они шли по коридору, как удав и кролик. Такие у них сложились отношения, и это было издалека заметно.
— Подождите! У меня дела…
— Дела потом! — уверенно говорил он, а глаза были грустные. — Тысячу лет, Юленька, и неизвестно… — он запнулся.
— Какая нам разлука предстоит? — закончила она.
— Что-то в этом роде…
Они скрылись за углом.
Анна Викторовна, между тем, честно искала Юлю. Она вошла в переполненное кафе, средоточие студийных встреч, болтовни, беглых переговоров. Зорко оглядела немыслимый хаос, который являло собой кафе в эту минуту первой чашки кофе. Пошла между столиками, вглядываясь.
— Нина, ты давно здесь? Мартынова не появлялась?.. Алеша, Мартынова в актерский не забегала?.. Ты почему здесь сидишь? Тебя Эдуард Борисыч просил в группе быть неотлучно до часу…
— Анечка, ты не видела Мартыновой? Ее ищут!
— Это я ищу!
— Юля? Она кофе пила с этими, из ОКБ…
— В актерский? Я знаю, что ее искали… Группа «Ночные звери»…
— Мартынова только что на втором этаже была, у кабинета директора.
— Она же больна. A-а, подожди… кажется, видел… во дворе… Я еще подумал…
В кафе, во всяком случае, Юли не было.
Анна Викторовна убедилась в этом быстро и понеслась к выходу, закуривая на ходу.
Выскочила, осмотрелась, задумалась на секунду, рванулась куда-то и нос к носу столкнулась с композитором Ромашкиным.
— Олег Петрович, дорогой, мы же вас ищем и ждем как манну небесную. — Анна Викторовна из деловой мгновенно превратилась в милую светскую даму — она знала, как с кем себя вести.
— А я к вам в группу как раз иду, — соврал Ромашкин и покраснел.
— Все-таки вы, композиторы, не от мира сего, — ворковала Анюта, взяв Ромашкина под руку, чтобы он не убежал. — Наша группа на третьем этаже, вы уже забыли, конечно, идемте, дорогой мой, мы еще в понедельник ждали партитуры, а сегодня пятница…
Ромашкин упирался, но очень трудно было сопротивляться, когда дама вела его под руку.
— Партитуры на даче, — опять соврал Ромашкин.
— А мы машину пошлем, у нас машина дежурит, Эдуард Борисович так и сказал… Ниночка Михайловна, — Анюта остановила статную даму, — у вас Юля Мартынова не появлялась сегодня?
