нас в аэропорту.
— Ну, в каком настроении Танук? — спросил я его, когда мы поехали по дороге, тянувшейся вдоль побережья залива Ангелов. Здесь несколько лет назад Би-би-си отсняла эпизод «Один за другим», в основу которого легли мои первые опыты по лечению диких животных; один из этих эпизодов непосредственно касался косаток.
— Сердитый, — ответил он. — Дурит, совсем отбился от рук.
— Это почему?
— Я полностью отстранил его от самок, готовя к завтрашней операции. У одной из них течка, так что он недоволен.
Питер бросил на меня вопрошающий взгляд.
— Не угостите меня стаканом кальвадоса, когда прибудем в аквапарк? — радостно вопросил я.
— И меня, — добавил окрыленный Питер.
— Ну а ты не сунешь руку ему в пасть? — прошептала мне на ухо Кристина.
— Нет, — ответил я.
Она вздохнула с легким чувством облегчения, и затем машина свернула на авеню Моцарта. Мы прибыли к месту назначения.
Утро вечера мудренее — умнее оперировать отдохнувшим и полнокровным. На следующее утро в восемь часов мы попили кофейку с плюшками в аквапарке, пока сотрудники Джона раздавали млекопитающим, в том числе Тануку, дневной рацион витаминов.
— Странно, что здесь в зале ожидания нет подшивок «Кантри лайф» или «Татлера» двадцатилетней давности, — сказал Джон.
Питер рассмеялся.
— Надеюсь, пациент вычистит зубы, прежде чем садиться в кресло? — спросил он. — Сказать по совести, мы, дантисты, все никак не свыкнемся с дурным запахом изо рта.
— Думаю, на сей раз вам не придется с этим столкнуться, — сказал смотритель. — Полагаю, зубы у косаток куда чище и запах у них из пасти куда нежней, чем у ваших двуногих пациентов.
— Да, это верно. Я никогда не чувствовал запаха изо рта животных, за исключением домашних собак и кошек при ярко выраженной болезни зубов или десен — или полного поражения почек.
Питер, Джон и ваш покорный слуга обсудили план действий с Брюсом, главным дрессировщиком косаток. Это он проделал большую часть работы, знакомя Танука с зубоврачебным оборудованием.
— Он совершенно привык к тому, что я лезу к нему в дырку, — объяснил Брюс. — Зуб сидит прочно, правда, гной часто выходит. Танук даже рад, когда ощущает вибрацию у себя в пасти. Он блаженно плавает у бортика бассейна с открытыми челюстями, пока я держу у него в полости зуба небольшое плотницкое сверло.
Питер, как всегда, скрупулезно изучил анатомию будущего пациента и после посещения зала китов в Музее естественной истории имел четкое представление, что может представлять из себя внутренность зуба Танука. У косаток зуб укореняется в челюсти иначе, чем у людей, а полость зуба походит на конус с пиком на кончике. Чем глубже он будет сверлить, тем более крупнокалиберное сверло ему придется вводить в бой. Питер продемонстрировал нам изготовленные им из карбида вольфрама могучие сверла, предназначенные для крупных пациентов. У одного из инструментов была абразивная головка, напоминающая серебряный плод личи. От одного только взгляда на эти орудия меня всего передернуло, по всему моему телу пробежала дрожь. Я представил себе Питера в роли садиста в каком-нибудь фильме ужасов — уж он-то заткнул бы за пояс Оливье в «Марафонце»!
— Я все думаю: может быть такое, что косатка дурно отреагирует на гвоздичное масло, которое мы собираемся использовать для дезинфекции полости? — спросил Питер.
Я не имел об этом ни малейшего представления. Боюсь, и никто другой на всем белом свете не ответил бы на этот вопрос с полной уверенностью.
— Не могу сказать, — ответил я. — Но я бы удивился, если бы это привело к каким-либо неприятностям. Насколько мне известно, киты не являются сверхчувствительными к лекарствам.
Мы отправились на бортик «бассейна-изолятора», где Танук уже сотрясал грезы ночи. Надо сказать, он ужасный соня и не в его привычках быстро просыпаться. От его теплого дыхания в прозрачном февральском воздухе поднимались небольшие клубы пара. Яркое солнце так и засияло на блестящем, выгнутом в дугу теле, когда он повернулся на бок, чтобы удостоить чужаков взглядом умного темно-карего глаза.
Для работы зубоврачебной бригады на бортике бассейна была устроена платформа. Ассистентка Саманта начала раскладывать хитроумный инструментарий Питера на столиках, покрытых стерильными зелеными скатертями. Возможно, это было похоже на перенесенный в XX век обычай инквизиторов показывать обвиняемому орудия пытки. Но в действительности эти уникальные инструменты приносили облегчение зубам диких животных по всей Европе.
Начали прибывать телегруппы и репортеры: стоматология косатки представлялась слишком шикарной новостью, чтобы ею можно было пренебречь. Брюс уговаривал Танука открыть пасть, чтобы Питер мог сделать предварительный осмотр. Дыра оказалась размером с мозговую горошину.
— Вот так бы и удержать его, — сказал Питер. — Пока полость рта будет находиться над поверхностью воды, мы сможем начать заполнение.
Он уже решил, как будет проводить операцию. Каждый раз косатка будет открывать пасть на две минуты, и, пока она будет держать ее открытой, он будет заполнять полость — но отнюдь не привычным силиконовым гелем, нейлоновыми стопорами или другими материалами, которые в ходу у стоматологов. Нет, он заполнит ее материалом «Блю-Тэк», который в ходу у всяких самодельщиков для склейки различных предметов. Его можно будет легко извлечь из полости, когда косатка снова откроет пасть.
— Прекрасно! Давайте приступим! — Питер надел на голову лампу и готов был пустить в ход высокоскоростную дрель. Его голова, похожая на чертополох, блестела в утреннем сиянии солнца.
Но в этот самый момент Танук решил, что, при всей безболезненности предстоящей операции, он ничуть не хуже любого двуногого пациента и волен сам выбирать себе дантиста. Он доверит свои зубы только одному человеку — Брюсу. Вся прочая публика, за исключением Джона, не внушала ему доверия в достаточной степени — что поделаешь, мы для него чужаки! Так что когда Питер подступился со своими инструментами, Танук накрепко закрыл свою пасть. Брюс попросил его сказать «а-а». Косатка широко разинула пасть. Но стоило Питеру запустить туда руку, как Танук пренебрежительно окатил его водой и накрепко закрыл пасть. Как вы сами понимаете, разжать челюсти кита силой не получится: это вам не домашняя собака.
Питер передал сверло Брюсу. Что ж, попробуем так: Танук позволит своему другу вставить вращающийся инструмент себе в дупло, а Брюс передаст его Питеру. Зубастые челюсти обязывающе раскрылись. Сверло жужжало в руках дрессировщика. Но от глаз Танука не ускользнула подмена. Он снова отплыл от бортика. Нет, не получилось никакого сердечного союза с этим некогда исландским, а теперь французским китом. К моему удивлению, когда попробовал Джон, его ждало не менее горькое разочарование. Когда попытался я, Танук не открыл пасти даже для крохотной улыбки.
С каждым часом Танук
