Муравьи отлично знают, где логово их недруга, и обегают его сторонкой. А если в суматохе или обманутые муравьиным запахом безротого льва, бывает, и подбегут слишком близко к краю коварной ямы и — не приведи бог! — свалятся туда, тотчас спешат поскорее выбраться из нее. Вот тогда-то хищная личинка и обстреливает их песком. Кидает его, подбрасывая широкой головой. И кидает так метко, что почти всегда попадает в муравья и сбивает его. Он падает вниз, скользя по склону воронки, отчаянно цепляется ножками за сыпучий песок. А тогда муравьиный лев еще и подкапывает снизу муравья, земля под ним совсем осыпается, и он падает, бедняга, прямо в челюсти-сабли своего недруга.
«Дальше, — говорит П. И. Мариковский[11], — происходит необычное. Муравьиный лев не тащит, как все, добычу под землю. У него совсем другой прием. Ухватив муравья за брюшко, он бьет его о стенки ловушки, и так быстро, что глаза едва успевают заметить резкие взмахи. Удары следуют один за другим. Я считаю: сто двадцать ударов в минуту. Избитый муравей прекращает сопротивление. Он умирает и, как это печально, слабеющими движениями последний раз чистит передними ногами свои запыленные усики. Вот он совсем замер. И только тогда коварный хищник прячет свою добычу под землю. Сейчас же он там с аппетитом принимается за еду».
А ест муравьиный лев по-особенному: у него наружное пищеварение.
Британский натуралист Джон Гуэлд, путешествуя по Австралии более ста лет назад, услышал от местных охотников интересные истории о черногрудом коршуне.
Коршун добывает пропитание, изображая пикирующий бомбардировщик. Заметив с высоты страуса эму на гнезде, он летит к нему и пугает его как может. С криком пикирует вниз, прямо на страуса, дико хлопает крыльями у него над головой. Глупый страус, поддавшись панике, встает с гнезда и малодушно убегает. Тогда коршун берет в когти камень побольше, какой только может поднять, и, взлетев, бросает его с высоты на яйца. Скорлупа их, слишком прочная для его клюва, трескается от удара «бомбы». Черногрудый коршун снижается и раздирает трещину когтями.
В наши дни известный австралийский орнитолог доктор Алек Чизхолм в статье «Употребление птицами орудий и инструментов», опубликованной в 1954 году, с новыми подробностями обсуждает старую историю о черногрудом коршуне, бомбардирующем камнями яйца эму и некоторых других гнездящихся на земле крупных птиц. (Камнем разбивает яйца страусов и африканский стервятник.)
С именем Алека Чизхолма связано раскрытие еще одной тайны пернатого царства.
Когда первые исследователи проникли во внутренние области Австралии, они увидели там много диковинного: и яйцекладущих зверей (с птичьими клювами на головах!), и зверей сумчатых, и птичьи инкубаторы (кучи мусора, полные развивающихся без наседок яиц), и какие-то еще странные, украшенные цветами постройки.
Находили их обычно среди невысоких кустов. Небольшие, выложенные прутиками платформы. На расстоянии приблизительно полуметра другие, более длинные палочки воткнуты в землю в виде плотного частокола. Их верхние концы изогнуты навстречу друг другу, образуя над платформой как бы двускатную крышу.
Перед одним из входов в шалаш на земле (на площади, большей, чем сам шалаш) раскиданы сотни всевозможных цветных безделушек: раковины, мертвые цикады, цветы, ягоды, грибы, камни, кости, птичьи перья, обрывки змеиных шкур и масса других странных вещей.
Недавно в одной из таких коллекций нашли даже зубную щетку, ножи и вилки, детские игрушки, ленты, чашки из кофейного сервиза и даже сам кофейник, небольшой, пряжки, бриллианты (настоящие!) и искусственный глаз.
Самих строителей за работой не видели: про черных птиц, которые суетились поблизости, и подумать не могли такое. Предполагали разное. Капитан Стокс, одним из первых исследовавший внутренние области пятого континента, пришел к выводу, что эти шалаши строят для развлечения своих детей туземные женщины. А тогдашний губернатор Австралии сэр Георг Грей был автором другой «гипотезы»: шалаш — дело рук кенгуру, заявил он, очевидно полагая, что это эксцентричное животное на все способно.
Потом уже заметили, что шалаши строят именно те птички, на которых вначале и внимания не обратили. Внешне они ничем особенно не замечательны. Самцы иссиня-черные, похожи на сибирскую черную ворону, а самки желтовато-зеленые. Впрочем, их много, разных видов, и окрашены они не одинаково. Те, о которых я сказал, — самые распространенные в Австралии шалашники: атласные беседочницы.
Другой строитель шалашей по окраске похож на нашу иволгу, а по внешности — на дрозда. Конический шалаш птица-садовник украшает преимущественно мхом и цветами, которые располагает с большим вкусом. Перед беседкой разбивает небольшой лужок. Он окаймлен бордюром из мха, а по нему разложены лесные цветы, ягоды и красивые камни. Увядшие цветы птица ежедневно заменяет свежими.
А ее сосед и родич, шалашник из Новой Гвинеи, разбрасывает перед беседкой ковер из диких роз и посыпает его яркими плодами.
Лучше всех изучены атласные беседочницы.
Большой знаток этих птиц А. Маршалл рассказывает, что в конце июня и в июле, когда в Австралии еще зима, черные самцы атласных беседочниц покидают стаи и уединяются.
Каждый выбирает место где-нибудь на солнечной полянке среди кустов и строит шалаш. Потом приносит к нему голубые и желтые цветы и другие нам уже известные предметы преимущественно голубого оттенка (как и глаза его подруги) и все это раскладывает перед шалашом.
Затем украшает шалаш изнутри лепными «алебастрами».
Птица приносит откуда-то древесный уголь. «Жует» его, добавляет немного мякоти какого-нибудь плода, смешивает эту пасту со слюной — получается черная замазка. Ею вымазывает беседочник все внутренние стены шалаша. Как он мажет, видел профессор Алек Чизхолм.
«Много раз я находил, — пишет он, — шалаши, сложенные будто бы из обуглившихся палочек». Можно было подумать, что птица предварительно обжигала их на огне. Но она не обжигает их, а вымазывает угольной пастой, которую приготавливает описанным выше способом.
Перед началом штукатурных работ беседочник приносит кусочек мягкой коры. Наполнив рот пастой, берет в клюв и кору. Чуть разжимает надклювья, паста медленно вытекает в щель по коре (если взять кусочек потолще, то паста, очевидно, потечет быстрее). Одновременно кора служит кистью: ею размазывает птица пасту по стенкам шалаша.
Но вот шалаш украшен. И самец отправляется в лес за самкой. Далеко идти не приходится, потому что самка сидит где-нибудь неподалеку. Еще до строительства шалашей атласные беседочницы разбиваются на пары и кочуют вдвоем около мест, где позднее будут построены «увеселительные дома».
