пор она не считала летучих мышей необходимым условием опрятной жизни. В конце концов мне удалось убедить ее в том, что, несмотря на свою антиобщественную выходку, летучая мышь совершенно безвредна. Однако и впоследствии, заходя в ванную, Джеки опасливо косилась на летучую мышь, которая висела на бачке и с неприязнью смотрела на нее.
Не успели мы разобрать вещи, как нас приветствовал другой представитель местной фауны в образе нашей хозяйки, смуглой черноглазой женщины, которую, как она нам сообщила, звали Паула. Лицо ее еще сохраняло следы былой красоты. Телеса ее так и выпирали из платья, но, несмотря на это, движения отличались исключительной легкостью и изяществом. Она плавала по дому, словно кучевое облако, разрастающееся в грозовую тучу, напевала лирические песенки, глядя перед собой затуманенным взором и с упоением занимаясь уборкой, которая состояла в том, что она сметала на пол все предметы, лежавшие на столах и стульях, а потом с тяжелым кряхтением подбирала то, что не разбилось. Вскоре мы убедились, что Паула занимает в местном обществе высокое и почетное положение: она была владелицей дома свиданий, и молодые незамужние девицы находились на ее попечении. Паула относилась к своим обязанностям со всей ответственностью. Раз в две недели она выводила девочек встречать прибывающий пароход и «по-матерински» внимательно следила за тем, как они торговались с членами экипажа и пассажирами. Примерно на расстоянии мили от пристани пароход всегда давал гудок, предупреждая о своем прибытии. По этому сигналу Паула мчалась в свою хижину переодеваться. Она втискивала огромные груди в крохотный бюстгальтер, оставляя открытым то, что туда не входило, надевала платье какого-то невообразимого фасона и цвета, совала ноги в туфли с каблуками высотой в шесть дюймов, выливала на себя чашку какого-то удушающего зелья и мчалась к пристани со своим отборным товаром, торопя болтающих и смеющихся девиц. В эти минуты она напоминала пожилую добродушную учительницу, сопровождающую на прогулке своих воспитанниц. Занимая столь важное положение, Паула держала в своих руках весь поселок, включая и местную полицию. Для нее не существовало неразрешимых проблем. Она могла достать все что угодно, от контрабандных бразильских сигарет до восхитительного dulce de leche [13], и по первой просьбе немедленно отправляла своих девочек на поиски. Горе тому жителю поселка, который отказывался помочь Пауле. Жизнь его (в биологическом аспекте) становилась невыносимой. Вскоре мы убедились в том, что Паулу стоило иметь своим союзником.
Хотя мне очень хотелось поскорее ознакомиться с окрестностями, пришлось обуздать свое нетерпение. Остаток дня ушел на то, чтобы распаковать и разобрать снаряжение и навести элементарный порядок в доме. Рафаэль, по моему наущению, расспросил Паулу, какие существуют местные способы передвижения. Паула перечислила три способа — верхом на лошадях, на повозке, запряженной быками, и на autovia. В результате дальнейших расспросов выяснилось, что autovia была своего рода железной дорогой Чако, хотя термин «железная дорога» был тут чистым эвфемизмом. Autovia представляла собой узкоколейку, на которую были взгромождены ветхие автомобили марки «Форд-8». Дорога имела протяженность около двухсот километров и была для нас истинным даром богов. Паула заверила нас, что, если мы пройдем по поселку к тому месту, где начинается линия, мы увидим там autovia, а где-нибудь поблизости найдем и водителя, который скажет, на какой час назначен ближайший рейс. Мы с Рафаэлем немедленно отправились выяснять возможности железной дороги Чако.
Действительно, на противоположном конце поселка мы разыскали железнодорожную колею, правда, не без труда, так как рельсы до того заросли травой, что их почти невозможно было разглядеть. Сама колея была настолько фантастического свойства, что я онемел от страха, увидев ее. Она была около двух с половиной футов шириной, рельсы были изношены и стерты до блеска; выгибаясь то вверх, то вниз, они были похожи на двух серебристых змей, которые, извиваясь, уползают в траву. Я представить себе не мог, чтобы какой бы то ни было экипаж мог удержаться на них. Впоследствии, когда я увидел, с какой скоростью autovias мчатся по этим рельсам, мне казалось просто чудом, что мы возвращались живыми из наших поездок.
Чуть подальше мы обнаружили запасной путь, на котором стояло несколько невероятно потрепанных autovias, а невдалеке под деревом увидели столь же потрепанного водителя, мирно спавшего в высокой траве. Когда мы его разбудили, он сообщил, что на следующее утро autovia совершит рейс километров на двадцать и, если мы захотим, он возьмет нас с собой. Стараясь не вспоминать об извивающихся рельсах, я заявил, что как раз этого мы и хотим; я рассчитывал, что такая поездка позволит нам познакомиться с окрестностями и определить, какие виды птиц наиболее распространены здесь. Мы поблагодарили водителя, который пробормотал в ответ: «Nada, nada…» (Ничего, ничего), — снова лег в траву и тут же погрузился в глубокий сон. Мы с Рафаэлем вернулись домой и сообщили Джеки приятную новость, ни словом не упомянув о состоянии железной дороги.
На следующее утро Паула разбудила нас перед рассветом; плавно покачиваясь, она вошла в комнату с чайным подносом в руках, находясь в том неестественно приподнятом настроении, какое бывает у некоторых людей в самые ранние утренние часы. Она прошла в комнату Рафаэля, и мы услышали, как она бодро спрашивает его о чем-то, а он отвечает ей невнятным бормотанием. Было еще темно, но трели цикад уже перекрывались сонными криками петухов. Появился Рафаэль, в очках и нижнем белье.
— Эта женщина… — начал жаловаться он. — Она так рада будить меня, мне не нравится.
— Рано вставать очень полезно, — возразил я. — Ты проводишь в спячке полжизни, подобно зимующему медведю.
— Кто рано встает, тот бодр и здоров, — лицемерно поддержала меня Джеки, подавляя зевок.
— Ты собираешься ехать в таком виде или наденешь еще что-нибудь? — спросил я нашего озадаченного переводчика.
Рафаэль нахмурился, пытаясь осмыслить сказанное.
— Я бы, пожалуй, так и поехал, — продолжал я разыгрывать его. — Костюм очень хорош… А если снять очки, ты не увидишь москитов.
— Не понимаю, Джерри, — проговорил наконец Рафаэль. С утра он владел английским языком значительно хуже, чем в остальное время суток.
— Ничего. Одевайся скорее, autovia нас ждать не будет.
Полчаса спустя наша autovia уже тряслась по рельсам, окруженная густым прибрежным туманом, казавшимся молочно-серым в предрассветных сумерках. Когда мы выехали из поселка и собаки, преследовавшие нас, отстали, из-за
