— Ну, может быть, в слитках или в изделиях? За страх души! А? — решился он.
Забелла взял сундук и вышел, не обернувшись.
Франциск сидел у себя дома и читал клочок газеты, изредка поглядывая на Веронику и Забеллу, пытавшихся ножом разделить кусок рафинада на три части.
— План заготовки топлива на зиму успешно выполнен… Тепло будет зимой! Зимой мы будем там, где вечнозеленое лето, где пальмы. Будем курить сигары, ездить в гости друг к другу… К господину Забелле и его возлюбленной, госпоже Мурской, — он глянул на Веронику и встретил ее хмурый взгляд.
За окном заговорили дизеля танков-бульдозеров. Франциск сжался.
— Может, тебе хотелось бы, чтобы Георгин сидел с тобой под пальмами, а я ездил к Мурской?
— Франциск! Оставь Веронику в покое!
Франциск взорвался:
— Как говорили немцы: каждому свое! Не надо забирать у нищего посох. Вероника, подай лампу!
Вероника встала и подала керосиновую лампу. Франциск отвернул дно, достал два обручальных кольца, завернутых в тряпку, стал разворачивать, говоря:
— Благослови господь наши долгие и счастливые дни. Дай руку! — Он протянул свою.
— Сейчас? Здесь? — Вероника испугалась. Но нужно было что-то ответить. — Франциск, — сказала она нерешительно, — ты говорил, с фатой и у алтаря.
— Пока так, без фаты. А потом, где-нибудь в Боливии… Забелла, мы будем где-нибудь там, в Боливии?
Забелла глядел на Веронику, не отрываясь.
— Ты же хотела! — закричал Франциск, схватил Веронику за руку. Она пыталась освободиться, но Франциск крепко держал ее железными пальцами, выкручивая руку. Вероника застонала.
Тогда Забелла положил на стол нож, сунул в рот кусок сахара, подошел к Франциску и вытряхнул его из коляски.
Франциск лежал на полу, и ноги его были похожи на два огромных безлистных сучка.
На рассвете снова зарядил снег. У двора лейтенанта Юшки стояла крытая брезентом трехтонка.
Филипп, Антс и Забелла выносили из сарая тяжелые чемоданы и сундук, укладывали их на дно кузова и прикрывали соломой. На солому они поставили гроб, фанерную пирамиду с красной звездочкой, жестяной венок с ярко-красной лептой.
Франциск сидел в коляске в форме капитана советской армии и руководил погрузкой.
Около грузовика топтался одетый в тулуп лейтенант Юшка.
— Слава богу, — сказала Юшкене, — слава богу, наконец уезжаем пз этой дыры. Но почему на похороны? С гробом… Кто умер?
— Не умер, а погиб. Твой двоюродный брат, родной брат Забеллы, отец Вероники. Бандиты убили — лесовики. Ясно? — спросил Франциск.
— Боже, какой страх, — прошептала Юшкене.
— Жиды и комиссары, три шага вперед, — тихо скомандовал вдруг лейтенант Юшка.
— Тише, тише, — утешала своего сына Юшкене. — Здесь все свои. Господин Франциск хорошего доктора присоветует, вы же с ним в одном батальоне служили, — тараторила баба. — Поможет человек.
Филипп отозвал в сторону верзилу Антса и сказал:
— Таким я Франциска никогда не видел.
— Каким? — тихо спросил Антс.
— Спокойным. Он спокоен, как мертвец. Надо было бы этот сундучок проверить.
— Залезайте скорее в кузов! — крикнул Франциск.
— Сейчас, сейчас, — ответил Филипп. Он переглянулся с Антсом, подошел к колоде, вытащил топор, забрался с ним в кузов, отодвинул гроб, разгреб солому и вставил острие в щель сундука.
Франциск выстрелил.
Филипп покачнулся, перевалился через борт и навзничь упал на землю.
Все остолбенели.
— Зачем ты это сделал?! — закричала Вероника.
— Он хотел раньше времени в рай попасть, — сказал Франциск. — Если у меня не хватит терпения, и на меня не пожалейте свинца. Иначе мы еще до берега друг другу глотки перегрызем. Это же золото. Чего стоите? Казимир, Антс, Георгий, положите его в гроб. Нам как раз покойник нужен. Я одолжу ему до моря медаль «За отвагу». Приколите к груди!
Мужчины уложили Филиппа в гроб и закрыли крышкой.
— Вероника поедет в кабине, — приказал инвалид. — Поместимся втроем.
Вероника глянула на него с ненавистью.
— Я поеду в кузове, — твердо сказала она. — Там Филипп. Я буду молиться за него. — Ее глаза были полны слез.
Франциск бросил взгляд на Забеллу, по тот. кажется, не слышал их.
Вероника забралась в кузов и устроилась на соломе рядом с Забеллой, лейтенантом Юшкой и фанерной пирамидой.
Машина тронулась, но тут же встала. Казимир выскочил из кабины, отвязал кобылу, ткнулся носом в ее морду, погладил жеребенка, выгнал их со двора и снова сел за руль.
— Пусть идут куда хотят. Может, приблудятся к кому-нибудь… Хозяину, — сказал он Франциску. — От лошади беды не жди. Что из того, что она много видит? Все равно никому не расскажет.
Грузовик мчался по пустому шоссе.
— Куплю на свою долю, — вслух мечтал Казимир, — тысячу лошадей — арабских, орловских, карабахских, скрещу и буду гарцевать на арабо-орловском карабахце где-нибудь в Бразилии или в Африке. Надоели люди. Хочу закончить жизнь среди лошадей.
В кузове, на соломе, мертвецким сном спал настрелявшийся всласть лейтенант Юшка. Рядом с ним, положив голову ему на плечо, кемарила его мать.
— Спи, спи, — ласково шептала она. — Господи, какой ты здоровый и умный, когда спишь…
— Машина за нами, — вздрогнул Антс. — Сели на хвост и не слезают. — И забарабанил в стенку кабины. — Машина догоняет. Может, на другую дорогу свернем? — прокричал он. — Лучше лишние сорок километров.
Франциск ничего не ответил. Грузовик мчался напрямик.
Когда с их трехтонкой поровнялась увязавшаяся машина, Франциск увидел в ней двух мужчин и женщину. Он приказал Казимиру притормозить и достал из-под сиденья автомат.
Машина обогнала их и унеслась вперед.
На дорогу вышли два автоматчика. Один из них встал посреди шоссе и поднял руку.
Трехтонка остановилась.
— Подбросите до развилки? — спросил боец, и Забелла узнал его. Это был человек из пивной.
— Почему бы не подбросить, — сказал Казимир, косясь на капитанскую шинель Франциска. — Садитесь…
Автоматчики с красными звездами на фуражках забрались в кузов, устроились на соломе.
— Неужели Забелла? — прохрипел в кабине Франциск и глянул через окошечко в кузов.
Автоматчики о чем-то говорили с Вероникой.
Забелла глянул на часы. Антс покосился на Забеллу.
— Пепеша, — сказал Забелла. — Хорошие автоматы. Бьют без промашки.
— Так точно, без промашки, — ответил один из автоматчиков.
— И немецкие бьют без промашки, — чуть ли не с гордостью сказал Антс.
У развилки грузовик резко притормозил. Инвалидная коляска проехалась в кузове по соломе и ударилась в борт кузова.
— Спасибо, товарищ капитан, — сказал тот, из пивной.
— Счастливо, — кивнул Франциск.
Грузовик тронулся и стал набирать скорость.
— Поворачивай налево! — приказал Франциск. — Мы должны выйти к Балтрагу точно с остальными. Я думаю, они уже на подходе.
Трехтонка затарахтела по ухабам, и Казимир вдруг остановил ее.
— Радиатор закипел. Долить надо, — сказал он, взял ведро и отправился искать какую-нибудь лужу.
— Вероника! — побарабанил пальцами в заднеее стекло Франциск. — Подойди сюда!
— Говори, я все слышу, — сказала она.
— Сядь рядом, на место Казимира.
Вероника перебралась в кабину.
Забелла не спускал с них глаз.
— Вероника… — сказал Франциск. — Бог создал нас друг для друга: у тебя ни родины, ни семьи, ни друзей и у меня — никого. И ничего. Кроме тебя.
— Что ты хочешь?
Он помолчал. Потом сказал, показав глазами на кузов:
— Ты думаешь, он… Ты веришь ему?
Вероника не ответила. Вышла из кабины, и полезла в кузов.
Вернулся Казимир, залез в кабину и сказал:
— Все в порядке.
Трехтонка набрала скорость. Впереди обозначился крутой спуск.
Казимир нажал на тормоза.
Франциск вдруг ударил его пистолетом в висок.
Трехтонка потеряла управление и покатилась вниз по откосу.
Франциск едва успел выпрыгнуть из кабины, ударился о землю и через минуту встал. Встал на свои здоровые, крепкие ноги.
Трехтонка летела вниз, переворачиваясь в воздухе, из кузова ударом вышибло гроб с Филиппом, чемоданы, сундук и пассажиров.
Сундук развалился, и кирпичи, обыкновенные красные кирпичи посыпались из него на белый глубокий снег сорок седьмого года.
Трехтонка, охваченная пламенем, встала на колеса у самой опушки леса.
Спал, так и не проснувшись, лейтенант Юшка.
В десяти шагах от него, придавленные гробом, скорчились его мать, Антс.
Вероника лежала, обхватив березу.
Забелла зарылся залитой кровью головой в снег. Только его бессмертная шляпа катилась по косогору вниз.
Франциск оглядел заснеженный пустырь, вскинул автомат и дал очередь по снегу, по березам, по обломкам кирпича.
