Я продолжила путь к старому рукотворному гнезду, где, как я уже сообщала, у меня живут два барсука, и разбросала им еду по всей территории — пусть-ка погоняются за кусочками, как их сородичи на поле гоняются за червяками и жуками. До чего же мне хотелось впоследствии благополучно даровать им свободу!
Дорога к следующим загонам лежала через овечий — там было по колено грязи, потому что туда стекалась вся дождевая вода. Двигаясь дальше, я проведала сипух в «совешнике», который построил Симон Кинг, — в этом просторном сооружении они могли летать, как и их сородичи в дикой природе. Пока что они с азартом поедали предложенное кушанье с подноса. В 1994 году они стали героями фильма Симона Кинга «Сипуха Тайто», и надеюсь, доживут свой совиный век в нашей славной компании. А чего еще совам надо? Просторно, летай без опаски, крыша над головой и корм всегда под клювом.
Далее я осмотрела «больничные палаты». В первой у нас жили ежи — мы взяли их на зиму, поскольку они не набрали достаточно веса, чтобы выдержать зимовку в дикой природе. Многих из них я не нашла на месте — очевидно, забились куда-нибудь в уголочке и переваривают пищу, копя жирок. Лучше поздно, чем никогда.
Тут, услышав мой голос, мне ответил наш давний жилец Сейдж. Он уже стар — под старость странствия опасны. Зиму проводит в «больничной палате», наслаждаясь теплом инфракрасной лампы — с такой штукой не страшны самые холодные ночи. Теперь он, как обычно, подлетел к проволочной сетке, чтобы я почесала ему голову.
В одной из «больничных палат» живет барсучиха со сломанной ногой. Я тихо вошла к ней и перевернула ее на другую сторону, чтобы она не отлежала себе бок. Я говорила ей тихие ласковые слова, она же не сводила с меня глаз. Но, как я ни старалась ее утешить, она по-прежнему страшно нервничала, ведь несчастье выбило ее из привычной колеи. Перелом у нее был тяжелый, так что пройдет еще много дней и недель, прежде чем ей станет лучше.
И наконец, в последней «больничной палате» у нас жил барсук-самец, восстанавливавший силы после операции в ухе. Его «палату» можно было не открывать — я ясно видела в окошко, как он растянулся на одеяле под лампой. Его нашли в саду в самом центре городка Уэстон-Сьюпер-Мэр. Хозяин страшно гневался на этого барсука, который через лазейку для кошек забрался к нему в сад, где у него были разбиты цветочные клумбы, и изрядно покопался там, причем разрыл не одну какую-нибудь клумбу, а все, так что их пришлось восстанавливать заново.
Как читатель уже понял, мы живем в весьма густо заселенном и застроенном краю, так что, если барсук средь бела дня сунул свой блестящий нос куда не положено, следует ждать неприятностей. Когда поступил сигнал об этом животном, я пригласила с собой активистку нашего «Общества Блюбелл» Линду Гровс — мы решили посадить животное в ящик, привезти на ферму и там как следует осмотреть. Линде впервые подвернулась возможность участвовать в отлове барсука, и она горела желанием увидеть все собственными глазами. Барсук лежал, свернувшись клубочком, позади кустарника и выглядел совсем небольшим; накрыв его одеялом, я осмотрела загривок и ноги и хотела взять его на руки. Однако чем выше я его поднимала, тем больше ахала: ух, какой же он здоровущий, бродяга! Оказывается, он так зарылся в почву, что глазу оставалась видна только «верхушка айсберга», и маленький, как я думала, детеныш на деле оказался солидным барсучищем. Слава Богу, он не предпринял попыток к сопротивлению и спокойно дал посадить себя в ящик. Линда так и сияла от восторга!
— У тебя получилось так, будто это совсем несложно, — заметила она.
— Поверь, — ответила я, — на сей раз так оно и было на самом деле. Но они не все такие податливые, как этот.
Итак, Урби — как назвала его Линда, потому что его нашли посреди шума городского [17], — стал новым гостем нашего Центра. Осмотрев его дома, я не обнаружила каких-либо увечий, и мы решили отвезти барсука назад и выпустить — разумеется, подальше от клумб. Но в первую ночь он даже не притронулся к предложенному угощению, и мы решили подержать его еще немного у себя. На следующую ночь — с пятницы на субботу — повторилась та же история, но в субботу было много всякой возни, и мотаться еще куда-то, прямо скажем, не было ни времени, ни сил. Но к воскресенью я поняла, что у него что-то неладно с ухом, по исходившему оттуда тяжелому запаху, и отвезла его к врачу. Оказывается, у бедняги развился абсцесс уха. Разумеется, ему были введены антибиотики, а на следующий день врач под наркозом вычистил ему все по правилам науки. Курс инъекций помог ему справиться с недугом — оставалось только подержать его еще дней пять до полного восстановления сил.
Заглянув в его «историю болезни», я поняла, что животное скоро нужно будет выпускать на волю. Иные зададут вопрос: как можно выпускать зверя в густонаселенном районе? Но раз он там приспособился и жил, кто мы такие, чтобы сомневаться в пригодности этой территории для его проживания? Я записала себе — надо звякнуть Линде, когда придет пора его выпускать.
Тщательно заперев ворота, ведущие к загонам, я еще раз подумала обо всей той работе, которую мы делаем. Эх, каких-нибудь несколько месяцев назад по эту сторону ворот меня поджидала бы моя милая Блюбелл — барсучиха почуяла бы, что я рядом, и терпеливо дожидалась бы моего появления. Да, подчас приходится тяжело, да, порой не знаешь, как достать денег на строительство новых загонов, но во имя животных, которые приходят к нам за помощью и защитой, и во имя людей, которым нужно внушать мысль о необходимости беречь и защищать природу родного края, я готова нести свой крест.
Конечно, я бы не выдержала, если бы не самая разносторонняя помощь стольких людей. Ну вот, к примеру, девушки, что у нас работают. Никоторые из них направлены к нам агентствами по трудоустройству молодежи, и оклады у них не ахти какие, но они искренне преданны братьям нашим меньшим и трудятся, себя не щадя. А добровольные помощники и помощницы — как бы я обошлась без них? Многие из них пришли к нам, влекомые одним энтузиазмом, любовью к животным и слабо представляя себе, что здесь им придется столкнуться и с потоками крови, и с вонючими лужами, и со смердящими кучами. Даже такая простая вещь, как потрошить мертвых замороженных цыплят зверям на завтрак, и то поначалу требует мужества! А ведь молодцы, не испугались и остались с нами.
Каждый из наших помощников (и, разумеется, каждая из наших очаровательных работниц) готов поведать массу приключившихся с ним историй, забавных и не очень. Ну взять, например, Бекки — она пришла к нам прямо со школьной скамьи. Крепкая такая, здоровенькая пышечка. С жаром взялась за дело и исполняла все до мелочей. Правда, и растолковывать ей приходилось каждую мелочь, а стоило один раз не растолковать — и случилась трагикомическая история…
Читатель понял, что при всей моей любви к животным я не всесильная. Даром воскрешать из мертвых Бог меня не наградил. Такова рутина нашей жизни, от этого никуда не деться! И нашей уютной печке «Рейберн», которая своим теплом спасла стольких пернатых и четвероногих, подчас приходится служить и крематорием, где рассыпаются в прах тела тех, кому Бог не дал счастья выжить… Как-то Бекки возилась вместе с Мэнди с ежами, находившимися на излечении в «больничной палате» и обнаружила, что ночью одного из них Бог прибрал. Зафиксировав факт смерти в его «истории болезни», Мэнди завернула усопшего в газету и сказала Бекки:
— На вот, отнеси на кухню.
Что Бекки мигом и выполнила.
Вернувшись домой из офиса, я зашла на кухню и уловила непривычный, но довольно приятный аромат. «Это Дерек, должно быть, греет рыбу или чипсы, — подумала я. — Вот уж мы ими полакомимся!» А надо вам сказать, что подогревают эти вещи перед тем, как подать на стол, завернутыми в газете.
Я глянула на печку; да, действительно, на плите грелся сверток, причем уже начал сильно дымить. Я распечатала его с помощью плоскогубцев — и поняла, что произошло: Мэнди поленилась подробно объяснить Бекки, что нужно открыть топку и швырнуть ежа в пламя. Фразу «неси ежа на кухню» Бекки поняла так, что его нужно приготовить… Долго еще сконфуженной бедняжке не давали забыть об этом эпизоде.
