— Не мог дождаться меня? Сукин ты сын! Казинс холодно взглянул на напарника.
— Кошка начала спускаться. Пришлось выстрелить. Будь ты в лучшей форме, сам бы и убил. Так что отвяжись от меня, Уолт! — отчеканил он.
Отрывистая речь, суровый тон Казинса быстро охладили пыл Таггарта. Он знал, что его напарник не из тех, кого можно оскорблять безнаказанно. На самом деле он побаивался Казинса, хотя никогда себе в том не признавался.
Казинс отправился за лошадьми, к его возвращению Таггарт уже освежевал тушу пумы. Шкура с лапами и головой была свернута в окровавленный узел.
— Здесь где-то еще две кошки, — возбужденно объявил Казинс, подводя коней к напарнику.
Таггарт, обмывавший в реке нож, которым он сдирал шкуру, резко выпрямился и воззрился на Казинса, не замечая, как с его рук стекает вода.
— Еще две? Откуда ты знаешь?
— Видел две цепочки следов. Они ведут на северо-восток. Должно быть, три кошки сначала были вместе, а потом разделились.
Через десять минут охотники подвели собак к тому месту, где Казинс нашел следы пум, и спустили их с привязи. Гончие мгновенно уловили запах и с громким лаем исчезли за деревьями. Мужчины поскакали за собаками, но вскоре вынуждены были спешиться и пешком продолжить преследование. На этот раз Таггарт сам отпустил напарника.
— Иди, Стив. Если придется, стреляй, не жди меня. Но, надеюсь, такой необходимости не возникнет!
Пока охотники ловили молодую самку, рыжевато-бурая пума с сыном, подгоняемые лаем собак, взбирались на Скалистый хребет. На середине склона они услышали выстрел, произведенный из ружья Казинса, и припустили еще быстрее.
Поднявшись на тысячеметровую высоту, кугуары наткнулись на большой оползень. Осыпающиеся под ногами камни затрудняли продвижение. Белый кугуар повернул направо, обходя осыпь, и продолжал взбираться наверх. Мать-пума свернула влево, но дорогу ей преградил оползень. Она последовала по тропинке, ведущей вниз, и вскоре оказалась на поросшей лесом равнине.
Лая собак не было слышно, и пума, решив, что угроза миновала, подползла под большую ель и легла. С полчаса пума отдыхала, потом поднялась, собираясь вернуться на Скалистый хребет к сыну, но тут вновь залаяли гончие, пущенные по следу кугуаров. Рыжевато-бурая пума бросилась в чащу леса, но бежать быстро она не могла: сказывалась усталость. Собаки приближались.
Через четыреста метров пума поняла, что гончие вскоре настигнут ее, и стала карабкаться на высокую ель, не делая передышки до тех пор, пока не забралась на верхние ветки. С пятнадцатиметровой высоты она наблюдала, как к ее убежищу подбежали возбужденные гончие. Пума громко зарычала. Она все еще продолжала злобно ворчать, когда к месту осады подошел Калине.
Помня о желании напарника самому убить кошку. Казинс решил посадить гончих на поводок и отвести от дерева. Опыт подсказывал ему, что хищница вряд ли предпримет попытку убежать, если ее не понуждать к тому. Интуиция его не подвела. Едва он с собаками отошел от дерева на пятьдесят шагов, пума перестала рычать. Она сверлила своих врагов гневным взглядом, но спуститься на землю не стремилась.
Через несколько минут подоспел Таггарт. Остановившись рядом с Казинсом, он тяжело отдувался, не в силах выговорить ни слова.
— Эй, Уолт, — с ухмылкой обратился к нему молодой напарник. — Сядь отдохни. Кошка тебя подождет… Ну а если не дождется, придется опять мне стрелять.
Таггарт отвечал ему пылающим взглядом. Прошло десять минут, прежде чем его дыхание восстановилось настолько, что он уже не боялся промахнуться. Таггарт вскинул ружье и прицелился. Спустя несколько секунд прогремел выстрел. Пума шарахнулась в сторону. От удара пули ее швырнуло на ствол. Она обмякла и начала падать вниз.
Белый кугуар, стоявший на выступе возле пика Скалистого хребта, при звуке выстрела подпрыгнул на месте. От круглой вершины горы его отделяли всего несколько сот метров. Вскоре он поднялся на гребень и начал спуск по противоположному склону. Он знал, что остался один. Острое чутье и хороший слух помогли ему распознать убийц. Он возненавидел человека.
Добравшись до лесистых низин, кугуар побежал вдоль русла реки Китсегуэкла. Через час он остановился, забрался на каменистый склон и лег между валунами. Здесь он подремал два часа и, едва миновал полдень, поднялся. От людей не было ни слуху ни духу, поэтому он опять пустился в путь, уже более неспешным шагом направляясь строго на север.
Спустя четыре дня белый кугуар достиг верховьев реки Насс. В том незнакомом безлюдном краю ему было суждено провести следующие пятнадцать месяцев, пока зов природы не погнал его на поиски самки.
Поначалу белый кугуар не ощущал отсутствия матери и сестры, но через некоторое время он затосковал. Он обнюхивал землю, пытаясь обнаружить их следы, а иногда забирался на какую-нибудь вершину и обозревал лежавшие внизу долины. Он чувствовал себя одиноким и потерянным. Из-за снедавшего его беспокойства у молодого кугуара притупился охотничий инстинкт и постоянным спутником в его тщетных поисках семьи стал голод. Однако по истечении нескольких недель белый кугуар свыкся с одиночеством, навязанным ему, как и некогда его матери, жестоко и преждевременно. Он прекрасно адаптировался в северном краю и с той поры с равнодушным смирением вел обособленное существование взрослого самца.
Не тревожимый людьми, он охотился за бобрами, зайцами и сурками, оттачивая технику выслеживания и нападения до тех пор, пока однажды не рискнул завалить большого чернохвостого оленя После всю зиму он уже удовлетворял свой аппетит только крупной добычей.
Как-то весной ему удалось убить годовалого лося, а на следующий день — койота, пришедшего полакомиться зарытыми остатками мяса. С каждой новой победой крепла его уверенность в собственных возможностях. Приближаясь к порогу зрелости, белый кугуар уже чувствовал себя полноправным хозяином своих владений.
В сентябре, однако, его покой нарушил незваный гость — шестилетний самец, покинувший свою территорию из-за недостатка пиши. Чужак быстро обнаружил пахучие вехи, которыми белый кугуар обозначил свои угодья, но, уверенный в собственной силе, вознамерился изгнать из местности, богатой пропитанием, ее нынешнего обитателя. Он смело пошел вперед, часто останавливаясь и заливая своей мочой стволы деревьев и камни, уже опрысканные белой пумой. С ходу не получив отпора, наглый пришелец утратил бдительность. Он беспечно продвигался по долине, а учуяв свежее мясо, бесшумно помчался на запах. В своем стремлении поскорее отыскать добычу он даже не заметил, что на каменном выступе, под которым он пробегает его поджидает соперник.
