Слава сидел на мчащейся скамейке, прижавшись левым боком к тёте Симе, а правой рукой сжимал железные перильца. И вдруг впереди блеснул яркий свет, точно молния сверкнула. Блеск этот был мгновенный, но Слава успел заметить, что впереди рельсы обрываются и там зияет пропасть. Вот тут-то и завыла сирена.
Славе стало холодно, и в то же время он почувствовал, что пот стекает по шее за воротник и противно так льётся прохладной струйкой по позвоночнику. И ещё язык его стал каким-то сухим-сухим и совсем шершавым. Он хотел крикнуть и не мог…
Но в пропасть они не провалились: вагонетка со скрежетом, под визг сирены круто повернулась в темноте, и вдруг Слава увидел перед собой светящийся скелет. Он протягивал к нему костлявые руки и завывал, как вьюга.
Слава отшатнулся и увидел огромного спрута — тоже светящегося, который протягивал свои щупальца.
Говоря по правде, на этом спруте Славины страхи кончились. Он разглядел, что спрут этот резиновый, надувной, и сразу как-то до него дошло: «Нет, меня не надуешь». И когда потом из-за поворотов выскакивали черепа и черти, бабы-яги и какие-то полутигры-полульвы, Слава только старался разгадать, из чего они сделаны и как устроены. А бояться уже не боялся ни капельки…
Путешествие подходило к концу. Тётя Сима шепнула Славе что-то вроде: «Ну как?» — точно он не расслышал из-за грохота, визга, воя сирены и всякого такого… Но Слава уже понял, что вся эта музыка была записана на плёнку и теперь запись усиливали через рупор. И ещё он сообразил, что многие чудовища и чудеса были сняты на киноплёнку, а здесь их на какие-то секунды показывали на экранах и в спешке не разобрать было — кино это или взаправду.
Нет, ему не было ни страшно, ни весело.
Но почему же всё-таки смеялись все, кто выезжал из этой комнаты ужасов?
Слава думал об этом и о том ещё — встретятся ли они с Асей Сергеевной, поведёт ли она его в зоопарк и увидится ли он там со своим Мишкой, Мишенькой?
И в это время перед мчащейся дрезиной загорелся желтоватый свет уличного фонаря. Да, это был обычный уличный фонарь — не на экране, не декорация, а самый настоящий. Его, наверно, притащили сюда с улицы.
Под фонарём стоял пьяница: помятый цилиндр на затылке, спина белая, под глазом синяк, а нос красный, как свёкла.
Когда вагонетка проезжала мимо, Слава увидел, что это была не кукла, а живой человек, только разрисованный. Ну, в общем, как клоун.
Человек этот держал в руке большую такую метлу. И вот когда вагонетка быстро промчалась мимо фонарного столба, пьяница этот стукнул Славу этой метёлкой по спине.
И Слава тоже засмеялся.
Получив этот тумак, он вместе с вагонеткой сквозь пролом в стене выскочил на улицу, вернее, на ярмарку, где люди стояли в очереди, ожидая, когда их прокатят мимо всех этих ужасов.
— Всё? — спросил Слава тётю Симу.
— Всё!
Они отстегнули ремни и вышли из вагонетки на асфальт. Тут Слава почувствовал, что его немного пошатывает, как, должно быть, покачивает, когда после шторма человек сходит с корабля. Думаю, что его так покачивало оттого, что очень уж бросало из стороны в сторону мчащуюся вагонетку.
Когда Слава и тётя Сима вышли из комнаты ужасов, в очереди опять оказались наши туристы. И они стали спрашивать наперебой:
— Что, правда страшно?
— А ужасы настоящие?
— А почему ты, Славик, смеялся, когда обратно выкатился?..
Ну и так далее, и тому подобное.
Слава с тётей Симой отвечали, что, в общем, поедете на вагонетке, увидите, а сами спрашивали про Асю Сергеевну, не видели ль они её. И им сказали что Ася Сергеевна пошла к каким-то там медведям.
— К медведям?!
Нет, никто, кажется, не понял, почему Слава так громко вскрикнул.
— Где эти медведи? — спросила тётя Сима.
Ей показали рукой:
— Там!
И Слава с тётей Симой чуть не бегом отправились к медведям.
Что говорить: медведи были, Ася Сергеевна тоже была.
Только дело в том, что медведи были игрушечные. Куклы такие — величиной с бутылку. Они вертелись на таком круге. Кто платил несколько пфеннигов, тому давали ружьё, он стрелял в медленно проезжающего по кругу медведя, и, если попадал, медведь этот — кукла то есть — вставал на задние лапы и рычал. Ах, и не рычал он совсем, а чем-то там скрежетал. Механический же он был — не живой.
И тут стояла Ася Сергеевна и стреляла в этих медведей и смеялась, просто хохотала как сумасшедшая, когда попадала в этого мишку.
Слава подошёл к ней и спросил:
— А зоопарк?
— Господи, это ты, Славик? Вот встреча! На, постреляй — я заплатила.
— Вы же обещали повести меня в зоопарк, найти моего Мишку?!
Он хотел ещё добавить: «Как вам не стыдно»! — но удержался.
— Я?! Славик, что ты говоришь?
Тут в разговор вмешалась тётя Сима:
— Ася Сергеевна, вы ещё долго будете стрелять? Мы уже пойдём — поздно: Славику пора спать.
— Славик, а ты не постреляешь? — снова сладким голосом спросила Ася Сергеевна.
— Нет, — сказал Слава, — не постреляю. Спасибо.
Да, он хорошо запомнил, что сказал: «Спасибо». И с тётей Симой пошёл в гостиницу.
Потом какое-то время Слава был в номере один, и прежде всего Слава подумал об Асе Сергеевне. Какая она была всю дорогу миленькая — и не только с ним, а со всеми. Славе казалось, что она и вправду такая. А теперь до него, как говорится, дошло, что есть же такие люди: они лезут вон из кожи, чтобы всем-всем понравиться; они специально говорят всякие там приятные вещи, дают обещания — заманивают. А оказывается, что это потому, что, в конце концов, люди эти никому не нравятся. Они, наверно, всю жизнь гоняются за людьми, чтобы привадить их, придружить к себе. Ну, такие как Слава, может быть, и клюют на их удочку. Но тоже ненадолго. Потом срываются с крючка и уплывают. Так эти липово-миленькие люди и живут: в погоне за друзьями, которые в конце концов убегают от них.
Слава лёг спать с мыслями о Мишке и, конечно же, видел его во сне. Как он, Слава, бежит, значит, со второго этажа на шестой, где Мишка жил. А его там нет. Только ящик пустой и кукла с оторванной головой — Мишина работа. И Слава спрашивает:
«Где Миша?»
А ему говорят:
«Выше».
А Слава:
«Нет же этажа выше. Где Миша?»
«Выше — на крыше».
И весь этот разговор в рифму, как стихотворение всё равно.
И вот Слава уже на крыше. Вроде бы в Москве и вроде бы в Берлине. Под ним ярмарка — балаганы разные, карусели, комнаты ужаса. Он видит скелеты, черепа и всякое такое, что было в этой ужасной комнате. Потом мчится на тележке по рельсам, а Миша от него убегает и смешно так по-медвежьи задние лапы отбрасывает — голыми пятками сверкает. И хвостик его дрожит. А Слава его догоняет, а всё догнать не может…
