мне ребята, — удивлялась классная руководительница.
Вадим Максимович прятал глаза, слушал, молчал, улыбался.
— У тебя, по-моему, — как-то заметил я, — есть нечто общее с Макаренко.
— Пустяки, — отмахнулся Долин. — Какой я к чертям Макаренко?.. Я — охотник: люблю природу, люблю жизнь, люблю молодость, не перевариваю жульничество, ханжество, хамство, жадность, поэтому вот они и любят меня.
Подметил я еще одну прекрасную, украшающую Вадима Максимовича черту характера: уступать лавры победителя другому. Даже отчитываясь перед общим собранием охотников, он оставался в тени: все делалось постами наблюдения, руками ребят, а он, Долин, общественный инспектор, создатель постов наблюдения, внеклассный вожак деревенских и городских ребят, находился где-то тут рядом, но в стороне, и все участие его в борьбе с браконьерством заключалось, дескать, в том, что он только оформлял акты.
Через три года браконьеры у нас перевелись. Вадим Максимович со своими ребячьими постами беспощадно истребил их, как волков на облаве. Его единогласно избрали председателем общества охотников.
Он жив, здоров, но плечо, очевидно, незалечимо — все подергивается; по-прежнему окружен ребятней, много охотится, часто с моими собаками, но остается при своем мнении, что без собак куда интереснее выискивать дичь.
Посты наблюдения увеличились, расширились, получили формальное признание охотников, и правление общества прикрепило к ним двух опытных охотников. Ребята следят за гнездованием дичи, за соблюдением правил отстрела, ведут учет дичи и охоты в границах своей местности. Охотники признали их, перестали удивляться неожиданному появлению в лесу юных инспекторов и беспрекословно предъявляют им охотничьи документы и показывают дичь.
А Вадим Максимович, верный своему характеру, во всех начинаниях принимает самое деятельное участие, но как-то так, что всегда остается в стороне…