покорить ее и уничтожить проявления ее инстинктов. Предоставленные сами себе бычки-пробники пускаются во все тяжкие. Один такой инвалид ухитрился-таки обмануть людей, приноровившись подбираться к коровам бочком и проделывая все необходимое с ловкостью настоящего артиста цирка. Пока поняли, что случилось, он успел «перепортить» добрую половину стада. Однако ему не дали долго праздновать победу — изобретателя поставили на откорм и через два месяца отправили на мясокомбинат. Типичная судьба тех, кто восстает против существующих норм, будь то человек или животное.
Эту историю рассказала нам Люба, пока мы шли к комплексу. Она помогла нам расслабиться, но не до конца (вообще речь студентов зоофака часто изобилует подобными двусмысленными оборотами, по ним можно сразу отличить своего — хотя выпускники некоторых других вузов утверждают, что подобная черта присуща исключительно им. Не знаю, не знаю!).
Вооруженные стерильными полиэтиленовыми перчатками, издалека похожими на огромные целлофановые пакеты с пятью пальцами, мы за Любой прошли к стаду. Накануне бычок-пробник выделил нескольких готовых к осеменению коров, дав знать об этом усиленным ухаживанием за ними на прогулке. К ним — их нарочно привязали всех вместе, чтобы студентам было легче упражняться, не бегая от ряда к ряду, — нас и подвели. С виду коровки как коровки, разве что более беспокойные. Сказать по правде, не укажи на них Люба, мы бы прошли мимо и не заметили.
Сейчас техника настолько упростила человеку жизнь — которую он предварительно сам себе усложнил, — что осеменить корову можно практически голыми руками. Порция семени уже упакована в одноразовый шприц, отличающийся от человеческих аналогов отсутствием иглы. Срабатывает он элементарно — сжимаете его в пальцах и сдавливаете, как пипетку. Шприц лопается, и семя выбрасывается вперед под давлением. Во всей процедуре самым сложным оказывается правильно его нацелить, чтобы ни одна капля не пропала даром. Именно это мы и должны были отработать.
— Смотрите, — Люба надела перчатку, предварительно намылив ее пенящейся стерилизующей жидкостью из тюбика, — шприц кладется вот так. — Она сложила четыре пальца щепоткой, прижимая маленький конусовидный шприц большим. Получилась этакая лодочка. — Затем вводите и продвигаете руку до тех пор, пока пальцы не упрутся в плотную преграду. Это и есть шейка матки… — Люба ловким, профессионально отточенным движением проделала все это, погрузив руку в недра коровы чуть не до локтя, и ненадолго остановилась, продолжая объяснять: — Вы просовываете шприц туда и только тогда нажимаете.
Что произошло затем, мы, естественно, не видели. Вытащив руку почти целиком и выбросив раздавленный ненужный шприц, Люба вдруг принялась массировать основание коровьего влагалища.
— Что вы так смотрите? — спокойно отреагировала она на наши вытянувшиеся изумленные лица. — Ей же тоже ласки хочется.
Судя по виду коровы, она была права. Та подняла хвост, перестала жевать и прогнула спину. Весь ее вид свидетельствовал о получаемом удовольствии. Кое-кто из мальчишек заглянул в ее морду, чтобы полюбоваться на почти человеческое мечтательное выражение, появившееся в глазах коровы.
— Теперь ваша очередь. — Люба отодвинулась, уступая дорогу первым добровольцам.
Тех напутствовали едкими замечаниями — так уж получилось, что среди первых оказались в основном парни. Все еще млеющая корова продолжала пребывать в состоянии блаженства и не замечала, что там возле нее творят, а потому только самому первому пришлось туго под десятками испытующих взглядов. Но после того, как трое первых благополучно сдали зачет, остальных словно прорвало. Всем как-то сразу захотелось попробовать, тем более что делать было, по существу, нечего. Кончиками пальцев слегка раздвигаете щель под хвостом — главное, не перепутать, — и рука, одолев короткое первое сопротивление живой плоти, словно проваливается в бездонное нечто, мягкое и упругое, будто жидкий клей. Кажется, что в корове не может быть столько свободного пространства, но чуть продвинешь руку дальше, и пальцы упираются во что-то твердое. Все. Можешь вынимать руку и уступать место следующему. Дел на полминуты.
Очередь двигалась быстро и без происшествий, пока не дошла до Сейфу Мурадалиева. Лягушачий хирург обладал уникальными кулаками — величиной с детскую голову. Сложение у него было соответствующее — глядя на него, как-то сразу вспоминались батыры, с которыми приходилось сражаться Илье Муромцу и другим былинным витязям. Подойдя к корове, он не стал тратить время на упражнения с пальцами, а просто сильным рывком, рассчитанным на то, чтобы пробить и кирпичную стену, вогнал кулак внутрь коровы.
Поражены были все. Наши доморощенные остряки не сразу смогли прокомментировать это событие, а корова, явно не ждавшая ничего подобного, дернулась, выгибаясь дугой и задирая хвост. Из плотно сжатых челюстей ее вырвался не то вздох, не то утробный стон, глаза выпучились, а на морде появилось выражение, которое я до сих пор не могу описать. Когда недоумевающий (что он такого сделал, что заставил всех понимающе смеяться?) Сейфу вытащил свой кулак, она так и не переменила позы испуганной кошки и продолжала смотреть в никуда остекленевшими глазами.
— Готова, — определил Андрей Попов.
К тому моменту, как нам пришла пора уходить, она еще не полностью оклемалась, и по возвращении в институт эта история стала известна всему курсу. Ее даже рассказывали в общежитии, превратив в анекдот.
Но на алтарь науки не только приносились подобные жертвы. Не все время студенты по неопытности и наивности превращали жизнь животных и преподавателей в кошмар. Порой им удавалось отыграться.
Одну такую историю долго передавали из уст в уста, рисуя карикатуры на главных действующих лиц. Предмет ветеринарии у нас вел профессор Никитенко, заслуживший кличку Циклоп благодаря неуживчивому характеру и, главное, отсутствию одного глаза. Никитенко ездил с нами на каждую практику. Мы его не слишком любили за излишнюю, с нашей точки зрения, въедливость и требовательность, но уважали за то, что он лучше кого бы то ни было умел добиться для практикантов человеческих условий проживания, питания и тарифов оплаты труда. Кроме того, он все-таки отлично знал свой предмет.
Во время одной такой поездки его между делом попросили помочь местному ветеринару кастрировать молодых хрячков. Большую часть дня, если нет проблем, руководителю практики делать нечего, и Циклоп согласился. Взяв с собой нескольких парней поздоровее — удержать хрячка дело далеко не шуточное, — он отправился на свиноферму.
Именно эти ребята, ставшие невольными свидетелями события, и поведали, что произошло там.
Видимо, у местного ветеринара не доходили руки до свинофермы, потому что «хрячки» оказались здоровенными зверями, уже вполне взрослыми и настроенными весьма решительно. Они вовсе не желали мириться с тем фактом, что кто-то собирается вмешаться в их личную жизнь, и к операции их готовили истинно зверскими способами:
