Аннушка. О, это уж слишком! Этого бы другой не сделал.
Копейкин. С нами крестная сила! Что я за нехристь?
Аннушка. Неужели вы не позволяете нам и трех дней прожить у вас?
Копейкин. Нет... кто меня обманет, двух дней не проживет.
Аннушка. Это ужасно!
Копейкин. Что делать! Я люблю вести свои дела начистоту... Попросите же маменьку очистить сегодня квартиру, а о мебели не беспокойтесь: она будет на чердаке в чистоте и исправности. У меня немножко с крыши течет, да нынче стоит вёдро, а дождь пойдет -- кадку подставим.
Аннушка. Прощайте, бог с вами! Он вас накажет за вашу жестокость. (Уходит.)
Копейкин и Домна.
Домна (хныкает). Ну, хозяин! У него в крещенье льду не выпросишь, а в петровки хуже бешеной собаки.
Копейкин. Что ты там расхныкалась?
Домна. Да как же! Я не могу смотреть на слезы бедных людей.
Копейкин. Я и сам не смотрю на слезы, меня ими не надуешь. Впрочем, как быть, и богатые люди иногда плачут. Все мы, грешные, родились на горе.
Домна. Она сказала правду. Бог вас когда-нибудь накажет. Вы еще и старых грехов не замолили.
Копейкин. Что ты врешь, старая дура?
Домна. Врешь? Как заговоришь правду, так и врешь.
Копейкин. Правду говори про себя, а я и без правды знаю, что делаю. Уж тебе против меня нечего говорить. Слава богу, награждена достаточно: при моей жене была кухаркой, после своего мужа осталась дворничихой, имеешь летом теплый угол, полная хозяйка при моем дворе.
Домна. Я не жалуюсь, всем довольна, хоть вы мне и ничего не даете.
Копейкин. Как быть... Я сам человек небогатый, людей притеснять не люблю, чужого не надобно. Ступай же, запри ворота, чтоб госпожа Жемчужина не вывезла своих пожитков.
Домна. Хорошо-с. Я пойду к ним да поплачу вместе.
Копейкин. Поди, поди, открой ей свои дружеские объятия, а хозяйские ворота все-таки запри.
Те же и Субботин у окна.
Субботин (стучит в раму). Хозяин дома -- дома?
Копейкин. Что вам угодно?
Субботин. Здесь отдается квартира?
Копейкин. Сейчас, сейчас... Проводи-ка его сюда.
Домна уходит.
(Отворяет окно.) Сюда, сюда на крылечко... Это какой-то порядочный! Помоги, господи, надуть! Нынче же вторник, счастливый день.
Домна. Милости просим, батюшка, это сам хозяин.
Субботин. Мое почтение.
Копейкин. Всякое уважение.
Домна. Пущай-ка сам попробует отдать ее за триста рублев. (Уходит.)
Копейкин. Наденьте вашу шляпу, здесь немножко холодно.
Субботин. После вас, сударь.
Копейкин. Сделайте милость.
Субботин. Ведь вы здесь были в колпаке?
Копейкин. Домашнее дело-с.
Субботин. Зачем же церемониться. Все люди, как люди, -- наденьте колпак.
Копейкин. Извольте вы, сударь, прежде накрыться.
Субботин (надевая шляпу). Если вы непременно хотите. Впрочем, дело не в шляпе, но я надеюсь, что мы с вами сойдемся.
Копейкин. Очень приятно-с! Позвольте вас спросить, вы не женаты-с?
Субботин. Нет еще.
Копейкин. Это очень кстати. Это чудесная комната для холостого. Видите, здесь есть и окошко и печка... невозможно удобнее.
Субботин. Я никогда не топлю.
Копейкин. Право-с? Тем лучше: меньше работы трубочисту, которого, между прочим, я не держу, потому что у нас необыкновенная чистота. За всем сам хозяин целый день неусыпно смотрит, а на ночь запираем ворота и собаку с цепи спускаем. Одним словом, здесь все удобства жизни.
Субботин. Немножко низко.
Копейкин. У меня есть квартира на втором этаже-с.
Субботин. Так я бы ту лучше хотел.
Копейкин. Она третьего дня нанята.
Субботин. А! Ну, так я уж ту не возьму. Что же этой цена?
Копейкин. Могу вас уверить, что здесь очень прекрасно. Везде так смирно, спокойно. Экипажи совсем не ездят, совершенная тишина.
Субботин. Тем лучше: я сам человек тихий.
Копейкин. В восемь часов вечера слышно даже, как крысы скребутся.
Субботин. А разве здесь водятся эти животные?
Копейкин. Нет, это только так, примерно говорится. Ведь они заводятся от сырости, а у меня, как видите, такая сушь, что чудо! Даже в наводнение было почти очень мало воды.
Субботин. Однако ж заметка на заборе выше моей головы.
Копейкин. Нет-с, это новая дощечка нарочно приколочена повыше, чтоб ребятишки не пачкали.
Субботин. Но я спрашиваю о цене?
Копейкин. О цене!.. Ну уж извольте... по знакомству, чтоб не запрашивать лишнего, не торговаться, и тем более, что вы человек одинокий, я, знаете, не люблю отдавать внаем, у кого есть дети.
Субботин. То-то я и слышал детский плач, как входил сюда.
Копейкин. А! Это другое дело: они уж здесь родились. Вы понимаете, что хозяин не может препятствовать этим случаям.
Субботин. Но цена?
Копейкин. Разве я вам не сказал еще? Извольте, извольте, самая крайняя пятьсот рублей в год.
Субботин. Пятьсот рублей? Это совсем недорого.
Копейкин. Не правда ли-с?
Субботин. Я полагал, что вы запросите по крайней мере пятьсот десять рублей в год.
Копейкин (в сторону). Экое счастье! А моя Дм на не могла отдать ее за триста. Позвольте, милостив! государь, спросить, с кем я имею честь говорить?
Субботин. Меня зовут Виктор Васильевич Субботин.
Копейкин. Чиновники-с?
Субботин. Разумеется.
Копейкин. Где вы изволите иметь жительство?
Субботин. А, понимаю: это вам нужно для справок.
Копейкин. Помилуйте, совсем не нужно. Стоит на вас взглянуть...
Субботин. Я живу в этой улице у будки номер треста десятой.
Копейкин. А! Это у отставного надзирателя Кривоглазова?.. Знаю, знаю-с, господин Кривоглазов примой души человек.
Субботин. Да он и теперь глядит прямым надзирателем.
Копейкин. А, с позволения сказать, где вы изволите служить?
Субботин. В Приказе общественного призрения.
Копейкин. Важнейшее место... У меня тоже жил чиновник, служивший в каком-то Призрении: это имени отец оных детей, которых вы сейчас слышали. Он жил, покуда не умер, вот тут, стена об стену... Вот и дверь оттуда, но она заколочена.
Субботин. Тем лучше, господин...
Копейкин. Варфоломей Сидорыч Копейкин.
Субботин. Копейкин!.. А! Какая богатая фамилия! Который вам год, по совести?
Копейкин. Пятьдесят семь лет.
Субботин. Неужели! Вам не кажется столько.
Копейкин. Не правда ли-с?
Субботин. Нет, я думал, что вы гораздо старее.
Копейкин. Какой шутник!.. О себе же доложу вам, что я человек ужасно честный и добрый, к жильцам не придираюсь. Платили бы мне только за треть вперед ассигнациями верно и исправно, не марали бы стен, не делали дебошу, не вколачивали бы гвоздей, не портили б пола, не приходили б поздно по ночам, не требовали б поправок, а то, пожалуй, делай что хочешь.