получалось? Это оказался самец! Просто еще очень молодой, вот мы его и приняли за самочку…
Она тихо захихикала, и я тоже еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос: ведь если та серая оказалась самцом, то, выходит, Бурдику было все равно, кого и как?.. Вот и думай после этого, что животные чем-то отличаются от нас, людей!
Больше она не приходила, спокойно занимаясь разведением кроликов своими силами.
Через год Бурдику нашли-таки подружку — я тогда как раз ушла в отпуск, а когда вернулась, в крольчатнике были заняты не одна, а две клетки. В соседней с Бурдиком сидела молодая пепельно-серая крольчиха, уже получившая имя Машка. Как выяснилось очень скоро, ее принесла та женщина, что в прошлом году носила самок для случки. Таким образом, Машка оказалась дочерью нашего кроля.
Все же у них были крольчата — четыре штуки, все серые, в родителей. Но появились они в разгар половодья, когда, спасая от паводка кроликов, их выселили из уютного и привычного крольчатника и поместили в павильоне. Не перенеся стресса, Машка просто отказалась их кормить и выкинула на пол из клетки.
После этой неудачи наше кролиководство грозило совсем захиреть, ибо Бурдик старел не по дням, а по часам, Машка однажды подгрызла пол в клетке и удрала, а принесенный молодой самец оказался больным и протянул у нас всего-навсего полгода. Когда умер и он, я всерьез подумала, что кроликов у нас больше не будет — знать, не судьба.
Но, как всегда бывает, жизнь внесла свои коррективы как раз в тот момент, когда мы решили разобрать пустующие клетки — все равно только место занимают да навевают грустные мысли. Но только сие решение было принято, как снова появилась Алина.
Она исправно посещала станцию первые полтора года моей работы, но потом из обычной школы перешла в вечернюю, у нее появились свои заботы, и бывшая юннатка начала приходить раз в месяц, а то и реже. Часто она забегала, когда меня на работе не было — в этом случае передавала мне привет. А тут вдруг пришла, и, судя по всему, не с пустыми руками.
Я не могла налюбоваться Алиной — за год она стала совсем взрослой девушкой, с меня ростом, и очень уверенной в себе. Она похорошела, и я ей так прямо и сказала. Алина приняла комплимент, не моргнув.
— А я вам тут кое-кого принесла, — сказала она, когда мы обсудили все новости. — Дома от нее житья нет, так я подумала, что у вас ей самое место. Тем более что у вас есть кролики…
Про кончину Бурдика Алина знала, но вот о печальной судьбе второго самца, которого нам принесли больным (как я сильно подозреваю теперь, чтобы самим не мучиться — пусть, мол, на станции у всех головы болят!), она ничего не слышала. Когда я ей поведала, что кроликов у нас больше нет, Алина немного посерьезнела, но тут же нашлась:
— Значит, я вовремя вам свою толстуху притащила!
Спутник Алины, высоченный плечистый парень, не вмешивался в наш разговор. Он стоял на веранде, за дверью, и я вообще увидела его, когда Алина его позвала. Зайдя в живой уголок, он скинул с плеча спортивную сумку, и Алина торжественно извлекла из нее толстую серую крольчиху, очень похожую на Бурдика. Тот же римский профиль, те же складки жира, так же висят уши. Опущенная на пол, она распласталась, как лепешка сырого теста.
— Вот наша Диана, — представила ее Алина. — Я однажды свою крольчиху к Бурдику носила, а это вот его дочка… Я ведь опять кроликов завела — скучно было без них. Но потом всех продала, а ее одну оставила. А теперь мне и с нею некогда возиться. Так вы ее принимаете?
Половина всех животных у нас сначала были домашними, но потом людям надоедало с ними возиться, и они тащили бывших любимцев нам. Причины самые различные — слишком много ест, у бабушки аллергия, не знаем чем кормить, хотим, чтобы у него (у нее) было потомство… Да мало ли вполне обоснованных предлогов могут найти люди, чтобы с чистой совестью предать того, кто уже стал частью их жизни. Животных несут самых разных, порой даже кошек и собак. Совесть не позволяет выбросить котенка на улицу, вот и приносят к нам, да еще и обижаются, если им отказываешь. Животное в доме это как ребенок: появился — значит, навсегда. Первое время я принимала лишних членов общества, но потом начала с порога выпроваживать горе-хозяев. Но не взять крольчиху я не могла — не тот зверь, от которого откажешься.
Пока мы устраивали для Дианы дом, Алина рассказывала мне, почему она, имеющая достаточно опыта, сил и возможностей содержать кролика, вынуждена была от него отказаться.
Дело в том, что Дианка, едва получив имя и статус домашнего любимца, с балкона, где родилась, переселилась в комнаты и стала бегать по всей квартире. Ее все оберегали как самую маленькую, не позволяли коту даже близко подходить, а собак так и вовсе выгоняли в коридор. Ее баловали, позволяли спать на креслах и диване, прыгать куда и где захочет, и, когда Диана выросла в крупную, мощную самку, она продолжала считать себя самой главной в доме.
Проще говоря, обнаглела. Теперь собственный ящик для сна казался ей слишком убогим и тесным. Она требовала, чтобы ей разрешили отдыхать на диване, где она растягивалась во весь свой аршинный рост. А когда в доме появились собаки — две породистые кавказские овчарки. — Диана не спасовала и перед ними. Задние лапы у кроликов очень сильные и с когтями. На природе кролики их стачивают, бегая по твердой земле и роя норы, но Диана знала только ковры и линолеум, и когти ее, не стачиваясь, достигли ужасающей длины.
Их-то она и пустила в ход, когда настала пора разбираться с кавказцами. В считанные дни крольчиха, располосовав собакам морды в кровь, стала полноправной хозяйкой в доме. Овчарки, выведенные и натренированные как охранники, шарахались по углам от одного ее появления. Диана не просто гоняла их — она не подпускала их к мискам и то и дело нападала, если ей вдруг казалось, что одна из собак неправильно себя ведет. Крольчиха просто затиранила овчарок, и Алине не оставалось ничего другого, кроме как избавиться от нее.
Так у нас снова появился кролик. Оказавшись в клетке, лишенная в один миг своих привилегий, Диана обиделась на все человечество и стала самым опасным животным в уголке. Страшнее ее
