— Ага! — обрадовался Дождик. — Люди-то уж лучше всех знают, нужен я или нет… Пуще — так пуще!
И только он собрался припустить вовсю, как загромыхали колёса — на конных граблях ехали колхозники.
— Эх, — говорили они, — помешает нам дождик сено убрать… Хоть бы унялся, погодил маленько!
Дождик совсем растерялся. Он даже петь начал шёпотом и перепутал слова своей песенки:
Я на тучу упал,
Я с земли убежал,
Мои ножки тонки —
Меня не дождутся.
А тут между туч выглянуло ясное солнышко. Оно так заблестело, засияло, что Дождик сразу ослеп.
Ведь всегда при солнце Дождик становится слепым.
И он уже теперь не мог выбирать дороги, и пошёл по земле просто наугад. И больше на него никто не сердился. Все понимали, что если Дождик пришёл не вовремя, то сделал он это нечаянно.
МУРАВЕЙ И ТЛИ
— Гей, мои коровы, гей, мои безрогие! Гоню вас по прямой дорожке — по ровному сучку, на чистый луг — на зелёный лист. Чтоб паслись-наедались, молока нагуливали, чтобы с каждой Тли — по большущей капельке!
НЕЗАБУДКИ
Мы и ростом невелички, и цветы у нас капельные, и запаха приятного нет. А ты нас всё равно не забудешь.
Увидишь голубое небо весной, — нас вспомнишь.
Встретишь голубое чистое озерцо, — нас вспомнишь.
Глаза у кого-нибудь увидишь голубые, — опять нас вспомнишь.
Мы ведь — незабудки.
НТО БЕЛКИ ДЕЛАЮТ?
Старая Сова на пеньке сидит, головой вертит, глазищами круглыми хлопает.
— Не пойму, — говорит, — чегой-то на сосне мельтешит… Вроде знакомое чего-то… Эй, Сорока! Погляди, чего на сосне мельтешит? Я днём-то плохо вижу, не разберу никак.
— Да это белки, бабуся!
— Ишь ты! И сколько их, белок?
— Трое, бабуся. Моло-оденькие!
— Чего же они делают?
— Сейчас вот друг за дружкой бегут. Одна впереди, а две сзади.
— Небось шишку отнять хотят, еловую.
— Нет, шишки не видать. А теперь обратно повернули. Задняя белка догоняет, а передние бегут.
— Да куды бегут-то?! Может, спасаются от кого?
— Непохоже, бабуся. Вот остановились. А теперь на ветке качаются.
— Это как же — качаются?
— Да вверх-вниз.
— Небось мутовочку зелёную достать стараются. Свеженького погрызть хотят!
— Нет, бабуся. Они теперь вниз спрыгнули.
— Гриб какой-нибудь ищут… Мухомор какой-нибудь.
— Нет, бабуся. Не ищут! Они теперь вверх по стволу скачут, да все винтом, винтом!
— Тьфу, нечистая сила… Туды-сюды, вверх-вниз, взад-назад, винтом-финтом, и всё без толку… Не видала я таких белок. Небось ненормальные. Поди спроси сейчас же, чего они делают!! Ну? Спросила?
— Спросила.
— Чего они делают?
— Да они играют, бабуся! Играют!
ЧТО ЭТО НОЧЬЮ СВЕТИТСЯ?
Два маленьких лесных мышонка заблудились однажды. Играли, бегали, Друг за дружкой гонялись, потом глянь — место вокруг незнакомое. Чужой страшный лес!
А уже вечер наступил.
Красное солнышко за тёмные деревья закатилось.
Вот-вот глухая ночь настанет в лесу.
Скачут мышата с кочки на кочку, от страха попискивают, ищут дорогу домой. Хорошо бы Мышь-маму позвать, да боязно!
Уже и земли под лапками почти не видать. Чёрная трава над головою качается, шелестит. Чёрные кусты черники листьями шуршат. Чёрные пни вырастают на пути, как огромные башни. А совсем высоко, в поднебесной вышине, чёрные деревья на зелёном небе качаются, от ветра шумят… Страхи-то какие, мамоньки!
И вдруг что-то засветилось впереди. Голубым холодным светом, которого никогда мышата не видели…
Что это светится?
Пошли мышата тихонько-тихонько, глазёнки таращат, мокрыми носишками воздух нюхают.
Ближе голубой свет.
Совсем близко.
Видят: это старый пень, гнилой да склизлый, сам собою в темноте светится.
— Ты видал, чтобы пни светились? — спрашивает один Мышонок.
Второй от удивления на задние лапки сел.
— Нет, — говорит, — не видал… Вон, оказывается, чего в лесу-то бывает!
Обнюхали мышата удивительный пень, обсмотрели, даже на зуб попробовали.
Потом дальше побежали.
А в лесу ещё темней сделалось. Уже высоких деревьев не видать и зелёного неба не видать, а кусты над головой еле-еле угадываются.
На полянку выскочили мышата. Да так и присели на растопыренные лапы.
По всей полянке голубые огоньки мерцают. Видимо-невидимо! И двигаются эти огоньки, с места на место перескакивают, кружатся…
— Мамоньки! — первый Мышонок говорит. — Это что же: гнилые пни плясать да кружиться начали?!
— Это небось маленькие такие гнилушки… — второй Мышонок говорит. А сам от страха заикается.
Чуть не на пузиках поползли мышата, тихо-тихо ползут, не дышат.
Ближе вертлявые огоньки.
Совсем близко.
Видят мышата: на кустах и в траве чёрненькие жуки ползают и брюшко у каждого жука голубым пятнышком светится. Вот оно что!..
— Чего их бояться! — первый Мышонок говорит.
И одного светляка съел.
— Конечно, — второй Мышонок поддакивает. — Букашки, больше ничего!
И двух светляков съел.
Поглядели ещё мышата на удивительную полянку, повернулись, дальше побежали.
А в лесу-то совершенная тьма настала. Ни деревьев больше не видать, ни кустов, ни черники с брусникой. Только нюхом и можно дорогу отыскать.
Вдруг высоко над головами мышат новые огни засветились. Жёлтые, Два круглых одинаковых жёлтых огня.
Мерцают, медленно поворачиваются.
На мышат уставились.
— Небось тоже букашки! — первый Мышонок говорит.
— Ага, — поддакивает второй. — Я бы их съел, кабы не так высоко забрались!
А жёлтые огни с места снялись и бесшумно поплыли вниз, прямо на мышат.
Хорошо, что Мышь-мама, которая детей своих разыскивала, успела вовремя подбежать. Одного Мышонка в кротовую норку толкнула, второго под еловый корень подпихнула. Сама — прыг! — и за пнём спряталась.
Жёлтые огни низко проплыли, ветерком опахнули. Исчезли.
— Мам, это что было такое? — первый Мышонок спрашивает.
— Это чего светилось? — переспрашивает второй.
А Мышь-мама из-за пня вылезла, отдышалась и отвечает:
— Сейчас я вам такую трёпку задам! Такую таску! Будете у меня по ночам разгуливать!
— Да что же это светилось-то?
— Это глазища совиные! Это про вас, бестолковых да глупых, летает мышиная смерть!
КОМУ ЖАРКО, КОМУ ХОЛОДНО
Барсук говорит:
— Ну что за лето нынче?! Холодно, дожди льют. Впору зимнюю шубу надевать… У меня барсучата малые даже в норе зябнут!
