— Не могу, Андрей, — признаюсь чистосердечно.
— На кой шут тогда тебя держат в радиокомитете?
— Сам удивляюсь.
Радиоприемник отправляется на полку. Так мы оказались без газет и радио на целый месяц.
— Надо патроны приготовить, — говорит Андрей и ставит возле печки две пачки тозовских патрончиков. Масло разогреется, и его легко будет убрать с патрончиков.
Я устраиваюсь на нарах поудобнее. Дневные хлопоты окончены. Хорошо лежать на оленьей шкуре, слушать, как потрескивают дрова в печке, как за стеной шарит ветер.
Андрей достал блокнот и записал: «20 октября. Дневали. Возле зимовья убили пять белок. У одной белки белый носик».
— А я один раз убил соболя с белыми передними лапками, — говорит Михаил. Он чистит ружье.
— Это что, — говорит Андрей. Он положил блокнот на полочку. — Я как-то убил косача, белого, как куропатка.
— Не заливай.
— У жены спроси.
— Тоже нашел свидетеля, — хмыкает Михаил. — Я один раз своей жене принес гагару и говорю: «Гуся спромышлял, свари к ужину». Теребит она, мучается. У гагары перья сидят, как гвозди в лиственнице. Соседка пришла и спрашивает: «Ты чтой-то, девонька, делаешь?» — «Да вот Миша гуся добыл. Только, должно, старый попался: руки до крови изранила, но ни одного пера выдрать не могу». — «Очнись, девонька, с каких это пор гагары гусями стали? Их собаки не едят, не то что люди. Вкус такой: ни рыба ни мясо».
Иду с работы. Я уже забыл про эту проклятую гагару. Открываю дверь. Из кухни гагара в меня летит. Ладно, успел пригнуться. Следом за гагарой вылетает из кухни женушка. Руки в бока, глаза круглые, как у совы, бешеным огнем сверкают: «Ты мне что, рыжий черт, вместо гуся подсунул?»
У печки щелкнул выстрел: патроны накалились. Надо мной в потолок ударилась гильза и упала на спальный мешок. Михаил схватил телогрейку и накрылся. Андрей вскочил и шагнул к печке. Но там раздалось сразу несколько выстрелов. Андрей юркнул под нары. Я даже удивился его проворству.
— Андрей, убирай патроны! — сердито кричит Михаил.
— Ты же ближе, — из-под нар отвечает Андрей. — Отодвинь их. Я из-за твоей дурной головы не хочу умирать раньше времени.
— Не пули же летят, а гильзы.
— Вылезай и лови их сам.
Парни ведут переговоры, а патроны лопаются. Щелкают о стены гильзы.
Наконец, Михаил встал, накрыл патроны телогрейкой и отодвинул от печки.
— Мозги-то ты дома забыл? — ругается Михаил. — Ближе-то к печке не мог положить.
Андрей, смущенный, вылез из-под нар, весь в перьях и стружках. Михаил глянул на него и затрясся от смеха.
— Гаси, Андрей, свет, — просит Михаил. — Завтра вставать рано.
Вот уже несколько часов иду лесом. Назариха с Орликом бегут впереди. На душе светло и радостно. Со всех сторон обступает тайга. Она всегда поражает своей необычайной красотой. Тайга, как море, никогда не бывает одинаковой.
Помню, как-то подстерегла меня пурга в пути. Потерял направление. Пришлось ночевать. Утром нашла меня Авдо, выслушала, а потом говорит: «О худой парень. Где у тебя глаза были? У всех гор лицо есть. На него надо смотреть. Всегда знать будешь, какая погода придет».
Тогда я на ее слова не обратил внимания. Теперь я знаю: Авдо была права.
Сегодня, когда я выходил на охоту, ярко светило солнце, голубел снег, березовые рощи щеголяли белизной, сосновые боры были наполнены золотистым светом, кедры утратили угрюмость. Но вот на небо набросило белесую пелену, солнце потускнело. Посуровели лиственницы, насупились кедры, в их ветках лег сумрак. Даже березы пригорюнились. Набежала тучка, сыпанул снежок. И опять лес преобразился. Горы отодвинулись, расплылись, а затем совсем исчезли.
Залаял Орлик, Голос у него визгливый, как у щенка. Надо же природе наделить его огромным ростом, силой и в то же время лишить хорошего голоса. А я люблю звучный лай собаки. Громкий лай, особенно в горах, где он усиливается эхом, невольно будоражит во мне кровь охотника.
Вот подала голос Назариха. Белку нашел Орлик. Для Назарихи белка не представляет интереса, но она присоединилась для компании. Теперь она признает за зверей только сохатого и соболя.
Подхожу. Собаки лают на кедр. А он огромный, ствол в несколько обхватов, ветки настолько длинные и густые, что в них можно спрятать оленя. А попробуй белку увидеть. Бессмысленная трата времени. Некоторые охотники носят с собой бич. Ударят им по стволу. От резкого щелчка белка прыгнет на соседнее дерево. Но я таким орудием пользоваться не умею.
Назариха лает, а сама поглядывает на меня. Мол, плюнь ты на эту белку. Вокруг такого кедра неделю ходить будешь, не найдешь ее. Попробуем. Заряжаю ружье дробовым патроном. Стреляю наугад. Может быть, пошевелится белка. Дробь стучит по веткам. Собаки выжидательно смотрят вверх. К моему удивлению, вдоль ствола падает белка: случайно попал. Орлик поймал ее на лету. Она вся в его огромной пасти, снаружи только бурый хвост.
— Нельзя! — кричу я и хватаю Орлика за загривок. А он спокойно жует белку. — Нельзя!
Слова мои не доходят до Орлика. Он не понимает их. Тогда ударяю посохом Орлика по боку. Он выпустил белку, отскочил и с укором смотрит на меня: «За что? Я же нашел белку!»
Орлик еще не понимает многого. А за науку ему придется расплачиваться не раз. Другого выхода нет.
У меня была одна собака. Любого зверя брала. Охотиться с ней было одно удовольствие. Но имела гадкую привычку. С утра ей нужно было съесть трех белок, а потом за весь день не тронет ни одной. И что я только ни делал, а отучить от этого не мог. А если Орлик начнет есть белок? Он же десяток проглотит и не почувствует: пасть как у медведя. Тогда ему нечего будет делать в тайге.
— Ты, дружище, не сердись, — дружелюбно говорю Орлику. — На охоте есть свои законы, и их надо соблюдать. Еще пару затрещин получишь и больше не тронешь белку.
Иду по распадку к вершине хребта. Собаки убегают. А времени уже много: перевалило за полдень. Еще спромышляю одну белку, и надо возвращаться к зимовью. Верно, трофеев сегодня маловато — всего пять белок, но для начала и этого достаточно.
Самое главное мое приобретение — это то, что я почувствовал себя в работе. Мне дано задание спромышлять сто белок и шесть соболей. Начало сделано.
Идти в гору трудно. Ичиги скользят, несколько раз падаю. Так недолго покалечиться или погнуть ружье. Что делать? Поперек подошвы привязываю веревочки из поводка. Ноги стали скользить меньше.
Свежий след белки. Собак нет. Пытаюсь выследить сам. Белка идет то низом, то по деревьям. С полчаса кружу по распадку. Наконец потерял след: белка ушла куда-то по еловому лесу. Не получился из меня следопыт.
