Человек находит друга. Кольцо царя Соломона - Конрад Захариас Лоренц

Взаимоотношения человека с животными сложны и многообразны. Если любовь к животным — лейтмотив этой книги, то проблема общения и взаимопонимания живых существ составляет основное ее научное содержание.

Так, он рассказывает о процессах запечатления, приуроченных к строго ограниченным «критическим периодам». Не меньшая роль в развитии поведения молодого животного отводится игре. Лоренц посвятил ей главу «О кошачьих играх». Конечно, игры бывают разные, и у кошек они выполняют иную функцию, чем, скажем, у обезьян.

Большая часть книги отводится способам общения у животных, их языку. «Разговоры» животных служат самым разнообразным нуждам — выражению внутреннего состояния, взаимному опознаванию, сигнализации об опасности или просто оповещению о своем присутствии и т. д. Большую роль в общении животных играют выразительные позы и телодвижения, так тонко подмеченные Лоренцем у собак и кошек.

Помимо этих, в своей основе врожденных средств общения, Лоренц упоминает и об индивидуально приобретаемых. Особенно интересны самостоятельно изобретаемые домашними животными способы общения с человеком или с другими животными.

В дополнение к тому, что Лоренц рассказал о пуделе, подававшем лапу не только людям, но и собакам, я сошлюсь на моего кота: приученный «просить», сидя на задних лапах, он добивался этой же позой благосклонности кошек! Конечно, как указывает и Лоренц, это — редчайшее исключение.

Здесь мы подошли к одному из самых трудных и одновременно интересных вопросов — к вопросу об уме, о мышлении животных. Лоренц рассказывает много об уме собаки, о ее интеллектуальном поведении, упоминает он также об интеллекте других животных.

Лоренц отмечает, что собака в своей психической деятельности гораздо более «человекоподобна», чем даже обезьяна. Собаку человек приобщил, приспособил к своей жизни. Одомашненное состояние, сосуществование с человеком, участие в его делах наложили глубокий отпечаток на все проявления интеллектуального поведения собаки. Это не значит, что собака вообще умнее, скажем, шимпанзе, но кое в чем она его, очевидно, и превосходит.

«Человекоподобность» поведения собаки, конечно, чисто внешняя, но проявляется она подчас в удивительных формах. Так, например, я знал собаку, которая совершенно самостоятельно ездила «по своим делам» в центр Москвы. Было очень странно видеть, как она, вскочив в троллейбус, спокойно ложилась под сиденье и без колебаний выходила на нужной остановке.

Как-то мне пришлось высказать свое мнение по поводу одной истории более чем полувековой давности, но подтвержденной очевидцем. Речь шла о собаке, которая в голодном 1921 году по собственной инициативе «определилась на работу» грузчиком в Севастопольском порту (перетаскивала тюки с причала на баржу), была принята на довольствие на одном из военных кораблей и аккуратно приносила домой — себе и своей хозяйке — заработанную еду.

Что можно сказать по поводу этой истории? Ведь если признать, что все это действительно было, то мы, очевидно, имеем дело с сочетанием ряда случайных совпадений, подлинно интеллектуальных действий собаки, проявлений прежних навыков, выработанных в ходе ее воспитания, да и других компонентов ее психической деятельности. Так, переноска предметов, по-видимому, была ему знакома, и, как каждый хорошо обученный пес, Руслан, надо думать, предпочитал есть только дома, на своем месте. Возможно, в поведении Руслана какую-то роль сыграли и моменты подражания действиям грузчиков. К тому же у собак очень быстро образуются ассоциации, и, раз получив вознаграждение за свои действия, Руслан, естественно, на следующий день вновь отправился к тому же месту в порту. Но все это лишь предположения. Сегодня можно уже считать доказанным, что ни одно животное, включая человекообразных обезьян, не в состоянии понять истинные причинно-следственные связи между предметами и явлениями. Животные в состоянии постигнуть только то, что «на виду», что можно непосредственно наблюдать, что можно увидеть, понюхать, услышать…

Человек же мыслит логическими категориями, формирующимися на основе членораздельной речи, и только это дает ему возможность вникнуть в суть вещей и явлений, познать закономерности природы и общества.

Лоренц справедливо отмечает, что исследования «позволяют нам особенно ясно увидеть человеческую сущность, великие достижения человеческого разума и этики, которых мир животных вообще не знает». Но тут же он приписывает собакам такие этические качества (без кавычек), как стремление к сохранению престижа и достоинства, великодушие, рыцарственное поведение и тому подобное. Как это совместить? Безусловно, в поведении животных содержатся элементы, сходные с человеческим поведением, его «аналоги», равно как и «в человеке есть еще что-то от животного».

Конечно, ряд древних свойств и способностей человек «еще и теперь делит с высшими животными», но едва ли правомерно причислить к этим свойствам сложные человеческие чувства.

У животных все проявления жизнедеятельности, все поведение управляются исключительно биологическими закономерностями. Поэтому принципиально неверно говорить в отношении животных об «общественном» или «социальном» поведении, это равноценно отрицанию всяких качественных различий между поведением человека и животного.