Между двумя стилевыми полюсами «Фауста» расположено множество сцен, тяготеющих в стилевом отношении то к одной, то к другой стороне, содержащих подчас смешение различных художественных стилей. Все это вместе образует сложную стилевую систему, в которой творческая мысль художника со свободой, дозволенной гению, выдвигает на первый план те художественные средства, которые в данном месте развития сюжета наиболее действенно доносят глубины философской мысли и силу чувств.
Поэзия «Фауста». Больше всего и прежде всего Гете — поэт. Богатство словесных образов, многообразие поэтической фактуры речи, все оттенки поэтической тональности использованы в «Фаусте». В немецкой поэзии нет произведения, равного «Фаусту» по всеобъемлющему характеру его поэтического строя. Интимная лирика, гражданский пафос, философские раздумья, острая сатира, описания природы, все это и многое другое в изобилии наполняет поэтические строки творения Гете. От живых разговорных интонаций до трагической патетики, от колкой эпиграммы до захватывающих душу гимнов — все богатство эмоций, которые способна выразить человеческая речь, воплощено в поэзии «Фауста». Гете с поразительной легкостью переходит от одной тональности к другой, от одного ритмического рисунка к иному: поэтический строй его творения подобен в этом отношении симфонии.
Общую характеристику «Фауста» см. во вступительной статье Н. Вильмонта к данному Собранию сочинений, т. 1.
Написано 24 нюня 1797 года. Стихотворение отражает переживания поэта, вызванные возвращением к теме, возникшей в его творческом сознании около четверти века тому назад. Начинал «Фауста» двадцатипятилетний молодой поэт; вернулся к первоначальному замыслу зрелый писатель, которому уже было под пятьдесят. Закончил же он работу над первой частью в пятьдесят семь лет.
В памяти поэта возникли образы тех, с кем он был связан в начале работы над «Фаустом».
Любви и дружбы первая пора. — Гете вспоминает девушек, которыми увлекался в молодые годы: Гретхен из Франкфурта, Фридерику Брион, Шарлотту Буфф, Лили Шёнеман; друзей И.-Г. Мерка, И.-Г. Гердера.
Распался круг, который был так тесен… — Ко времени написания «Посвящения» умерла сестра Гете Корнелия, с которой он дружил, скончались И. Мерк и писатель «Бури и натиска» Я. Ленц. М. Клингер, чья пьеса дала название этому движению, а также братья Штольберг, принадлежавшие к кругу друзей молодости Гете, были далеко от Веймара.
Написано в конце 1790-х годов. Идея такого вступления была подсказана Гете прологом к драме индийского писателя Калидасы «Шакунтала» (IV–V вв.), с которой поэт познакомился в переводе И.-Г.-А. Форстера (1791 г.). Прологи, посвященные обсуждению театральных вопросов, были и в английской драме эпохи Возрождения, например, у младшего современника Шекспира Бена Джонсона. В своем «Театральном вступлении» Гете раскрывает различные отношения к искусству. Директору театра все равно, что ставить, лишь бы публика была довольна и он имел доход; поэт мечтает о высоком искусстве, выражающем глубочайшее понимание жизни; комический актер советует облекать серьезные мысли в увлекательную для зрителей форму. Вступление призвано настроить зрителя на то, что ему предлагается зрелище сложное и разнообразное по составу, в котором занятное сочетается с глубокомысленным и поэтически возвышенным.
Сойти с небес сквозь землю в ад. — Уже при жизни Гете эти слова пытались толковать как выражение идеи трагедии, но Гете отверг такое понимание ее смысла, указав в беседе со своим секретарем И.-П. Эккерманом (6 мая 1827 г.), что это «не идея, а ход действия». Но первоначальному замыслу, как полагает авторитетный исследователь творчества Гете Э. Грумах, Фауст, подобно персонажам народной книги и трагедии Марло, должен был попасть в ад, но Христос, победив Люцифера, освобождал его, и небесный суд оправдывал Фауста. В дальнейшем Гете изобразил оправдание Фауста иначе. В завершении второй части, как известно, душа умершего Фауста уносится на небо, и этим выносится окончательное суждение о нем.
Написан в 1797–1800 годах. Идея его подсказана Книгой Иова в Ветхом завете (гл. 1, с. 6–12), где описана беседа бога с сатаной. Сатана рассказывает, что обошел всю землю. Бог спрашивает, видел ли он «раба моего Иова», человека непорочного, справедливого, богобоязненного, сторонящегося зла. Сатана отвечает, что Иов таков лишь потому, что бог ограждает Иова, его семью и имущество от бед. Сатана высказывает сомнение, сохранит ли Иов свои добродетели, если бог лишит его всех благ. Хотя прямой аналогии между историей Иова и Фауста нет, Гете признал в беседе с Эккерманом, что «пролог моего «Фауста» имеет сходство с экспозицией Иова» (18 января 1825 г.).
Если «Посвящение» касается личных мотивов, связанных для Гете с историей создания «Фауста», а «Театральное вступление» посвящено теме формы и содержательности искусства, то «Пролог на небе» вводит в идейную проблематику трагедии. Бог разрешает Мефистофелю подвергнуть Фауста испытанию, причем речь идет не об отдельном человеке. Фауст выступает как представитель всего человечества.
Заслуживает особого внимания форма этого «Пролога». Гете использует здесь формы и образы средневекового народного театра; в нем представляли пьесы на религиозные сюжеты (мистерии), в которые подчас вкладывалось вполне жизненное содержание. В таких пьесах частым был мотив борьбы добра и зла, воплощенный в образах бога и дьявола. Гете, который не был верующим христианином, пользуется приемом пьесы-мистерии без малейшей тени религиозности. Он даже позволяет себе некоторую долю легкой иронии, явно звучащую в беседе Мефистофеля с богом. Но насмешливость, присущая Мефистофелю, не снижает возвышенной поэтичности песнопений ангелов. Этот контраст входит органически в образную систему трагедии, которая вся основана на борьбе возвышенного и низменного, великого и ничтожного, добра и зла.
Мефистофель. — У дьявола было много имен. Это, впервые возникшее в древности, имеет в своей основе древнееврейские слова: «Мефиз» — разрушитель, и «Тофель» — лжец, обманщик.
Три архангела. — Рафаил, Гавриил, Михаил — по христианским представлениям, высшие и наиболее близкие к богу ангелы. Сцена на небе отчасти навеяна Гете чтением немецкого перевода «Потерянного рая» английского поэта Джона Мильтона (1608–1674), на что указывает сходство некоторых выражений с фразеологией немецкого перевода Ю. Ф. Захарии.
В пространстве, хором сфер объятом… — По представлениям древнегреческой философской школы пифагорейцев, воспринятым впоследствии довольно широко, небо представлялось разделенным на десять сфер, движение которых создавало звучание в определенной тональности для каждой из них, вместе же эти звучания образовывали гармонию. Это фантастическое представление о строении мироздания сохранялось в поэзии Возрождения и барокко и продержалось вплоть до победы рационализма и материалистического взгляда на строение мира в XVIII в. Гете сочетал здесь христианскую мифологию с древнегреческой концепцией мироздания.
Божок вселенной — то есть человек; выражение восходит к Парацельсу (1493–1541) и его последователям, определявшим человека как «малого бога в лоне великого бога-творца».
И чем он сыт, никто не знает тоже. — Упоминание о бедности Фауста здесь и дальше (с. 21), соответствовавшее действительному положению ученых в XVI в., когда жил подлинный Фауст, в дальнейшем ходе действия не развито. Испытания героя связаны лишь с его духовной жизнью.
Он рвется в бой, и любит брать преграды… — Вся эта реплика Мефистофеля выражает несколько иное понимание человека, чем то, которое было выражено им вначале, когда он говорил только о том, что человек подобен скоту. Хотя Мефистофель говорит эти слова с явной иронией над тщетностью стремлений Фауста, в них, однако, уже выражена суть характера героя трагедии. Далее характеристика Фауста продолжена в словах господа, который заранее уверен в конечном торжестве лучших начал в натуре Фауста.
Жрать будет прах от башмака… — В Ветхом завете бог проклял змею, искусившую Еву отведать плод от древа познания добра и зла, и осудил навеки ползать на брюхе и питаться прахом.
Из духов отрицания ты всех мене // Бывал мне в тягость… — Согласно библейской мифологии, дьявол сначала принадлежал к числу ангелов. Дьявол Люцифер (даритель света, ангел утренней звезды) восстал против бога и был им свергнут с небес вместе с другими злыми духами, его сподвижниками. Гете использовал этот миф для своей поэтической концепции борьбы добра и зла в космическом масштабе. Эта концепция в «Прологе на небе» выражена в противопоставлении Мефистофеля как духа отрицания другим ангелам, которых господь называет (в оригинале) «подлинными» ангелами, здесь — «детьми мудрости и милосердья».
