Ознакомительная версия.
Когда геолог ходил с Вожаком гулять, все обращали внимание на странную, мрачную пару, наматывающую круги по чахлому, вымороженному парку. Случайные прохожие отшатывались, заглянув в прозрачные, почти белые глаза собаки, полные совершенно невыразимой тоски, бесконечной, как снежные поля его родной тундры.
— Слушай, мужик, что ты с псом-то делаешь?! — потрясенно спрашивали они.
— Спросил бы лучше, что он со мной делает, — безнадежно ворчал геолог.
Весной геолог стал готовиться к следующему выезду. Летнее «поле» предстояло совершенно в ином, новом месте.
— Мы с ним не останемся! — категорически заявили жена с тещей. — Он и так из нас всю душу вымотал.
Геолог заметался. Взять с собой невозможно, отдать ТАКУЮ собаку некому, усыпить (как тайком советовала теща) — не поднимается рука. Единственный выход — вернуть на родину. Но как?! Поезда не ходят, самолеты и вертолеты отпадают по множеству соображений. Остается только Северный морской путь.
За пару недель немногословный мужик рассказал душераздирающую историю Вожака множеству людей — геологам, морякам и другим, совершенно посторонним. Те, кто помнит романтический настрой конца семидесятых, не слишком удивится произошедшему чуду — Вожака отвезли в Архангельск и взяли на корабль, идущий под прикрытием первого ледокола в сезоне. Вез его знакомый геолога — метеоролог, направляющийся на прошлогоднюю базу. К Вожаку прилагалось подробное письмо с объяснениями, которое следовало передать хозяину-эвенку.
Всю долгую дорогу Вожак вел себя весьма пристойно, повеселел и, казалось, понимал, что возвращается домой. Трагедия произошла, когда конвой проходил мимо устья Пясины (порт располагался в двадцати километрах восточнее). Вожак, жадно нюхавший воздух на нижней палубе, вдруг оттолкнулся всеми четырьмя лапами и бросился в ледяную воду. Пока разыскали метеоролога, пока бестолково соображали, чем можно помочь, черная голова с прижатыми короткими ушами затерялась в волнах.
Прибыв на базу, метеоролог не находил себе места. В конце концов, решил все-таки сходить к эвенку-хозяину, отдать ему письмо. Эвенк оказался дома, как-то сразу о чем-то догадался, письмо читать не стал, попросил:
— Так расскажи!
Метеоролог рассказал, чуть не плача, виня себя за то, что не запер пса в каюте.
— Такую дорогу проделал! И все напрасно! Если бы я подумал, был бы сейчас жив…
— Жив, однако, — сказал невозмутимый эвенк.
— Как жив?! Он же утонул!
— Плавать, однако, умеет. Вон, слышишь, грызут?
Метеоролог прислушался и действительно услышал во дворе истошный собачий лай и визг.
— Без вожака нельзя, однако, — пояснил эвенк. — Я другого взял. Теперь вот тот прибежал, нового дерет. Отдерет, наверное. Если в городе не ослаб.
Метеоролог шумно вздохнул, вытер пот со лба. Эвенк тактично прикрыл узкие глаза. Во дворе, возле сарая с нартами Вожак дрался за место под холодным, но родным солнцем.
Митя был настоящий хомяк, совершенно не похожий на тех ленивых разноцветных зверьков с пушистой шерстью, которых сейчас продают на рынках под названием «хомячки». Он был мускулистым и гладким, с белыми щеками и розоватым брюшком. При электрическом свете его жесткая темно-рыжая шерстка отливала красным, как песок на закате. Такой вид хомячков называется сирийским, но Митя родился где-то в Средней Азии. В то время Средняя Азия и Россия были одной страной, которая называлась Советский Союз. Митю и его собратьев поймали в песках Средней Азии и привезли в Ленинград, в зоомагазин — продавать.
Спустя много лет я узнала, как именно ловят грызунов. Хомячки, мыши, суслики и многие другие грызуны живут колониями. Колония — это такой грызунячий городок со множеством норок, отнорков, дорожек и кладовых. В каждой колонии живут десятки или даже сотни зверьков. Вблизи такого городка ловцы закапывают в песок или землю большие бидоны или кастрюли с гладкими стенками. К кастрюлям-колодцам ведут дощечки-правилки, тоже закрепленные в земле. Наткнувшись на дощечку, расположенную на его обычном пути, грызун бежит вдоль нее и в конце сваливается в кастрюлю, из которой не может выбраться (хомячки, в отличие от мышей и крыс, почти не умеют прыгать). Ловцам остается только время от времени проверять кастрюли и забирать улов.
Стоил Митя довольно дорого — два рубля. Мороженое в то время стоило пятнадцать копеек, билет в кино на детский сеанс — десять копеек, а проезд в метро — пять копеек. Считайте сами. Да еще два рубля стоил аквариум для Мити.
— Сплошное разорение! — возмущенно сказала мама, но я не очень-то обратила внимание на ее слова. Хомяка мне уже пообещали, а от своих обещаний мама старалась не отказываться, потому что это было непедагогично. К тому же хомяк нужен был для воспитания у меня чувства ответственности. Впрочем, и это тоже были только отговорки. К своим семи годам я очень деятельно любила животных: кормила кошек, продавала на рынке подвальных котят, подбирала подбитых птиц и больных голубей, пару раз приводила с улицы бродячих собак, которых потом приходилось пристраивать деревенским знакомым. Так что хомяк был обещан мне в качестве «малого зла», в обмен на обещание прекратить всю остальную «зоологическую» деятельность. Мама с бабушкой думали, что, если у меня будет свое собственное животное, то ко всем остальным животным я тут же потеряю интерес. Я уже тогда знала, что они ошибаются, но молчала об этом. А вы как поступили бы на моем месте?
В большом аквариуме на прилавке жили штук тридцать хомячков. Все они спали в углу, в опилках, свернувшись в аккуратные рыжие клубочки. Только один хомяк стоял на задних лапках и безостановочно скреб розовыми коготками стеклянную стенку. Я постучала по стеклу пальцем. Хомяк наморщил нос и нахмурился. Если бы он был собакой, то явно сказал бы: «Р-р-гав!»
— Веди себя прилично! — сказала мама. — Не трогай руками!
— Хочу вот этого! — сказала я, указывая на стоящего на задних лапах хомяка.
— Возьмите другого, — посоветовала маме продавщица. — Этот злой. Мы его уже один раз ловили, он сменщицу через варежку укусил. И беспокойный очень. Может, больной? Вон тот самочка, светленький, у стенки… Берете?
— Вот этого, пожалуйста, — вежливо сказала я, указывая пальцем.
Продавщица вопросительно взглянула на маму.
— Ну, в конце концов, это же ей покупаем… — нерешительно сказала мама.
— Покусает ребенка — обратно не приносите, — обиженно сказала продавщица, пожала плечами и надела на руку большую брезентовую рукавицу.
Увидев в клетке руку с рукавицей, хомяк отскочил от стенки, сел на попу и приготовился к прыжку.
Ознакомительная версия.
